(iv) 1 Кор 15:29–34
Следующий раздел краток, это нечто вроде интерлюдии, краткой передышки на фоне насыщенной и сложной аргументации[1105]. Сбивчивый стиль; короткие предложения; скачки от одной темы к другой; цитата из языческой поэзии. Пассаж написан ad hoc и ad kominem[1106]; быстрая «пулеметная» импровизация, как если бы автор хотел убедиться, что его слушатель еще не заснул[1107]. Четыре разных предмета в пяти стихах, связанных одной нитью — воскресением; четыре маленьких окна, через каждое из которых можно бросить взгляд на взаимосвязь, существующую между нынешней жизнью и будущей. За всем тут скрывается та же логика, что и за стихами 12–19: если отрицать воскресение, подумайте, что это на самом деле значит для христианского ритуального символизма, для апостольского образа жизни Павла, для христианской этики. Подумайте и устыдитесь, говорит он, ведь из этого следует отрицание истинного Бога[1108].
Первая тема продолжает вызывать споры (стих 29). Павел говорит о том, что люди «принимают крещение за мёртвых», и утверждает, что такая практика имеет смысл, только если мертвые будут воскрешены. Что означает такое «крещение за мертвых», остается вопросом, до нас не дошло других указаний на эту практику первых христиан. Недавно было предложено такое объяснение: это просто ситуация, когда человек хочет креститься (и через это войти в Церковь) после смерти своего родственника или друга–христианина, потому что он хочет соединиться с ними в будущей жизни[1109]. Этого нельзя исключить, хотя не менее вероятно звучит и более традиционное объяснение: какие–то люди, пришедшие к христианской вере в Коринфе, умерли, не успев совершить крещения, и кто–то другой крестился за них как заместитель, чтобы завершить в своем лице неоконченную ритуальную инициацию покойного[1110]. Если принять самое популярное объяснение, тогда Павел утверждает, что умершие в каком–то смысле все еще живы, но еще не воскрешены, и можно сказать, что символическая смерть и воскресение вместе с Мессией, представленные крещением, совершаются за умерших, если иметь в виду будущее воскресение. Если же мы следуем другому гипотетическому объяснению, та же аргументация остается в силе, хотя практика крещения ради того, чтобы наверняка соединиться с умершими друзьями или родственниками, в равной степени могла бы соответствовать и многочисленным иным представлениям о том, что происходит после смерти.
Затем, в стихах 30–32а, Павел развивает мысль, кратко упомянутую в стихе 19, ссылаясь также на упоминание о своих апостольских трудах в стихе 10: зачем терпеть такие страдания, гонения, тяготы и дурное отношение окружающих, если нет грядущего воскресения?
30 Для чего и мы подвергаемся опасностям ежечасно? 31 Я каждый день умираю: клянусь, братья, похвалою вашей, которую я имею в Мессии Иисусе, Владыке нашем.32 Если я из человеческих побуждений боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза?
Тут снова появляются экзегетические проблемы, которые не должны нас беспокоить[1111]. Для нас снова важно, что Павел говорит о связи между настоящей жизнью и жизнью воскресения и о том, что будущая жизнь придает смысл тому, что без нее оказалось бы бессмыслицей.
Вторая часть стиха 32 прилагает то же представление о связи к вопросу христианской этики, как это Павел уже делал в главах 5 и 6. Его размышления о логических последствиях отрицания воскресения перекликаются с Ис 22:13 и следуют аргументации «нечестивых» в Прем 2:5–11: если нет будущей жизни, что же, значит, надо наслаждаться нынешней изо всех сил.
326 Если мёртвые не восстают, будем есть и пить, ибо завтра умрём! 33 Не заблуждайтесь: дурное общество развращает добрые нравы.
Контекстом для Ис 22 является суд: Израиль забыл своего Бога (22:11) и не слышит Его призыва к покаянию (22:12), но вместо этого продолжает свои празднества (22:13а), говоря: «Будем есть и пить, ибо завтра умрем!» (22:136). Потому грехи Израиля не будут прощены (22:14). Павел уже предупреждал о том, что если воскресения нет, то «вы еще во грехах ваших» (стих 18); кажется, тут он держит в уме весь этот ход мыслей, как это видно из резкого предостережения и призыва, которые непосредственно следуют за этими словами.
