Речь есть таинство для Волхва. В каждом его слове – память прошлого и предощущение будущего; каждое слово для него самоценно, по-своему одушевлено, и он их на ветер не бросает. «Умей быть вещим или молчи» (Бальмонт).
Лгут люди. Язык же, сам по себе, никогда не лжёт; быть правдивым и точным – его назначение. Высокая Поэзия всегда правдива и безыскусственна[33].
Прислушиваясь к велениям Свыше, откуда идёт весть, Поэт провозглашает Правду. «Сама Повелительница Фей закляла мои уста. Не могут они произнести ни слова лжи, если б даже и захотел я покривить душой», – говорит знаменитый шотландский поэт-прорицатель XIII в. Томас Лермонт, которого М.Ю. Лермонтов считал своим предком и мистическим вдохновителем.
Известна потрясающая мощь слова, в котором запечатлена Правда. Тот, кто говорит только Правду, развивает силу материализации своих слов. Праведник, достигший состояния постоянной правдивости, получал вместе с тем власть над словом; каждое слово его обретало силу заклятия, и даже шёпот поражал сильнее грома.
Заклинание – это воплощенная Воля. Воля воплощается в слово, слово – в действо. Это и есть ВОЛШЕБСТВО.
Добрая Воля, насыщающая особой свещенной мощью слова Волхва, творит чудеса. На этом основана действенность врачующих заговоров. Добрая Воля жива и бессмертна. Голая же мысль, взятая сама по себе, бездуховна и бесплодна. Силой творить события, вызывать явления, исцелять друзей и укрощать врагов обладает лишь мысль, обуянная Доброй Волей.
Подлинная Знахарка, пробуждая жизненные силы больного, не прибегает ни к каким магическим ухищрениям. Она воздействует на внутренний организм непосредственно флюидическими истечениями своего льющегося через край доброжелательства. Но она же может грозно-безмолвной волей своей сковать волю чужую, злую; было у Язычников такое имя – Доброгнева.
Заговор может быть и беззвучным, если Волхв или Ведьма доходят в своём служении Добру до той степени, когда их благие сердечные порывы сами по себе облекаются тонкой живительной плотью и для их осуществления уже не требуется ни произнесение тех или иных заповедных слов, ни соблюдение того или иного ритуала.
* * *
«Умоюсь утреннею росою, утрусь светлою луною, оденусь утреннею ясною красною зарёю…» Или: «Оденусь светлою зарёю, покроюсь облаками с частыми звёздами, опояшусь буйным ветром…» Так начинаются распевные древнерусские Языческие заговоры-обереги. И здесь не просто красочные иносказания, не просто поэтические метафоры, как полагали Афанасьев, Буслаев, Потебня, Миллер и другие представители мифологической школы. Здесь отголоски того мироощущения, какое некогда действительно переживал в лунатическом трансе Знахарь, душою сливаясь со всей полнотой планетарной и вселенской Жизни.
Он уже не просто человек, для которого Природа есть нечто внешнее. Разлука преодолевается, грани стираются в радостном объятии родственных Стихий. Свершается ВЫСШАЯ МИСТЕРИЯ ЖИЗНИ – самоотождествление человеческого Я со всем сущим.
В таком состоянии человек ощущает свою глубочайшую, симбиотическую связь с Землёй. Ему становятся доступны самые тонкие и потаённые движения в Природе: он может проникнуть в мироощущение любого живого существа, ему ведомо молчание дерева и внятно дыхание трав.
«Оболкусь я оболоком…», то есть облекусь в духовную плоть, – так порой говорится в заговорах. Несомненно изначально сакральное содержание слова «облако». Облака – это облачение Духов. Именно этим и объясняется то, что в русском обрядовом фольклоре такое большое значение придаётся облаку. Полоцкий князь Всеслав-Чародей, у которого, согласно летописи, «вещая душа была в отважном теле», в «Слове о полку Игореве» «обесися сине мгле», то есть обернулся синим облаком.
По всей видимости, в древних заговорах упоминаются волшебные обряды, которые когда-то давным-давно творились на самом деле, но затем мало-помалу утеряли свою былую силу, утратили свой прямой смысл и в конце концов превратились просто в устные описания.
В 1917 г. в Петрограде вышло в свет исследование русского фольклориста Н.Ф. Познанского «Заговоры», где автор, на основании огромного фактического материала, убедительно показал, что словесные описания магических действ, содержащиеся в заговорах, представляют собой реликты действ, некогда реально совершавшихся.
