центральная и основная часть философии вообще (и не только философии), и настоящий труд с тем же успехом можно было бы назвать «введением в философию» или «очерком системы философии»; философская система в целом должна быть не чем иным, как философией имени; мы писали тут не философию имени, но философию просто (176); философия имени (174, 176); философия сущности; философия меона (174); теоретическая философия (176). Почему наше исследование мы не назвали философией, или логикой сущности? Не менее мы говорили о материи, о меоне. Почему бы нам не назвать наш анализ философией меона? (174)
2. Метод философии. Единственный правильный и полный метод философии есть метод диалектический. Все мои работы, если они имеют хоть какое-нибудь отношение к философии, есть результат моей диалектической мысли. Диалектику я считаю единственно допустимой формой философствования (41).
3. Философия и наука, жизнь. Философия имени есть и диалектическая классификация возможных форм науки и жизни, что и понятно, раз и само имя есть не больше, как познанная природа, или жизнь, данная в разуме, разумеваемая природа и жизнь (228). Имя – как максимальное напряжение осмысленного бытия вообще есть также и основание, сила, цель, творчество и подвиг также и всей жизни, не только философии (176).
4. Содержание теоретической философии имени. Теоретическая философия имени и должна обследовать все эти специфические связи, в нем таящиеся, – мифологические, диалектические, топологические, аритмологические, логические, софийные, энергийные и т.д. Природа этих связей совершенно специфична, и потому диалектическая природа имени совсем не то, что аритмологическая, аритмологическая – совсем не то, что логическая, и т.д., и т.д. (227)
5. Философская система и анализ. Каждая философская система в связи со своим вероучением по-разному истолковывает положение каждой из формулированных выше наук (187); философские системы и философские учебники (223); философская азбука (42). В настоящем – чисто философском труде – неуместен анализ ходячих теорий языка в лингвистике и психологии (228). Плохо то, что в психологии до сих пор царит старая сентиментальная привычка «наблюдения» над «жизнью» вне предварительного философского анализа психологических понятий, а в логике – допотопные аристотелизмы, чуждые той широты, которая была у самого Аристотеля (54).
6. Осознание своего места в философии. Я почти первый в русской философии диалектически обосновал слово и имя как орудие живого социального общения (47).
фон
1. Всякое диалектическое определение совершается через противопоставление данной категории ее окружающему фону и через дальнейшее отождествление с ним (159); каждый частный момент вырисовывается на фоне общего (146).
2. В аспекте диалектической подвижности каждый эйдос предполагает соответствующее меональное окружение, на фоне которого он из нерасчлененного единства превращается в расчлененный образ, пребывающий в неизменном движении (диалектическая триада с меональным фоном) (130). На фоне сплошной неразличимости «бытия» вырисовывается эйдос «живое существо», вырисовывается эйдос «человек» (146). Не значит ли, что существует логос, который в самой сущности есть метод осмысления апофатической стихии на фоне уже не абсолютно-меонального, а меонально-сущностного, софийного фона, и, может быть, даже до него? (155); на фоне мифа, или мифического имени, выделяется другой, более абстрактный, но не менее реальный и необходимый момент мифа и имени, – эйдос (в узком смысле) и категориальная определенность смысла (206).
3. Так, на общем фоне «смертности» мы можем обрисовать эйдос «человек» или «люди» (146); в суждении «все люди смертны» мы отвлекаемся от самостоятельного рассматривания «смертности», а трактуем ее лишь как ту сферу, или фон, где мы помещаем своих «людей» (147).
фонема (произношение)
1. Человеком проделывается огромная эволюция, прежде чем он сумеет разумно произнести осмысленное слово (172 – 173); произнесение имени (218); произнесение слова (173, 190, 228). И молимся мы, и проклинаем через имена, через произнесение имени (177).
2. В целях контакта с традиционными схемами, признаем в имени как один из наиболее верхних слоев – фонему, звуковую оболочку (55). Наш анализ начался со звука, подлинно реально произносимого и реально слышимого (62). Вот перед нами реальная фонема (62 – 63); реально произнесенное реальным человеком имя, или вообще слово (56).
3. В фонеме различимо несколько моментов (56). Имя есть, прежде всего, звук. В дальнейшем мы увидим, что сущность имени ничего общего не имеет со звуком (55); необходимо отметить в фонеме тот момент, что имя есть именно известное звучание, что слово – в физическом смысле – действует именно на наш слуховой аппарат, что оно относится именно к этой, а не к другой сфере внешнего восприятия. Фонема в произносимом имени есть звук, издаваемый человеческим голосом. Это не просто голос человека, но членораздельный звук, издаваемый голосом человека. Фонема имени есть членораздельный звук. Фонема имени есть определенная совокупность таких членораздельных звуков, произносимых человеческим голосом, определенная объединенность их в цельные и законченные группы. Это мы и называем фонемой имени в собственном смысле; фонема характеризуется теми или другими особенностями, вносимыми данным лицом, поскольку мы имеем в виду реально-произносимое слово, а не отвлеченно-представляемое значение слова; мы можем научно учесть всю эту совокупность индивидуальных отличий, вносимых данным лицом в общую фонему слова. – Такова в общих чертах фонематическая структура и оболочка слова (56); черты индивидуально-субъективного произношения фонемы (57); ноэма есть значение слова, произнесенного и пережитого или hic et nunc, или вообще произносимого и переживаемого (73).
4. Звуки, входящие в состав его (т.е. имени. – В.П.) фонемы, нечто обозначают (57). Фонема есть воплощенность в инобытии физической энергии и, как таковая, оказывается знаком и для самой предметной сущности (178). Звук, фонема, есть символ (симболон) не-звукового значения (59); фонема – лишь внешний знак, хотя и он несет на себе энергию не-фонематических его пластов (61); фонема как проявление живого организма – и в этом отношении оказывается знаком самой сущности (179). В фонеме мы нисколько еще не прикоснулись к подлинной сущности имени, хотя она необходимо несет на себе следы этой сущности (57). Идя в отчуждении от предметной сущности, можно дойти до чистого инобытия как такого, уже вне всякой связи с предметом, и тогда мы получим слово как фонему, по которой уже совершенно нельзя догадаться, о какой предметной сущности она говорит (77); особое значение, которым обладает живое слово в живом звуке, подчиняет фонему себе, заставляя
