Счастье личности не принадлежит никому, кроме нее, и, обладая средствами науки, образования и технологии, она свободна сама определять свои цели и самостоятельно планировать свою жизнь. Но если люди станут строго рационально действовать, исходя из собственной выгоды, что тогда будет с традиционными ценностями сообщества и альтруизма, долга и сопричастности? – волновались противники Просвещения. Не приведет ли такой рациональный индивидуализм к хладнокровному эгоизму, заботящемуся лишь о сиюминутных благах? Не побудит ли это людей отказываться от исконных традиций и разрывать коллективные связи, превращаясь в антиобщество изолированных, не знающих корней и отдыха атомов?
Таким образом, чествование разума и индивидуализма в Просвещении оттолкнуло его критиков видением безбожного, бездуховного, бесчувственного и аморального будущего.
Ужас от этого видения был наиболее ощутим среди интеллектуалов Германии, где большинство были враждебно настроены по отношению к Просвещению. Многие из противников Просвещения черпали вдохновение в коллективистской социальной философии Жан-Жака Руссо. Многие другие вдохновлялись критикой разума Дэвида Юма. И многие хотели вдохнуть новую жизнь в германские традиции веры, чувства долга и национальной идентичности, которые были подорваны призывом Просвещения к разуму, космополитизму и преследованию индивидуального благополучия. По мере того как Просвещение набирало влияние и престиж в Англии и во Франции, движение против Просвещения собирало свои силы в странах Германского союза.
Эта и следующая главы посвящены постмодернистской критике разума. Постмодернизм приобрел интеллектуальное влияние благодаря тому, что в гуманитарной сфере Контрпросвещение одержало верх над Просвещением. Неполноценность концепции разума Просвещения была его роковым недостатком. Постмодернистский крайний скептицизм, субъективизм и релятивизм были результатом двухвекового эпистемологического спора. Это история о том, как сторонники разума защищали реалистические описания опыта, понятий, логики, но постепенно теряли почву из-под ног и оставляли поле для противников концепции разума, которые предлагали все более изощренные аргументы в защиту антирационалистических альтернативных моделей. Постмодернизм стал конечным результатом атаки Контрпросвещения на разум.
Скептическое заключение Канта
Иммануил Кант был самым ярким представителем Контрпросвещения. Его философия, более чем какого-либо другого философа, укрепила видение веры и долга эпохи премодерна, защитив его от посягательств Просвещения, а его критика концепции разума Просвещения открыла путь иррационализму и идеалистической метафизике XIX века. То есть открытия Канта в философии стали началом эпистемологического пути к постмодернизму.
Иногда Канта называют защитником идеи разума. Многие также утверждают, что Кант был благосклонен к науке. Он подчеркивал важность рациональной последовательности в этике. Он отстаивал разумные принципы, которыми должно руководствоваться наше мышление, даже если это размышление о религии. И Кант сопротивлялся неистовым призывам Иоганна Гаманна и релятивизму Иоганна Гердера. А потому Канта можно было бы причислить к пантеону величайших умов Просвещения [27]. Такая аргументация ошибочна.
Фундаментальным вопросом разума является его отношение к реальности. Способен ли разум познать реальность или нет? Является ли наша способность к рациональному рассуждению когнитивной функцией, которая собирает свои данные из реальности, осознает важность этой информации и руководствуется этим пониманием для управления нашими поступками в реальности? Этот вопрос разделяет мыслителей на сторонников и противников идеи разума, он является точкой преткновения рациональных гностиков и скептиков, и именно этот вопрос стал предметом изучения «Критики чистого разума» Канта.
Кант был кристально ясен относительно своего ответа. Реальность – реальная, ноуменальная реальность – навеки закрыта для разума, и способности разума сводятся к распознаванию и пониманию собственных субъективных умозаключений. Разум «имеет при этом целью не что иное, как свое собственное формальное правило при расширении своего эмпирического применения, а вовсе не расширение за все пределы эмпирического применения» [28]. Ограниченный знанием феноменов, которые он сам сконструировал, исходя из собственных представлений, разум не может знать ни о чем, что находится за его пределами. В противоположность «догматикам», которые веками лелеяли надежду на возможность познания реальности как таковой, Кант заключил, что «догматическое решение здесь не просто недостоверно, а [вообще] невозможно» [29].
Таким образом, Кант, великий поборник разума, утверждал, что главной его чертой является неспособность найти ключ к пониманию реальности как таковой.
Мотивация Канта отчасти имела религиозный характер. Он был свидетелем поражения, которое религия потерпела по вине мыслителей Просвещения, и был согласен с ними в том, что религия не может быть обоснована с помощью разума. Он понимал, что мы должны выбирать, чему отдать приоритет – разуму или религии. И Кант решительно отдавал предпочтение религии. Это означало, что разуму отводилась подобающая ему вспомогательная роль. А потому, согласно его знаменитому утверждению во втором параграфе предисловия к первой «Критике», «я должен был ограничить область знания, чтобы дать место вере» [30]. Соответственно, целью «Критики» было существенное ограничение пределов возможностей разума. Закрыв доступ разума к ноуменальной реальности, все рациональные аргументы против существования Бога могут быть проигнорированы. Если представить разум ограниченным исключительно феноменальной сферой, тогда ноуменальная реальность – царство религии – будет недоступна для нападок со стороны разума, и противники религии должны будут оставить свои притязания [31].
Проблематика Канта, унаследованная от эмпиризма и рационализма
Помимо обеспокоенности вопросами религии Кант также пытался разрешить проблемы, с которыми столкнулись последователи эмпиризма и рационализма, пытаясь составить удовлетворительное описание разума.
При всех их различиях, эмпирики и рационалисты в целом соглашались с концепцией разума Просвещения: что человеческий разум является индивидуальной способностью, что он способен к объективному познанию реальности, что он может функционировать автономно и в согласии с универсальными принципами. Такое понимание разума подкрепляло их веру в науку, человеческое достоинство и совершенство общественных институтов.
Исследуя эти пять свойств разума – объективность, компетентность, автономность, универсальность и индивидуальную персональность, – Кант пришел к неутешительному выводу, что опыт философии последних лет продемонстрировал несостоятельность главного свойства разума – объективности. Неудачи эмпириков и рационалистов показали, что объективность невозможна.
Чтобы разум был объективным, он должен иметь контакт с реальностью. Наиболее очевидный способ непосредственного контакта – это чувственное восприятие. Согласно реалистическим описаниям, чувства дают нам самый прямой доступ к реальности, а значит, предоставляют материал, который разум затем организует и объединяет в понятия, из которых, в свою очередь, выстраиваются суждения и теории.
Но если чувства дают нам лишь собственные репрезентации объектов, то между реальностью и разумом существует непреодолимая преграда. Если разум руководствуется чувственными репрезентациями реальности, значит, он не может составить непосредственное представление о мире; тогда реальность становится чем-то предполагаемым или желанным, скрывающимся за пеленой чувственного восприятия.
Традиционно вспоминают два аргумента, которые позволили сделать заключение о том, что мы распознаем только внутренние чувственные репрезентации реальности. Первый аргумент основан на том, что чувственное восприятие есть каузальный процесс. Поскольку это каузальный процесс, по его завершении разум распознает свое внутреннее состояние, а не внешний