Первоначально обряд являлся действием без всяких слов; слова были не нужны, а если и произносились сопровождающие обряд словесные формулы-заклинания, то играли они второстепенную, вспомогательную роль, служа лишь средством для сосредоточения воли и мысли.
В славянских и балтийских языках сохранился древнейший индоевропейский корень «вед», означавший «знание», «познание». Но имелось в виду не обычное умозрительное познание, а сердечное, интуитивное, сокровенное. Лингвисты указывают также на сходство архаичного индоевропейского корня «вид – вед» с нашими словами «видеть – ведать», восходящими к тем временам, когда познание Мира определялось, прежде всего, ведовским (трансовым) видением его, то есть внутренним сверхчувственным зрением – ясновидением. Тогда «видеть» означало «ведать», и наоборот.
Ведовское Знание (так же, как и Высшие Истины) бессловесно: оно сродни вещему телепатическому предчувствию. Его невозможно выразить словами («мысль изречённая есть ложь»), а лишь сопереживанием. Невозможно субъективный религиозный опыт сделать объектом исследования, препарировать, перевести в сухую книжную учёность. Тем более что все европейские языки и, прежде всего, наш иудохристианизированы[34], выхолощены, обескровлены и практически мертвы. Искажены, опошлены или вовсе вытравлены слова, отражавшие весь пласт понятий, раскрывающих суть Языческого мировоззрения. Ныне слова потеряли своё энергетическое выражение, и люди пользуются языком, полностью утратившим свою магическую способность. То, что некогда было ЖИВЫМ СЛОВОМ, превратилось в лексику, в искусственные лингвистические построения.
Когда Языческие понятия наукообразно преподносятся современным языком, то неизбежно возникает профанация. Тем самым идейная суть Учения всё более и более обезличивается, расплывается в пустопорожнем словоблудии; получается, как на воде вилами писано.
Насколько жизненно важен для народа ЕГО родной язык – носитель национального самосознания, – объяснять не надо. Не зря же уже 1000 лет его сознательно уродуют чужеродные силы. Нам, Русичам, необходимо учиться общаться на СВОЁМ, РУССКОМ языке, возвращая в него смысл древних полузабытых понятий КРОВИ И ПОЧВЫ. Через свещенную мощь чистых Языческих образов подключаться к глубинным своим корням и черпать там уверенность в Победе.
* * *
В далёкой первобытности у славян был культ Природы и культ Предков-Покровителей. Оба эти культа в большинстве случаев соприкасались и даже переплетались между собой. Почитание волшебных сил Природы и чествование Чуров-Пращуров сливалось в одно неразрывное целое.
В религиозном сознании Духи Предков сближались, сочетались, а подчас как бы отождествлялись с природными Духами-Силами. И это понятно: ведь умершие никуда не уходят из Природы, а только меняют своё обличье, оставаясь бессмертными в лоне Рода. Непрерывный жизненный поток продолжается после развоплощения и сливается с природным в великом коловращении сущего[35].
Покойники («родители») таинственным образом связаны со стихийными Духами и способны поэтому оказывать воздействие на природные, погодные явления.
Грани между обоими этими понятиями Духов-Сил-Сущностей зачастую размыты и иногда вовсе неощутимы. Отсюда – возможность их перевоплощения-оборотничества, проявления в переходных и смешанных обличьях. Сливаются, перемежаются, сочетаются образы человеческие и нечеловеческие. Совмещаются они по-разному: то одна, то другая сторона выступает на первый план, порождая причудливые образы Царевны-Лягушки, Лебедь-Девы или Ящурки-Хозяйки подземельной.
Со сложным, восходящим к материнскому родовому строю образом Русалок-Берегинь связывались представления о покровительствующих женских Предках-Праматерях (Прародительницах-Родоначальницах), и, одновременно, Русалки оборачивались дивными водными нимфами – воплощением живительных сил Матери-Земли. В сказаниях, бывальщинах, народных поверьях они выступают то самостоятельно, то, теряя очертания, вообще расплываются в порождающей их стихии.
Призрачные русые девы – не чуждые русскому селянину, не враждебные, они – родные; только иного, русалочьего племени. Из чудесного Тридевятого Царства они являлись не как жуткие привидения из другого, потустороннего мира, а как другая качественная («ночная») сторона той же самой действительности – Родной Природы.
