Описанный Честертоном ход событий выглядит извращением на почве личных проблем генерала. Но с точки зрения теорем Гёделя он тривиален. Если религия включает полную — а значит, противоречивую — аксиоматику, то можно, строго следуя ее требованиям, делать любые — пусть и прямо противоположные друг другу — выводы. В том числе и в сфере морали.
Название знаменитого «спагетти-вестерна» Серджо Леоне указывает: противостояние добра и зла далеко не так очевидно, как мы зачастую полагаем. Даже если отвлечься от того, что все трое главных героев, мягко говоря, равно далеки от идеалов добра. Куда важнее, что сами эти идеалы в зависимости от места и времени бывают очень далеки от наших привычек.
В советскую эпоху не очень любили термин «готтентотская мораль». Восходит он к легендарной, но реальной беседе христианского миссионера с одним из представителей южноафриканского племени готтентотов. На вопрос «Что такое плохо?» готтентот ответил: это когда мой сосед побьет меня, угонит мой скот, похитит мою жену. На вопрос «Что такое хорошо?» он же ответил: это когда я побью моего соседа, угоню его скот, похищу его жену.
Очевидное любому из нас «Не делай другому того, чего не хотел бы себе» — требование довольно поздней стадии развития человечества. В частности, эту его формулировку дал иудейский законоучитель Гиллель уже во времена римского владычества. Да и она изрядно упрощена: к ней необходимо множество оговорок, связанных с различиями потребностей и вкусов.
Правда, религиозное мышление объясняет разнообразие этических систем простейшим образом. Мол, истинный бог предписывает истинную этику, а все прочие образы жизни продиктованы то ли неведением этих предписаний, то ли и вовсе недобрым духом. Словом, есть два мнения: мое и неверное.
Увы, все тот же Гёдель не оставляет ни малейшей надежды на подобную идиллию. Ведь из религии как полной — значит, противоречивой — системы можно вывести любые утверждения в любой сфере. В том числе и в этической.
Иными словами, любая мыслимая и немыслимая система норм человеческого поведения может с равным основанием претендовать на божественное происхождение. А многие и впрямь претендовали. Например, наше нынешние борцы с рабством ссылаются на то же священное писание, откуда еще пару веков назад черпали аргументы рабовладельцы.
Конечно, конкретная этическая система может ссылаться на божественный авторитет. Но такие ссылки, мягко говоря, не слишком убедительны. Ведь тем же авторитетом можно освятить и любую другую систему.
Если преподавать этику с малых лет, когда человек не способен к критичному мышлению, ссылка на высший авторитет поможет зафиксировать некритичное принятие заданного набора правил. Зато потом человек может столь же некритично отнестись к любому иному набору, ссылающемуся на тот же авторитет. Ведь новые ссылки — в силу первой теоремы Гёделя — не менее правомерны, чем прежние.
Массовое неприятие бога и морали учениками гимназий и воскресных школ вековой давности, проявившееся в столь же массовых революционных гонениях на все святое, порождено не тем, что гимназисты вдруг осознали: нельзя доказать необходимость морали наличием бога. Ведь теоремы Гёделя, установившие эту недоказуемость, созданы через четырнадцать лет после революции! А уж баснословный средневековый аморализм высшего католического духовенства и подавно мотивирован не математическими соображениями. Но сами эти факты убеждают: преподавание религии ни в коей мере не гарантирует нравственности.
Гёдель объясняет, почему такая гарантия заведомо — независимо от качества преподавания и качества самих норм — невозможна. И человечеству в целом, и каждому человеку в частности приходится разбираться в правилах земного поведения, не надеясь на подсказку с небес.
Не верь, не бойся, не проси
Мои рассуждения вряд ли убедят искренне верующих: их аксиоматика, похоже, исключает логику (хотя мне вышеприведенное кажется интуитивно очевидным, как им очевиден бог). Но я считаю своим долгом предупредить: ни одна религия не дает реальных оснований ни для какого выбора. У бога не выпросишь не только прямую помощь, но и подсказку. Все наши решения остаются на нашей — а не господней — совести. И бояться надо собственной ограниченности, а не божьей бесконечности.
2007
В конце XIX века, когда Япония осваивала заморские хозяйственные и культурные достижения, у журналистов сформировался обычай торжественно хоронить номера газет, запрещенные цензурой. Формально у газеты, как у всего сущего, есть ками — душа. Стало быть, если она не выпущена в свет, ее можно считать убитой. Похороны выливались в многотысячные демонстрации, пока правительство не постановило допускать к похоронам лишь ближайших родственников покойника — сотрудников редакций. Дело кончилось отменой цензуры — после чего пресса, естественно, стала куда лояльнее к власти: противостояние само провоцирует накал споров.
Выражение Новалиса «Религия — опиум народа» обычно трактуют как признание наркотической роли веры. Между тем во времена прославленного романтика — как и во времена Маркса, по чьей цитате эту формулу знают у нас, — опиум применялся не как наркотик в современном смысле, а как эффективное и сравнительно недорогое обезболивающее средство. Религия и впрямь помогает при многих психологических проблемах. Скажем, роль исповедников в христианстве изрядно напоминает деятельность современных психоаналитиков.
Академиком Наполеон стал, решив нескольких довольно сложных задач. В частности, он предложил простой способ построения квадрата одной линейкой (с двумя засечками) — без циркуля. Задача, на первый взгляд, элементарная, на самом деле касается многих фундаментальных проблем геометрии, а также ее связей с алгеброй. В частности, предложенное Бонапартом решение было существенным шагом к доказательству возможности при помощи только циркуля или только линейки с двумя засечками делать любые построения, выполнимые циркулем и линейкой без засечек. А это, в свою очередь, важно для установления соответствия между построениями циркулем и линейкой и решением уравнений первой и второй степеней.
В античной традиции демон — не злой дух, как в христианской. Это просто нечто духовное, не имеющее стабильного вещественного воплощения Лапласа.
Скажем, вопрос о внутренних закономерностях наследственных структур, породивший представление о номогенезе — закономерном развитии, исследовал Николай Вавилов в 1920-е годы в законе гомологических рядов. Родственные генетические материалы содержат много одинаковых звеньев и поэтому дают сходные проявления: так, пшеница, рожь и овес имеют очень похожие наборы разновидностей. Но это — свидетельство не единства планов конструктора, а общности происхождения.
Могущество Рима сильно опиралось на инженерное искусство. Римские дороги, созданные для эффективной торговли и быстрой переброски армий, действуют по сей день. Каналы и акведуки сегодня снабжают Вечный Город свежей водой, как и в цезаревы дни. Не удивительно, что верховный жрец носил гордый титул pontifex maximus — крупнейший мостостроитель. Кстати, этот титул унаследовал и папа римский.
Даже Лаплас — певец всеобъемлющего детерминизма — указал: постичь одновременные положения и скорости всех частиц во Вселенной — и тем самым предречь все дальнейшие события — могло бы только сверхъестественное существо.
Американский гипнотизер Финеас Паркхерст Куимби (1802–1866) полагал: лечить надо не действием на тело, а — по примеру Христа — духовным воздействием. Его пациентка Мэри Бейкер Эдди (1821–1910) создала секту, уповающую в лечении только на проповедь и молитвы. По понятным физиологическим причинам число ее последователей растет не быстро (по косвенным оценкам, ныне около четверти миллиона человек). Но издаваемый ею «Вестник христианской науки» (Christian Science Monitor) стал серьезным и влиятельным изданием.