И конечно, так могли думать не только древние израильтяне, как то показывает параллель из Книги Премудрости Соломона. Такую же установку молва приписывала философской школе эпикурейцев[1112]. Даже языческие поэты понимали, говорит Павел, цитируя в подтверждение своих слов пьесу Менандра «Таиса», что жизнь среди людей, не заботящихся о будущем, разрушает благие нравственные обычаи[1113]. Но хотя Павел широко использует как Библию, так и расхожие идеи своего времени, его главная мысль остается той же, как и раньше в Послании: воскресение — это наиважнейшая основа христианской нравственной жизни[1114].
Это естественно подводит нас к заключительному призыву в стихе 34: отрезвитесь, мыслите правильно, перестаньте грешить! Некоторые, провозглашает Павел (вероятно, «некоторые» в стихе 34 — это те же самые «некоторые» из стиха 12, не какая–то еще группа и не внешние люди), не знают истинного Бога. Церковь должна стыдиться того, что в ней возникла подобная ситуация. Иудеи часто говорили о том, что язычники не знают истинного Бога[1115], но тут, по–видимому, звучит более конкретное обвинение: эти «некоторые» не знают силы Бога, которой Он воскрешает умерших[1116]. Истинное знание позволяет понять, что способен совершить Бог, а также то, что Он есть Судия, который всех призовет к ответу. Это обвинение тесно связано с упоминаниями о Боге Творце в предшествующих частях Послания[1117], а также и в целом со всей аргументацией предшествовавших глав, в частности, 5 и 6. Павел как бы говорит: исправьте ваши мысли, довольно вам пребывать в богословском помрачении сознания, подобном опьянению[1118]. Познайте, каков на самом деле истинный Бог, и тогда все вам станет ясно.
Заканчивая эту краткую интерлюдию, Павел возвращается к своей масштабной задаче. Надо полагать, он не думал, что стихи 29–34 сами по себе способны убедить сомневающихся; этот отрывок лишь расставил несколько вех, чтобы напомнить аудитории о некоторых вещах, к которым может привести широкое распространение взглядов сомневающихся в воскресении.
И хотя, как мы говорили, отдельные части отрывка, взятые вне контекста, можно было бы сопоставить с представлениями о бесплотном посмертном существовании, вероятный смысл стиха 29, — в частности, параллели между звучащим тут моральным призывом и предыдущими отрывками Послания, где подчеркивалось воскресение, — отметает такую возможность. А теперь Павел переходит к наиболее сложной из вставших перед ним проблем. Если мертвые действительно воскреснут, то как это случится? Какое тело они получат?
Мы найдем ключ к пониманию следующих пятнадцати стихов, если поймем, что они, как и стихи 20–28, построены на основе Быт 1 и 2. Это также входит в Павлово богословие нового творения. Этот раздел достигает кульминации в последнем стихе (49), где Павел дает окончательный ответ на свой начальный вопрос: какое тело получат умершие, когда будут воскрешены? Они будут носить — или, как говорит Павел, мы будем носить — образ человека «с небес», то есть «завершающего Адама», Мессии[1119]. Этот вопрос и ответ важно держать в уме, читая весь данный раздел; кроме того, они имеют первостепенное значение для нашего изучения данного отрывка: если мы поймем, что Павел говорит о будущем теле, которое обретут христиане, мы яснее увидим его представления о воскресшем теле Иисуса.
Если мы окинем беглым взглядом Быт 1–2, мы увидим, что Павел постоянно ссылается на многие важнейшие темы этой книги Библии в аргументации данного раздела. Бог Творец создал небо и землю и наполнил их своим творением, — Павел упоминает эти категории в стихе 40 и опирается на них, чтобы показать отличие первого Адама от Адама завершающего. Мощный Божий ветер, или дух, носился над водами, Божественное дыхание, или дух, также вдохнуло жизнь в Адама и Еву; эту способность давать жизнь — способность как Творца, так и Иисуса, — Павел называет словом рпеита, дух, ветер или дыхание (стихи 44–46). Творец создал светила небесные, что Павел упоминает в стихе 41. Он создал растения, приносящие плод, который содержит семена, чтобы могли расти новые растения, — у Павла это становится основной темой в стихах 36–38, затем он берет отсюда же образ «сеяния» в стихах 42–44. Творец создал всевозможных птиц, зверей и рыб, — Павел включает и их в свою аргументацию (стихи 39–40). Быт 1 достигает кульминации, когда Творец создает людей по своему образу, чтобы они господствовали надо всем прочим творением, а в Быт 2 Он, в частности, поручает Адаму ответственную задачу дать имена животным, — для Павла кульминация этой истории — это новое создание человека через дающие жизнь деяния завершающего Адама, образ которого будут носить все те, кто принадлежат ему. Фактически, это продуманное и хорошо разработанное богословие нового бытия, обновленного творения.
