Но все же, как Он мог быть и человеком и Богом в одно и то же время? И как могли Он и Бог (и Дух Святой) быть Богом, если Бог только один? Очень немногие христиане согласились бы признать, что Бог не один, — это было бы язычеством. Так как же они могли оставаться монотеистами, признавая Христа Богом?
Арий и Никейский собор
Одно из решений этой проблемы и привело впоследствии к Никейскому собору. В начале четвертого столетия, почти в то же время, когда произошло обращение Константина, в Александрии Египетской, важном центре христианского мира, проповедовал популярный пресвитер Арий [6]. Арий пытался разрешить проблему природы Христа, утверждая, что в начале был только Бог-Отец. Но в какой-то момент бесконечно далекого прошлого Он сотворил Себе Сына, и именно через этого Сына Божьего, Христа, Он создал все сущее. Таким образом, Христос оказывался существом божественным — но Он был ниже Бога-Отца, являясь Его первым творением. И Христос был тем, кто создал все остальное. Затем Он вочеловечился, рожденный Девой Марией; Он умер во искупление грехов человечества, был воскрешен из мертвых и продолжает пребывать с Богом, как Его Сын, на небесах.
Это решение проблемы идентификации Христа было крайне популярным, в частности, потому, что так удачно сохраняло все утверждения, которые христиане привыкли слышать о Боге (есть только один Бог; Он воплощается перед нами в Христе) и о Христе (Он имеет божественную природу; Он вочеловечился). Но были и другие христиане, которые подвергли эти утверждения серьезному сомнению, поскольку, с их точки зрения, Христос представал в них второстепенной фигурой по сравнению с Богом-Отцом и являлся не вполне божеством. Среди оппонентов Ария был Афанасий — тогда молодой дьякон Александрийской церкви, ставший одной из самых значительных фигур в истории христианства четвертого века. Афанасий и его сторонники настаивали на парадоксальном понимании Христа как Бога и все же человека. Христос существовал всегда — Он не был сотворен в какой-то определенный момент времени, — и Он сам имел всецело божественную природу (а не был наделен ею в результате каких-то преобразований). Фактически Он имел ту же сущность, что и сам Бог-Отец. Именно такое понимание в конечном итоге привело к догмату о Троице, согласно которому Бог един, но существует в трех лицах. Все три ипостаси единосущны и равно вечны, но не являются тремя Богами: Бог один, явленный в трех лицах.
Все эти дискуссии могут показаться нам сегодня довольно странными. Но в Александрии и в других частях христианского мира начала четвертого столетия эти вопросы горячо обсуждались. И в жаре этих дебатов рождалось единство церкви, поскольку дискуссии, споры и даже акты насилия в конечном итоге позволили преодолеть вопрос о том, был ли Иисус, если Его создали как второстепенное божество, лишь «подобным» Богу, или «единосущным» Ему и равно вечным. Более поздние теологи, оглядываясь назад, отмечали, что разница в позициях двух борющихся сторон заключалась не более чем в одном i:одни говорили, что Иисус подобен Богу (греч. homoiousios), а другие — что Он единосущен Богу (греч. homoousios).Но это и в то время таило в себе поистине взрывную силу.
Какое все это имеет отношение к Константину? Как мы уже видели, — и как отмечал сам Тибинг, — Константин хотел, чтобы христианство помогло ему объединить империю. Но как могло христианство привести к единству, если внутри себя оно было расколото по казавшемуся тогда фундаментальным вопросу (в некотором роде основ- номутеологическому вопросу) — о природе Самого Бога? Константин, стремясь к единству церкви ради единства империи, созвал собор, чтобы разрешить вопрос, наиболее остро поставленный Арием: был ли Христос божественным творением Отца или Сам являлся равно вечным и единосущным Богу.
