точно знал каждый хороший социалист, он не может таким быть, и почему рабочие были такими неутешительно нереволюционными. Капитализм не просто повергает массы в состояние
угнетения, он также
подавляет людей в психологическом, а точнее, в психоаналитическом смысле.
Но все еще хуже, так как в той степени, в которой Джо способен думать о своей ситуации, он слышит, что его мир описывается в терминах свободы, демократии и прогресса – словами, которые имеют для него лишь призрачное значение и которые были искусно изготовлены и скормлены ему апологетами капитализма, чтобы удерживать его от глубоких мыслей о своем истинном существовании. Джо – это «одномерный человек», запертый в «тоталитарной вселенной технологической рациональности» [289], позабывший второе реальное измерение человеческого существования, где находятся истинные свобода, демократия и прогресс [290].
При достижении капитализмом этой циничной стадии развития, на которой капиталистическое угнетение замаскировано благочестивым лицемерием, разглагольствующим о свободе и прогрессе, капитализм становится еще более циничным в силу того, что он может нейтрализовать и даже ассимилировать любое инакомыслие и критицизм. Создав монолитную технократию – машины и бюрократии и массового человека и корыстную идеологию, – капитализм может притвориться, что он открыт критике, позволяя некоторым радикальным интеллектуалам мыслить иначе. Во имя «толерантности», «широты взглядов» и «свободы слова» некоторым одиноким голосам будет позволено возражать и бросать вызов Левиафану капитализма [291]. Но все прекрасно знают, что из критики ничего не выйдет. Даже хуже, видимость открытости и толерантности будет служить только на руку капитализму. Следовательно, капиталистическая толерантность – это вовсе не настоящая толерантность, это «репрессивная толерантность» [292].
Так был ли ранний пессимизм Хоркхаймера обоснованным? Был ли урок, преподанный тридцать лет назад, все еще актуальным и перспектива наступления социализма совершенно безнадежной? Если капиталистический контроль способен переварить даже возражения своих самых непреклонных критиков, какое оружие остается для революционера?
Если у социализма есть шанс, ему нужна более экстремальная тактика.
Психология Фрейда снова дает нам ключ. Как и в случае подавления бессознательного механизмами цивилизации, придавливание капитализмом человеческой природы не может проходить совершенно гладко. Фрейд объяснил, что подавленные импульсы подсознания иногда вырываются в форме иррациональных неврозов, угрожая стабильности и безопасности цивилизации. Франкфуртская школа научила нас тому, что организованная технократия капитализма подавила большую часть человечества, вытесняя значительную долю его энергии в подполье, но эта вытесненная энергия все еще существует и потенциально может взорваться.
Итак, заключил Маркузе, подавление капитализмом человеческой природы может быть спасением социализма. Рациональная технократия капитализма придавливает человеческую природу до такого предела, где она вырывается наружу в иррациональных проявлениях – в насилии, криминале, расизме и всех прочих патологиях общества. Но, провоцируя эти иррациональные вспышки агрессии, новые революционеры могут уничтожить систему. Поэтому первоочередной задачей революционера является поиск таких личностей и энергий на обочине общества – среди маргиналов, непослушных и запрещенных, – всего и всех, кого властная структура капитализма еще не смогла коммодифицировать и покорить полностью. Все такие маргинальные элементы будут «иррациональными», «аморальными» и даже «криминальными», особенно по определению капитализма, но это как раз то, что нужно революционерам. Любой такой маргинальный элемент может «стать трещиной в ложном сознании и создать Архимедову точку опоры для усиления эмансипации» [293].
Маркузе обращал особенное внимание на маргинализированных и отверженных интеллектуальных лидеров левой идеологии – особенно тех, кто обучался критической теории [294]. Учитывая повсеместность капиталистического господства, революционный авангард может появиться только из кругов этих отверженных интеллектуалов – особенно среди молодых студентов [295], – тех, кто способен «связать освобождение с распадом обычного и упорядоченного восприятия» [296] и кто таким образом может разглядеть за видимостью мира реальность подавления. Тех, кто сохранил достаточно человечности, чтобы не превратиться к Джо, и прежде всего тех, кто обладает волей и энергией сделать все, что потребуется, даже вплоть до «воинственно нетерпимых и непокорных» [297], чтобы спровоцировать силовые структуры капитализма показать свою истинную природу, тем самым опрокидывая и разбивая систему вдребезги, расчищая путь для обновления человечества через социализм.
Влияние Маркузе как выдающегося философа новых левых обозначило коренной поворот в сторону иррациональности и насилия среди более молодых приверженцев левых взглядов. Маркс, Маркузе и Мао стали новой троицей и лозунгом консолидации для новой борьбы. Как провозглашал баннер студентов, причастных к закрытию университета в Риме: «Маркс – пророк, Маркузе – толкователь, Мао – меч».
Многие люди нового поколения внимательно слушали и обнажали мечи.
Подъем и спад левого терроризма
К концу 1950-х и началу 1960-х годов соединение пяти критических факторов подтолкнуло сторонников крайне левых взглядов к объединению в движение, приверженное тактике революционного насилия.
• В эпистемологическом смысле в научном и интеллектуальном сообществе преобладал либо антирациональный дискурс, отрицающий разум, либо мнение, что разум не имеет отношения к практическим вопросам. Ницше, Хайдеггер и Кун говорили на новом языке мысли. Разум вычеркнут, повторяли интеллектуалы, и самым важным являются воля, подлинное чувство и нерациональная убежденность.
• В практическом отношении после ста лет ожидания революции нетерпение достигло своего предела. Особенно среди молодого поколения доминировала склонность к активизму и уход от теоретических рассуждений. Теоретиков все еще слушали, но теория не имела решающего значения – требовалось именно немедленное и решительное действие.
• В этике чувствовалась крайняя разочарованность провалом классического социалистического идеала. Великому идеалу марксизма не удалось реализоваться. Чистота марксистской теории была подвергнута необходимым, но оскорбительным поправкам. Благородный эксперимент Советского Союза оказался ужасающим обманом и преступлением. В ответ на эти разрушительные и унизительные удары многих охватил гнев от неудач, заставляющий отречься от утопических надежд.
• Психологически, в придачу к гневу разочарования, было оскорбительно наблюдать процветание ненавистного врага. Капитализм наслаждался своим успехом, благоденствовал и даже ухмылялся, глядя на трудности и растерянность социализма. Перед лицом таких оскорблений единственным желанием было разбить врага, увидеть его раненным, истекающим кровью и уничтоженным.
• В политике предложенная Маркузе интерпретация теорий Франкфуртской школы с акцентом на иррациональное насилие была оправданна. Праведный революционер знает, что народ угнетен, но зачарован занавесом фальшивого капиталистического сознания. Революционер знает, что для революции потребуются особенно проницательные люди, невосприимчивые к коррупции капитализма, исключительные личности, способные видеть сквозь занавес репрессивной толерантности, решительно отметающие любые компромиссы и готовые сделать все, чтобы сорвать завесу и обнажить ужасы, бурлящие за ней.
Все эти факторы в совокупности привели к подъему левого терроризма в 1960-е годы.
Таблица 5.5 Годы основания левых террористических группировок
Источник: Guelke 1995.
Даты основания некоторых из этих террористических группировок неясны. Однако все явно были последователями марксистского социализма и ни одна не существовала до 1960 года. Некоторые группировки имели
