Другой простой способ — есть более медленно. Как ни парадоксально, чем яростнее вы набрасываетесь на еду, тем больше съедаете и тем самым набираете вес, потому что быстрое поглощение пищи не оставляет времени на выделение гормонов, ограничивающих аппетит. Итальянцы худощавы не только из-за своего рациона, но и потому, что подолгу засиживаются за застольной беседой. Все эти перемены могли бы избавить миллиарды людей по всему миру от судьбы, которая выпала индейцам пима и островитянам Науру.
Эти советы так банальны, что неловко их повторять. Однако повторить истину полезно: мы уже знаем достаточно, чтобы испытывать надежду, а не отчаяние. Повторение только подчеркивает: гипертония, “сладкая смерть” — диабет и другие ведущие современные убийцы убивают нас только с нашего собственного разрешения.
Эпилог. В другом аэропорту
Из джунглей до автострады № 405
После длившейся несколько месяцев экспедиции на Новой Гвинее, которые я по большей части провел с новогвинейцами в джунглях, мое эмоциональное возвращение обратно в современный индустриальный мир состоялось не в аэропорту Порт-Морсби, с описания которого я начал эту книгу. Дело в том, что во время долгого полета в Лос-Анджелес я воспользовался возможностью разобрать свои полевые записи, вспомнить ежедневные происшествия в джунглях, так что мысленно я все еще оставался на Новой Гвинее. Эмоциональное возвращение началось у ленты получения багажа в аэропорту Лос-Анджелеса и продолжилось, когда я, встретившись после получения багажа со своей семьей, ехал домой по автостраде №405, а потом сражался с грудами писем, накопившимися на моем столе. Перемещение из традиционного мира Новой Гвинеи в Лос-Анджелес вызвало у меня противоречивые чувства. Какие же?
Первое и основное чувство — радость и облегчение оттого, что я снова вернулся к жене и детям. Соединенные Штаты — мой дом, моя страна. Я здесь родился и вырос. Многие американцы — мои друзья, которых я знаю 60-70 лет и которые разделяют мою жизнь, мою культуру и многие мои интересы. Я всегда буду говорить по-английски лучше, чем на каком-либо другом языке. Я всегда буду понимать американцев лучше, чем понимаю новогвинейцев. Наконец, Соединенные Штаты обладают несомненными преимуществами в качестве основного места базирования. Я всегда могу ожидать, что получу здесь достаточно продовольствия, обеспечивающего физический комфорт, буду находиться в безопасности и проживу почти вдвое дольше, чем средний новогвинеец, ведущий традиционный образ жизни. Здесь мне гораздо легче удовлетворить мою любовь к западной музыке и преуспеть в качестве писателя и ученого-географа. Все это причины того, что я предпочитаю жить в Соединенных Штатах. Как ни люблю я Новую Гвинею и новогвинейцев, я никогда не думал о том, чтобы переселиться туда.
Совсем иные чувства обуревают меня, пока я выруливаю из аэропорта Лос-Анджелеса на автостраду №405. Всюду вокруг только асфальт, здания, автомобили. Звуки, которые я слышу, это шум машин. Иногда, хотя и не всегда, сквозь смог бывают видны горы Санта-Моника, поднимающиеся в нескольких милях к северу от аэропорта. Не может быть большего контраста с чистым воздухом, разнообразными оттенками зелени густых джунглей, хором сотен птичьих голосов Новой Гвинеи. Я автоматически приглушаю остроту своих чувств и эмоций, зная, что они останутся приглушенными большую часть следующего года, до моей следующей поездки на Новую Гвинею. Конечно, нельзя делать обобщений о различиях между традиционным и индустриальным миром, просто сравнивая джунгли Новой Гвинеи и автостраду №405. Преимущества красоты и эмоциональной открытости обратились бы в свою противоположность, если бы я возвращался в США, проведя несколько месяцев в столице Новой Гвинеи Порт-Морсби (одном из самых опасных городов мира), а местом назначения был бы не Лос-Анджелес, а наш летний дом в великолепной долине Биттеррут в горах Монтаны под сенью заснеженных лесистых пиков. Тем не менее существуют убедительные причины того, почему я выбираю именно Лос-Анджелес в качестве своей основной базы, а джунгли Новой Гвинеи и долину Биттеррут оставляю только для путешествий. Однако преимущества Лос-Анджелеса обходятся дорого.
Возвращение к городской жизни в Соединенных Штатах означает возвращение к цейтноту, строгому расписанию, стрессам. Сама мысль об этом вызывает у меня подъем артериального давления и ускорение пульса. В джунглях Новой Гвинеи не нужно следить за временем, не нужно соблюдать расписание. Если нет дождя, я каждое утро выхожу из лагеря перед рассветом, чтобы услышать пение последних ночных и первых утренних птиц; однако если идет дождь, я остаюсь в лагере и жду, пока дождь кончится — а кто знает, когда это случится... Новогвинеец из соседней деревни вчера пообещал мне, что посетит наш лагерь “завтра”, чтобы сообщить мне названия птиц на местном языке; однако у него нет наручных часов и он не может сказать точно, когда придет. Может быть, это будет и в другой день...