Никейский собор собрался для того, чтобы решить этот вопрос, в 325 г. н. э. [7]Вопреки утверждению Лью Тибинга, при «голосовании» победившая позиция была поддержана не таким уж и узким кругом лиц. Подавляющее большинство епископов — 200 из 250 — высказалось против взглядов Ария и солидаризировалось с позицией Афанасия, которая со временем стала позицией большинства христиан (хотя дебаты продолжались в течение десятилетий и после этого собора). И, что еще более важно, вопреки Тибингу, голосовался не вопрос о божественности Христа. Христиане вот уже 250 лет как были согласны в том, что Христос — Бог. Единственный вопрос заключался в том, какова природаэтой божественности, и его призван был решить Никейский собор.
Константин в представлении Тибинга
Есть и другие замечания Тибинга, касающиеся императора Константина, которые нам придется рассмотреть в последующих главах. Он заявляет, например, что христианская Библия в том виде, в каком мы ее знаем, — двадцать семь книг Нового Завета, — составлена самим Константином в попытке гарантировать единство церкви, в которой он видел силу, способную объединить его империю. Это утверждение, как мы увидим, в корне неверно; формирование канона Нового Завета было длительным, нелегким процессом, начавшимся за столетия до Константина и продолжавшимся еще долго после его смерти. Он не имел к этому процессу практически никакого отношения. Кроме того, четыре Евангелия, которые мы рассматриваем как часть Нового Завета, имели для христиан твердый статус священных книг еще задолго до обращения Константина, в то время как «другие» Евангелия уже давно были осуждены христианскими лидерами как еретические, — Константин их не запрещал.
Далее Тибинг уверяет, что Константин придал христианству «мужскую» окрашенность, исключив из него и даже демонизировав все женское, поэтому истинная форма христианства, которая прославляет священное женское начало, была утрачена для потомства, если не считать такие незначительные тайные общества, как Приорат Сиона, где она продолжает жить. Как мы увидим, это также не имеет отношения к историческим реалиям, а лишь является следствием полета фантазии, полезного для романа «Код да Винчи», но никак не связанного с реальным ходом истории.
Но прежде чем перейти к этим вопросам, для нас было бы важным рассмотреть другие документы периода раннего христианства, которые упоминают в «Коде да Винчи» Тибинг и, в меньшей степени, Роберт Лэнгдон. Это документы, ставшие известными в результате недавнего открытия свитков Мертвого моря и библиотеки Наг-Хаммади, которые прояснят для нас истинную природу христианства. Это будет темой следующей главы.
Глава вторая
Открытие свитков Мертвого моря
и библиотеки Наг-Хаммади
Объясняя Софи «истинную» природу Христа в своей гостиной, Лью Тибинг замечает, что, в то время как Евангелия Нового Завета изображают Иисуса Богом, а не человеком (взгляд, как мы уже видели, сам по себе неверный), существуют другие евангелия ранних христиан, которые дают исторически более точное изображение, представляя Его человеком. Эти евангелия, говорит ей Тибинг, были обнаружены в относительно недавнее время среди археологических находок — свитков Мертвого моря и документов, извлеченных из земли близ Наг-Хаммади в Египте. Это, указывает он, одни из самых ранних доживших до наших дней евангельских текстов об Иисусе, благодаря которым мы можем скорректировать каноническое представление о Нем как о Боге.
Верны ли эти суждения о свитках Мертвого моря и библиотеке Наг-Хаммади (как ее называют)? Или они являются частью художественного вымысла в романе «Код да Винчи»?
Вспомним слова Тибинга:
— К счастью для историков, — продолжил Тибинг, — некоторые Евангелия из тех, что приказал уничтожить Константин, уцелели. Так, в 1950 году в пещере неподалеку от Кумрана были найдены свитки Мертвого моря. А незадолго до этого в 1945-м, Коптские свитки, их нашли в Наг-Хаммади. В этих документах рассказывалась не только истинная история Грааля, они повествовали о пастырской роли Христа с чисто светской точки зрения. И разумеется, Ватикан, в худших своих традициях дезинформации, стремился пресечь распространение этих свитков (с. 284).
