Он повествует, что у одного из его монахов был брат по имени Феодор, который был весьма своенравен, и его держали в монастыре из жалости и по любви к его брату, монаху. И, несмотря на то, что много раз другие монахи призывали его к порядку, он отнюдь не желал исправиться, а, наоборот, весьма гневался и возмущался, и смеялся над монахами, и говорил, что никогда не пойдет в монахи. И когда в это время пришла эпидемия, Бог и его поразил болезнью. И когда болезнь его тяжко сдавила и, можно сказать, он был при смерти, братия окружила его одр, и все, кто был тут, коленопреклонно горячо возносили к Богу молитвы о нем. Вдруг, он начал кричать: «Уходите, уходите отсюда все!» И когда братия спросила, почему он хочет, чтобы они удалились и что за причина его крика, он ответил: «Разве вы не видите здесь змия, который, можно сказать, поглотил все мое тело? И только еще одна часть моего тела осталась, которую змий не может поглотить вследствие ваших молитв; и это для меня еще большая мука, чем если бы он поглотил меня всего целиком». Тогда братия познала, что это был бес, и сказала брату: «Перекрестись». И он ответил: «Я не могу, потому что этот змий держит мои руки как бы связанными». Видя такое положение, вся братия тогда поверглась на землю на колени и возобновила молитвы еще более горячо, моля Бога освободить его от бесовского насилия. И вдруг он начал говорить: «Благодарение Богу! Благодарение Богу! Я освободился благодаря вашим молитвам; теперь я хочу быть монахом». И после этого прожил доброй жизнью и вскоре умер.
Затем святой Григорий, вне связи с прежним, приводит другой пример, о некоем человеке по имени Хрисавр, который был богат и настолько полон грехов, насколько богатств: надменен, алчен и развратен; и в своей жизни отдавал свою душу только мирским вещам. И наконец, когда он лежал больным в постели и дошел до крайнего состояния, ему явилось множество бесов, которые показывали желание похитить его душу из тела; и он страшно побледнел и начал дрожать и покрываться потом и призывать своего сына Максима, и кричать: «Максим, помоги мне! Защити меня!» На эти крики сбежались Максим и вся семья; когда они собрались у его одра и спросили его, чего он хочет, он отвернул лицо в сторону, чтобы не видеть тех бесов; но они были перед ним; и он отвернулся на другую сторону, но и они перешли на другую сторону, откуда он отвернулся. И поскольку это происходило все время, он начал кричать много раз: «Господи, дай мне времени до завтрашнего утра». И, в конце концов, он не смог этого получить, и в таком положении умер.
Святой Григорий представил эти два примера один за другим, которые, он говорит, даны нам для примера, чтобы показать, что мы не должны доводить себя до такого крайнего состояния, чтобы не оказаться в таком положении, в каком оказался последний. А если мы действительно дойдем до такого состояния, мы возложим надежду на Бога, как сделал это первый. Таким образом, никому не следует никогда доводить себя до такого положения, так чтобы откладывать покаяние до последнего часа своей жизни; но надо быть всегда готовым и часто исповедоваться и причащаться, и быть хорошо очищенным, и в порядке, как если бы человек ежечасно ожидал своей смерти. Потому что человек, который всегда бывает в состоянии готовности и постоянно памятует о том, что ему предстоит умереть, воздерживается от очень многих грехов. Это так, как говорит премудрый Иисус Сирах: «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь». То есть если ты хочешь жить хорошей жизнью, помни всегда во всех твоих делах о смерти, и ты не совершишь греха; и это памятование о смерти будет тебе весьма полезно и принесет величайший плод.
Таким образом, возлюбленные, пусть каждый заботится о том, чтобы хорошо жить, если желает хорошо умереть, и пусть всегда имеет у себя в памяти свой последний, смертный час, дабы, таким образом поступая, нам иметь благодать Божию в этой жизни, а в иной жизни — славу Спасителя нашего Иисуса Христа, распятого и умершего за нас. Которому подобает честь, слава и держава в нескончаемые веки веков. Аминь.