А в Лос-Анджелесе жизнь подчиняется строгому расписанию. Мой ежедневник сообщает мне, что я буду делать в такой-то час такого-то дня; многие записи говорят о делах, назначенных через месяц или через год. Электронные письма и телефонные звонки непрерывно поступают каждый день, и приходится постоянно составлять списки срочных ответов.
Вернувшись в Лос-Анджелес, я постепенно отказываюсь от тех предосторожностей в отношении здоровья, которые соблюдал на уровне рефлексов на Новой Гвинее. Я больше не держу закрытым рот, пока принимаю душ, чтобы не заразиться дизентерией, слизнув каплю зараженной воды. Я не должен больше так часто и тщательно мыть руки и следить за чистотой тарелок и ложек в лагере и за тем, кто к ним прикасался. Я больше не должен беспокоиться о любой царапине на коже, чтобы она не превратилась в язву. Я перестаю еженедельно принимать таблетки против малярии и носить с собой три разновидности антибиотиков (нет, все эти предосторожности — не проявление паранойи: пренебрежение любой из них может иметь серьезные последствия). Я больше не думаю со страхом, не окажется ли боль в животе симптомом аппендицита — ведь из глубины джунглей я не смогу вовремя добраться до больницы.
Возвращение в Лос-Анджелес с Новой Гвинеи означает для меня большие перемены в моем социальном окружении: гораздо менее постоянное, менее прямое и интенсивное взаимодействие с людьми. В часы бодрствования в джунглях Новой Гвинеи я почти всегда нахожусь в нескольких футах от новогвинейцев и готов с ними разговаривать, сидим ли мы в лагере или выходим из него, высматривая птиц. Когда мы разговариваем, мы сосредоточены друг на друге; ни один из нас не отвлекается на послания по электронной почте или сотовому телефону. Разговоры часто переключаются с одного языка на другой в зависимости от того, кто в данный момент находится в лагере, и я должен знать по крайней мере названия птиц на разных языках, даже если говорить на них не умею. В отличие от этого в западном обществе мы проводим гораздо меньше времени, напрямую разговаривая с другими людьми. Вместо этого, по некоторым оценкам, средний американец проводит восемь часов в день перед экраном (компьютера, телевизора или мобильного устройства). Из того времени, которое все же приходится на взаимодействие с другими людьми, большая часть уходит на непрямое общение: по электронной почте, по телефону, посредством различных текстовых сообщений или (во все меньшей степени) бумажных писем. В основном все мои контакты в Соединенных Штатах происходят на единственном — английском — языке; я считаю, что мне повезло, если удается поговорить на каком-то другом хотя бы несколько часов в неделю. Конечно, эти различия не означают, что я лелею воспоминания о новогвинейском обычае прямого, постоянного, сосредоточенного общения на многих языках: излишне разговорчивые новогвинейцы могут и раздражать, а не только очаровывать (как, впрочем, и американцы).
После 50 лет перемещений между Соединенными Штатами и Новой Гвинеей я выработал компромисс и успокоился. Физически я провожу в Соединенных Штатах и других промышленно развитых странах около 93% своего времени и лишь 7% — на Новой Гвинее. Но эмоционально я все же посвящаю много времени и размышлений Новой Гвинее, даже когда я физически в Соединенных Штатах. От яркости Новой Гвинеи было бы трудно отвлечься, даже если бы я этого хотел. Попасть на Новую Гвинею — все равно что заглянуть мельком в многокрасочный мир, по сравнению с которым остальной мир кажется серым.
Преимущества современного мира
Поскольку остальная часть этой главы будет посвящена особенностям традиционной жизни, которым нам в современном мире было бы полезно научиться, давайте начнем с того, чтобы напомнить себе о вполне очевидных вещах. Традиционную жизнь не следует романтизировать: современный мир предлагает огромные преимущества. Граждане западного общества не бегут в массовом порядке от стальных орудий, здоровья, материального комфорта, обеспечиваемой государством безопасности и не пытаются вернуться к идиллическому образу жизни охотников-собирателей. Напротив, общее направление перемен заключается в том, что охотники-собиратели и малочисленные крестьянские общины, ведущие традиционную жизнь, но уже познакомившиеся с западным образом жизни, всегда стремятся войти в современный мир. Причины очевидны: материальные предметы, делающие жизнь легче и комфортабельнее, возможность получить образование и работу, хорошее здоровье, эффективная медицина, врачи и больницы, личная безопасность, меньшая степень насилия и угрозы со стороны других людей и окружающей среды; гарантированная доступность продовольствия, большая продолжительность жизни и меньшая детская смертность (например, две трети детей файю умирали в младенчестве). Естественно, нельзя сказать, что каждый житель традиционной деревни, прошедшей модернизацию, или каждый деревенский житель, переселившийся в город, непременно обретут те преимущества, на которые надеются. Однако многим это удается, а другие видят, что кому-то удалось воспользоваться благами цивилизации, и тоже начинают к ним стремиться.
