рвется, библиосфера, как уже было сказано, погружается куда-то вслед за Атлантидой, а электронные носители ничему такому не подвержены – ну что может случиться с «цифрой», с последовательностью символов? С тем, что скопировано, разослано, размещено, что в огне не горит и в воде не тонет? И тем не менее автор, делающий ставку на бумажную (книжную) книгу как на ресурс вечности, абсолютно прав. Электронные книги, конечно, не ржавеют, дигитальные последовательности не стираются, не стушевываются от репликаций. Но создаваемые на основе такого субстрата продукты имеют очень короткий период полураспада, который к тому же продолжает сокращаться. Нечто крайне актуальное сегодня, будь то текст или крошечный изоорганизм, исчезнет из фокуса восприятия завтра, а еще через несколько дней уже будет и не найти следов его присутствия. Они, эти
посты, будем называть их так, конечно, не тонут, не горят и не ржавеют, они просто выбывают из-под человеческого присмотра – какая, собственно, разница, продолжают ли они как-то существовать вне зоны присмотра, за пределами конуса памяти? Так ли они существуют, как ненаписанный роман, для которого, тем не менее, в языке уже имеется комбинация слов, или как-то иначе? Файлы, погруженные только в электронную среду, воплощают принцип Дж. Беркли – бытие как esse percipi: они существуют, пока воспринимаются, и чем больше временной лаг, отделяющий их от зоны активного восприятия, тем безнадежнее затерялись они в тупике синтетического небытия. С книгами дело обстоит иначе. Вроде бы феноменология одобрит утверждение, что книги существуют, пока их читают. Но вот Гете полагал, что это ты, читатель, существуешь, пока читаешь их и благодаря тому, что читатели читают уже много столетий, и все это время библиосфера отвечала за комплектацию человеческого в человеке.
Еще раз: читатель может этого и не осознавать, но автор понимает, что книга нужна ему хотя бы просто для того, чтобы автором быть, и только когда электронный документ проецируется на бумагу и покрывается обложкой, происходит инициация в авторствование. Дело и до сих пор обстоит так, и пока ты инициацию не прошел, ты, например, «популярный блогер», а не автор в аутентичном модусе его бытия. Тоже, конечно, неплохо, да и заработок повыше, нежели у литератора в классическом смысле. Но что будет завтра с самым популярным сегодня блогером? Библиосфера существует веками, блогосфера – пару десятилетий, но у меня есть подозрение, что количество напрочь исчезнувших из памяти блогеров уже превысило количество позабытых писателей. Чем-то продвинутые блогеры напоминают продвинутых головоногих моллюсков – вот что пишет о них специалист по эволюции нервной системы Сергей Савельев:
«Особое развитие их мозга связано с появлением головных щупалец, которые могут быть дифференцированы по функциям. Эти своеобразные манипуляторы требуют для своего управления развитого мозга. Обладая развитыми щупальцами, головоногие могут прекрасно различать предметы на ощупь, вырабатывать устойчивые навыки и надолго запоминать полученный опыт. У них прекрасно развита исследовательская деятельность. Они сами обучаются открывать банки, отвинчивать крышки, открывать двери и совершать многие другие антропоморфные действия, привыкают к экспериментаторам, узнают их индивидуально, умеют бесцельно играть с предметами и решать многоступенчатые задачи.
Головоногие моллюски давно бы стали безусловными интеллектуальными лидерами нашей водянистой планеты, но природа сыграла с ними довольно злую шутку. Наградив их развитым ассоциативным мозгом, сверхэффективными манипуляторами, осязанием, хеморецепторами и зрением, она лишила их времени – главного условия для накопления индивидуального опыта. Головоногие моллюски живут очень недолго, обычно не более трех лет. Кроме того, большая часть видов этой группы моноцикличны: они рождаются, растут, один раз размножаются и погибают. Продолжительность жизни в один год ограничивает реализацию интеллектуальных возможностей головоногих. Живи они подольше, и приматов могло бы не быть, а сушу осваивали бы каракатицы в скафандрах» [110].
Что ж, прекрасное определение популярных блогеров и продвинутых пользователей: «каракатицы в скафандрах». Завоюют ли они новую сушу по мере того, как континент Библиосфера медленно погружается в воды забвения? Время тут и вправду решающий параметр. Ведь все сетевые авторитеты «моноцикличны»: они где-то рождаются, проделывают свой стремительный зигзагообразный путь к бытию-в-признанности, обретают свою минуту славы и неведомо куда исчезают. Что же касается писателей книжных книг, то иногда кажется, что самые позабытые из них всего лишь подзабыты…
9
Но одной только воли автора мало для поддержания мира бумажной книги. Еще живо поколение, для которого чтение неотделимо от перелистывания бумажных страниц. Пожалуй что, в России оно отличается особым упорством и стойкостью. Однако поколение, для которого первичным и естественным является вход в чтение через электронное устройство, уверенно захватывает культурные и социальные высоты. У многих его представителей нет дома книг – и их уж точно нет в качестве пищи духовной и хлеба насущного; следующее, только вступающее в жизнь поколение, является еще более радикальным. Следует ли отсюда, что судьба библиосферы предопределена?
Что ж, и с бумажной книгой может случиться то же, что с фотопленкой. В порядке отступления хочется привести совсем недавнюю историю
10
Книга и пандемия: очередное изгнание книг
Оно случилось в год тотального карантина: из питерских кафе вдруг исчезли все книги, которые прежде лежали и стояли на специальных полочках или просто на подоконниках. С этим я столкнулся прямо-таки в архетипической форме. Вот я сижу в кафе «Чайникофф», заказав, как обычно, чайник черного чая и собираясь записать кое-какие утренние размышления. И вот я вижу, что мужчина с соседнего столика подходит к подоконнику и кладет туда несколько книг. Прежде, до карантина, там всегда лежали книги, их брали, читали, возвращали, оставляли свои.
– Уберите немедленно! Это же источник заразы, – требует бармен и посетители столь же осуждающе смотрят на незадачливого книголюба.
– Да я их тут брал… почитать… еще до всяких событий.
– А теперь все. Запрещено.
Посетитель пожал плечами и сложил книги в свой портфель. У меня в голове вновь прозвучала фраза бармена: «Уберите немедленно книги! Это источник заразы!» Что ж, в каком-то смысле, услышав такое, начинаешь понимать, что фантазия Брэдбери и его подражателей отдыхает. Да, история с сожжением книг повторялась неоднократно. Их несли в руках к костру или топке, испытывая самые разные чувства. Но теперь господствующим чувством было одно: в книгах зараза. К ним нельзя даже прикасаться. К этому времени отсутствие маски уже не вызывало особых возражений: ну пусть себе болтается на шее, а вот книги… Можно сделать двоякий вывод:
1) Кажется, что бумажные или, собственно, книжные книги олицетворяют обанкротившееся прошлое и людей из прошлого, живущих сейчас: это они довели планету в том числе и до коронавируса. Они и эти их дурацкие книжки, которые они использовали вместо
