сентенции звучит пророчество или же, наоборот, — память, в зависимости от времени написания книги, о святом Городе и его Храме. Пришло время — не абстрактное, подобное круговращению планет или смене сезонов года, — расплаты за грех, взимания пени за невыполнение условий договора — завета, и вот:
камни святилища раскиданы по всем перекресткам (Плач. 4: 1), плачет Иеремия. Но пришли другие дни, и с покаянием народа настало и еще настанет новое время:
И спасет их Господь Бог их в тот день, как овец, народ Свой; ибо, подобно камням в венце, они воссияют на земле Его (Зах. 9: 16).
Также комментаторы усматривают здесь указание на правый суд, когда законопреступника надлежит побить камнями (Втор. 21: 18–21). Дидим Слепец видит здесь и указание на общий функционал судей и, шире, учителей: не только приговаривать, а и наставлять. Кому нужно — бросить упрек, когда же получивший упрек исправится — «собрать», то есть более не бросать в него словесные камни. О чем говорит и апостол Павел как о прямой обязанности служителя Слова Божия: обличай, запрещай, увещевай (2 Тим. 4: 2).
Об объятиях здесь говорится в прямом смысле, как о предписанном Законом Моисея времени воздержания от сексуального общения между супругами ввиду наступившей у одного из них ритуальной нечистоты (например, начала менструального цикла у женщины). Но святитель Григорий Нисский, даже в обычном способе зачатия и рождения видевший некую степень падения, безусловно под влиянием Оригена и, соответственно, Платона и неоплатоников, и здесь ищет мистический пласт: «Время обнимать Сион и время быть объятым премудростью, так как именем Сиона указывается высота жизни, а премудрость означает собою всякую добродетель» (Точное истолкование Екклесиаста Соломонова, Беседа 7). И если автор, говоря об объятиях и уклонении от них, по всей видимости, имеет в виду один и тот же объект действия, то святитель разводит их в разные стороны — объятия с премудростью, а уклонение — от противоположного, то есть от порока. Стоит отметить, что тема Премудрости как невесты возникает в мистической литературе и звучит со страниц второканонического памятника — Премудрости Соломона, где автор, от лица того же мудрейшего царя Израиля, говорит: Я полюбил ее и взыскал от юности моей, и пожелал взять ее в невесту себе, и стал любителем красоты ее (Прем. 8: 2).
…Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру (Еккл. 3: 8).
Рассматривать каждую из этих антиномий можно с бесконечной внимательностью, зачастую рождающей аллегорические толкования, которые все дальше уводят читателя или слушателя от оригинальных смыслов. Всегда важно помнить — в некоторых темных комнатах действительно нет черных кошек.
Так обстоит дело и в данном стихе. Ветхий завет прост, прям и категоричен — возлюби ближнего (см. Лев. 19:18; Зах. 8:17) и возненавидь врага (см. Втор. 23: 6; Исх. 17: 14–16). Отсюда и антиномия об уместности каждого из этих явлений в свое время. Современного читателя может потрясти даже такое будничное упоминание реалий того времени, как например: Через год, в то время когда цари выходят на войну (1 Пар. 20:1) — массовое убийство и насилие воспринимается так же буднично, как жатва зерновых. Но потрясение современного читателя как раз и происходит только из-за укоренения европейской культуры в жизни и учении Христа, Который настаивает: А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5: 44–45).
Что пользы работающему от того, над чем он трудится? Видел я эту заботу, которую дал Бог сыном человеческим, чтобы они упражнялись в том. Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей. И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это — дар Божий. Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, — и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его. Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, — и Бог воззовет прошедшее (Еккл. 3:9–15).
Итак, после череды антиномий следует возвращение к теме второй главы — о смысле труда и вообще всякого созидания.
Налицо внутренний авторский конфликт. С одной стороны, Соломон готов согласиться с озвученной схемой, что вкушать от плода своих честных трудов — наивысшее благо для человека на земле (Еккл. 2: 10); но уже в следующем стихе он в ужасе отвергается от собственных трудов и их результатов — из-за страха смерти.
Псалтырь приводит в пример человеческой гордости и самонадеянности поля и земли, названные именами своих предыдущих владельцев: В мыслях у них, что домы их вечны, и что жилища их в род ирод, и земли свои они называют своими именами; а затем мы видим радикальное уничижение не только делающих так, но и всякого человека вообще: Но человек в чести не пребудет; он уподобится животным, которые погибают (Пс. 48: 12, 13). Мы увидим, что рассуждения третьей главы, пусть и перемежающиеся темами социальной справедливости/несправедливости, закончатся так же.
Слово итрон буквально обозначает «остаток», переводится как «выгода» или «польза» и всегда сопряжено по тексту со словом, обозначающим «труд». «Забота» — это и есть те труды, которые дал Бог человеку, о чем мы говорили подробно в первой главе, труды, в которых Адам должен возрастать, возделывая Эдем, или же тяжелые труды на земле, испытавшей на себе результаты человеческого падения, — они также возводят Адама в исполнении заповеди к Богу и в то же время не дают ему забыть о своей перстности, ограниченности, чтобы он не возомнил себя равным Творцу. В любом случае, это и есть итрон, полезный остаток от приложенных усилий. И Соломон задается вопросом: во всяком ли труде он присутствует, результаты любого ли труда положительно соотносятся с планом Бога, давшего повеление человеку работать для развития?
Веселье и наслаждение плодами своих трудов — не уникальный рецепт от Соломона, да он и сам с ним не всегда согласен. Это достаточно общее место ближневосточной литературы мудрых, роднящее Екклесиаст с «Эпосом о Гильгамеше», о чем подробнее поговорим в следующих главах.
Еще