Фра Иероним Савонарола, игумен монастыря святого Марка во Флоренции
(1452–1498)
Евангелие раскрывает нам одну очень важную сторону жизни, которая в настоящее время особенно игнорируется культурным человечеством, но которая не может быть вычеркнута из цельного христианского мировоззрения. Евангелие учит нас определенно, что наша человеческая жизнь не ограничивается пределами земного существования, которое является лишь началом и подготовительной ступенью к нашему подлинному вечному бытию. Евангелие утверждает и убеждает нас, что за этой временной земной жизнью начинается жизнь в ином мире, конца не имеющем. Мы не можем пройти мимо этого утверждения Евангелия, не задумываясь над ним. Между тем почти все мы живем, совершенно о нем не думая, с ним не считаемся, не сообразуем с ним свою жизнь, живем почти так, как живут мухи и воробьи. Нельзя не удивляться этой поразительной беспечности человеческой, о которой знаменитый оптинский старец Амвросий когда-то отозвался так: «Если на одном конце деревни начнут вешать, то на другом будут еще плясать, говоря: до нас не скоро дойдет». Кто-то как будто завязал нам глаза на наше собственное, для всех очевидное, неизбежное будущее — смерть, переход из настоящей жизни в какое-то новое бытие или небытие. Все внимание, все заботы современных людей, и особенно людей культурных, образованных, всецело направлены на их земное благополучие, которое ими устраивается с возможной заботливостью, но без всякого соотношения с их будущим посмертным существованием. Для того чтобы устроить свое земное благополучие, личное или семейное, или национальное, люди не останавливаются ни перед какими трудностями, ни перед какими жертвами. Они вступают в кровопролитнейшие войны, в которых погибают сотни тысяч человек, из которых, таким образом, ни один не увидит и не воспользуется тем благополучием, ради которого предпринимается война… Что же заставляет их так поступать, жертвовать своей жизнью, переносить тяжкие страдания ради ожидаемого какого-то общего блага? Не есть ли это в них голос тайного инстинкта, что человеческое существование не исчерпывается в конце концов одним только земным существованием и что поэтому нам не следует особенно и дорожить им в ожидании некоторой иной жизни? Таким образом, самая наша жертвенность своей жизнью ради временных земных целей, ради нашего общего благополучия не является ли скрытым доказательством нашей веры в наше бессмертие?
Евангелие же со всей определенностью подтверждает нам истину этой инстинктивной нашей веры в наше бессмертие. Господь Иисус Христос постоянно об этом говорит. Заканчивая свою беседу о Страшном суде, Он говорит об участи грешников и праведников: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25, 46). Как бы мы ни толковали слово «мука» и слово «жизнь», но «мука» всегда будет «мукой», а «жизнь» всегда будет «жизнью». Да и слово «вечный», как ни объясняй его, всегда останется с характером постоянства и неизменности. Эти и подобные им слова, постоянно встречающиеся на страницах Евангелия, проходят мимо ушей наших, не оставляя в нас никакого впечатления, как будто мы их не слышим. Люди живут так, как будто за пределами земного существования никакой жизни уже не будет, и потому к этой будущей жизни не готовятся, не думают о ней, не волнуются ей и никогда о ней между собой не говорят. Все внимание, как мы сказали, всецело сосредоточено на интересах земной, временной жизни, хотя люди и не могут не сознавать, что при отсутствии вечной жизни земная жизнь не только отдельного человека, но и всего человечества превращается в пустой сон, в пустую и праздную мечту, в мыльный пузырь. И, однако, этой мечте люди отдают все свое внимание, все свои силы, думы и заботы, все свои радости и печали, все серьезные и глубокие движения своего сердца и своей мысли, чего она, эта мечта, в ее оторванности от вечности совсем не заслуживает. Имеем ли мы, однако, какое-нибудь основание утверждать, что будущей жизни, о которой определенно говорит Евангелие, на самом деле не будет? Такого основания у нас нет. И мы не потому не думаем о будущей жизни, что имеем основание не верить в нее, а единственно потому, что к вопросу о бессмертии мы сделались безнадежно равнодушными под влиянием современного материалистического духа времени. Этот вопрос не только нас не волнует и не тревожит, он просто для нас не существует, мы им не интересуемся. Таков дух современной культуры. Если мы и задумываемся о чем-либо посмертном, то не о своем личном бытии или о бытии близких нам людей, а о том, какую память оставим мы у людей после нашей смерти — у родных, у друзей, в своем потомстве, в своем народе, в истории, в человечестве, словом, у всех и всюду, но только не у Бога.
