не будут вызывать у ребёнка сомнение. Он сам доходит в нашем примере до важного вывода и, значит, создаёт для себя знак. Поскольку его наблюдение стало творческим процессом, вероятнее всего, оно найдёт отражение и в обычном творческом поведении ребёнка: в рисунках, придуманных словах, фразах и т. д.
Важно отметить, что, кроме верной интерпретации, у ребёнка могла закрепиться как полный знак также и ложная интерпретация события. Он мог бы решить, что родитель краснеет по какой-то иной причине (например, из-за того, что злится или боится чего-то) или что это особая, очень важная способность, дающая ему преимущества. Поэтому полный знак может возникать не только как верная интерпретация события, но и как такая интерпретация, которая объясняет достаточно много и снижает уровень неопределённости. При этом уровень неопределённости оказывается информационным понятием, но зависящим не от содержания информации, а только от того, достаточно ли соответствует каузальная схема события каузальной схеме нейронного процесса (его топологии).
Что значит соответствие каузальных схем? Его можно понимать в самых общих чертах, например, как смысловое соответствие. Ведь, помимо означаемого, за знаком скрывается и смысл. Г.Фреге писал: «Напрашивается мысль связать с каждым знаком (именем, оборотом речи, письменным знаком), помимо означаемого, которое мы будем называть значением знака, также и то, что я называл бы смыслом знака и в чём выражается способ данности…» [165] Однако, расчленяя знак, мы хотели бы двигаться дальше и увидеть за смыслом что-то более конкретное. Поэтому мы понимаем это как топологическое соответствие.
В частности, известна теорема Дж. Краскала [166]. Это теорема, которая даёт последовательность графов (деревьев), составленных из, например, трёх типов вершин. Причём одним из условий теоремы является то, что «ни одно дерево не должно являться частью более позднего дерева или повторять его». Иными словами, каждый следующий граф не просто структурно сложнее предыдущего – он не включает ни один из предыдущих как свою часть. На уровне топологии это можно проиллюстрировать на примере двух последовательностей:
1) шар и объёмная восьмёрка,
2) тор и объёмная восьмёрка.
Мы не можем сконструировать восьмёрку из шара (шаров), но можем сконцентрировать её из тора (торов). Переход от тора к восьмёрке, по крайней мере в топологическом смысле, требует меньше затрат ресурсов, чем переход от шара к восьмёрке. Фактически тор является готовой схемой для восьмёрки, а шар – нет.
Такое рассуждение близко к структурализму, но на уровне нейронных топологических структур и ментальных проекций, а не языка. Оно открывает путь к изучению нейронных дополнений графа. Скажем, рассматривая нейронную составляющую неполного знака, мы можем говорить о его топологическом графе и о его производных. Например, о его дополнении до полного графа или до полного знака.
Полным графом мы называем по определению полный граф, составленный из всех вершин исходного. А полным знаком мы называем нейронную составляющую полного знака, который мог бы быть образован нервной системой. Очевидно, что не все вершины полного графа и полного знака будут иметь нейронные соединения (на этапе неполного знака), поэтому часть нейронных связей такого дополнения будут существовать здесь как возможность, то есть идеально. Иными словами, такой подход открывает возможность для изучения нейронной природы идеальных явлений.
В этом смысле физические знаки, а именно – их означающие как физические объекты, оказываются вершиной айсберга иерархии знаков. Самым глубинным её пластом выступает идеальное как знак, чувствительностью к которому обладает только столь сложная структура, как мозг. Знаки-дополнения существуют не физически, но как мультивещи и являются необходимыми для снижения информационной неопределённости каузальными топологиями нейронных процессов. Мы уже неоднократно писали, что именно для образования таких каузальных топологий и требуются сознательные процессы в мозге.
Завершая краткое описание первого плана рассмотрения знака в плюрализме или теории не-систем, отметим, что в этом плане особое значение имеет изучение неполных знаков и их идеальных дополнений. Говоря о знаках за пределами пользы и информации, мы в первую очередь подразумеваем именно этот вид знака в виде идеального дополнения существующих материальных схем. Эти знаки даны человеку как нечто несуществующее, так как они существуют лишь в виде своего отсутствия. Но это отсутствие может рассматриваться наподобие формы замочной скважины, для которой нужно подобрать ключ, то, что мы называем полным знаком. Хотя, конечно, это не лучшее сравнение, так как замок может открыть только один ключ, тогда как, создавая знак, человек или животное может довольствоваться бесчисленным числом приближений к идеальному дополнению. Здесь слово «идеальное» оказывается сразу в двух своих смыслах: и как нечто нематериальное, и как что-то идеализированное – как недостижимый абстрактный идеал.
Здесь обнаруживается причина, почему идеальное дополнение к неполному знаку не является информацией и в нём нет и пользы. Это связано с тем, что такой знак сам ничего не означает и является по сути вещью, хотя и пустой, а значит, имеющей потенцию к творчеству. Такой знак является самим собой в том смысле, что он существует, объединяя различные несвязанные реальности или субстанции. Причём его существование лишь отчасти переходит в одну из реальностей, так как он по природе идеализирован и проявляется набросками – не в виде идеального ключа, а, скорее, как набор отмычек. При этом отмычки становятся указателями, индексиалами и существуют как информация, как сомнение и предчувствие, тогда как само идеальное дополнение есть недостижимое Ничто. Оно не передаётся в рамках какой-то коммуникации нервной системы, а возникает как её каузальная граница (вполне в витгенштейновском смысле, что субъект есть граница мира).
Ю.М.Лотман в статье «Символ в системе культуры» пишет о подобном явлении: «Важно лишь, что смысловые потенции символа всегда шире их данной реализации: связи, в которые вступает символ с помощью своего выражения с тем или иным семиотическим окружением, не исчерпывают всех его смысловых валентностей. Это и образует тот смысловой резерв, с помощью которого символ может вступать в неожиданные связи, меняя свою сущность и деформируя непредвиденным образом текстовое окружение» [167].
Второй план рассмотрения знака в плюрализме – это изучение сложности отношения в самом знаке. Осуществляя мечту Г.Фреге, попробуем рассмотреть знаки с позиции внутренней сложности их логических конструкций. Б.В.Бирюков указывает: «Основной идеей, пронизывающей логическую теорию Фреге, является метафизическое представление о логике и её законах как о чём-то абсолютном и неизменном. С точки зрения Фреге, законы мышления всегда и всюду одни и те же. Если когда-либо будут открыты отличные от людей мыслящие существа, они тоже, говорит он, будут мыслить по этим законам» [168].
В этом вполне фрегеанском смысле знаки могут по своей логической структуре состоять из высказываний, рассматриваемых как внутренние для знака логические процедуры. При
