Евгений Федосов - Полвека в авиации: записки академика

Почему я взялся, как говорится, за перо? Решил последовать известному афоризму Козьмы Пруткова: «Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?» Или проверить столь же известное высказывание Максима Горького: «Каждый человек может написать одну книгу — книгу о своей жизни». Нет, причина в другом.

Последние пятьдесят лет XX века были связаны с наиболее продолжительной войной в новейшей истории человечества — холодной войной. В этой войне, как в любой другой, были свои победы и поражения, свои герои и предатели. Она требовала мобилизации всех сил государства для достижения победы, но, как и любая война, изматывала экономику, перемалывая в своем чреве громадные материальные и интеллектуальные ресурсы. Иногда эта холодная война «накалялась» в отдельных горячих точках: Вьетнам и Афганистан, арабо-израильские войны, вооруженные конфликты в Африке и т. д.

В схватке участвовали две крупнейшие группировки: шестнадцать стран Запада, входящих в блок НАТО, с лидером США, и шесть стран Восточной Европы, объединенных Варшавским Договором, с лидером СССР.

По существу, это была третья мировая война, хоть и велась в дотоле непривычной форме. Накопленный с обеих сторон ядерный потенциал сдерживал прямые вооруженные столкновения. Но если не было широкомасштабных боев на фронтах военных действий, это не значит, что не было тыла, который образовывали оборонные предприятия, работающие в режиме военного времени.

«Оборонка» была закрытой областью, о ней молчали средства массовой информации. Режим секретности даже внутри страны создавал «железный занавес», окружавший оборонные предприятия, и общество не знало, что происходит за ним. А в недрах закрытых НИИ, конструкторских бюро и заводов кипела напряженная жизнь, питаемая гонкой вооружений. Именно здесь можно было почувствовать, что у холодной войны — горячее дыхание… Всякий технический прорыв в той или иной системе вооружений у противника тут же вызывал ответную реакцию противостоящей стороны. Как ни покажется кому-то странным, это напоминало конкуренцию различных фирм, выступающих на одном и том же рынке. Может быть, именно этим объясняется тот факт, что после перехода на рельсы рыночной экономики именно оборонные предприятия наиболее быстро адаптировались к ней.

Наивысшего накала гонка вооружений достигла в 60-80-е годы. Именно в это время бурно развивались новейшие технологии электроники, микроэлектроники, оптоэлектроники, компьютерной техники, радиолокации, появлялись новые материалы и т. д. Все это создавалось ради построения новых авиационных и ракетных систем, боевых кораблей и подводных лодок, средств вооружения сухопутных войск.

А по другую сторону «внутреннего» железного занавеса наступил, как теперь говорят, период застоя. Общество чувствовало технический прогресс разве что через развитие телевидения, аудиотехники, появление компьютеров (тогда — еще отнюдь не персональных), пассажирских авиалайнеров, вряд ли до конца сознавая, что весь этот прогресс — едва ли не побочное следствие очень трудной и сложной работы по созданию оружия войны.

Окончание этой полувековой войны и вызванные им политические изменения в мире, демократизация нашего общества разрушили железный занавес вокруг «оборонки». Настало время показать обществу ту напряженную творческую жизнь, которой жили оборонные предприятия в последние пятьдесят лет. К сожалению, хотя об этом еще очень мало написано, уже уходят из жизни участники этих процессов, забываются их творческие достижения, сами их имена…

Это были скромные труженики, не избалованные вниманием общества, да и руководства страны. Материальные блага им доставались тоже довольно скромные, хотя средняя зарплата в оборонке была несколько выше, чем в гражданском секторе. В части материального благополучия «звезды» оборонных предприятий не выдержали бы никакого сравнения со «звездами» современного шоу-бизнеса. Этим же работники «оборонки» в СССР принципиально отличались от своих коллег-соперников на Западе. Но дух военного времени мобилизовывал людей. Они понимали свою ответственность перед страной и работали не за страх, а за совесть.

Мне в жизни повезло: окончив МВТУ им. Баумана, я сразу попал в коллектив, где решались достаточно сложные проблемы создания авиационных боевых систем. Именно в Государственном научно-исследовательском институте авиационных систем (ГосНИИАС) мне пришлось проработать эти пятьдесят лет и воочию наблюдать и непосредственно участвовать во всех процессах строительства четырех поколений реактивной боевой авиации нашей страны. Мне пришлось пройти путь от рядового инженера до генерального директора, от аспиранта до академика АН СССР (ныне Российской академии наук). Думаю, все это и дает мне право написать эту книгу.

Конечно, я субъективен. Мое видение этих пятидесяти лет создания нашей боевой авиации в чем-то односторонне. Вероятно, я не смог охватить все процессы достаточно широко. И главное — не сумел достойно отметить творческие вклады многих крупных ученых и инженеров, прежде всего работников ГосНИИАС. Я приношу им свои извинения. Объем и характер книги этого не позволяют. Но надеюсь, мне удалось передать тот ритм жизни, которым мы жили, показать ту роль, которую сыграли в развитии нашей авиации инженеры и рабочие, ученые, генеральные и главные конструкторы, директора головных институтов, выдающиеся руководители промышленности и Военно-Воздушных Сил.

Эта книга не увидела бы свет, если бы не В. М. Карпий, который заразил меня этой идеей и оказал неоценимые услуги в подготовке рукописи. Мне хотелось бы выразить ему свою горячую благодарность.

Фотоиллюстрации взяты из моего архива, а ряд фотографий любезно предоставлен главным редактором журнала «Вестник авиации и космонавтики» С. Скрынниковым, за что я ему весьма признателен.

Е. Федосов

Я никогда не думал, что буду работать в авиационной промышленности, но видимо не зря говорят: от судьбы не уйдешь.

Школу я закончил в 1947 году, то есть отношусь к поколению, конец детства и начало юности которого пришлись на Великую Отечественную войну. Она ворвалась в мою жизнь тем, что наш пятый класс в первые же дни эвакуировали в Дубосеково под Волоколамском. Мы, мальчишки, вначале восприняли войну не как трагедию, а скорее, как романтическое приключение. Поэтому, когда в районе Дубосеково был выброшен немецкий десант — средь бела дня мы увидели спускающихся парашютистов, потом приземлились самолеты с крестами, из которых выкатили танкетки с небольшими пушками, — я не почувствовал страха. Немцы заняли опушку леса, а поскольку все взрослое мужское население было призвано в армию и бои шли еще то ли под Смоленском, то ли под Вязьмой, ликвидировать десант было некому. Несколько милиционеров, несших службу в Дубосеково, поручили нам, мальчишкам, патрулировать на лошадях зону вокруг леса, но близко к нему не приближаться, а лишь сообщать обо всех передвижениях немцев. Этим поручением мы были очень горды, но к утру следующего дня десант ушел куда-то на запад. В оставленном немцами лагере мы нашли лишь обрывки каких-то красочных журналов, консервные банки с надписями на иностранном языке, но и этого нам хватило, чтобы почувствовать себя приобщенными к борьбе с врагом. Так я непосредственно коснулся войны.

Однако высадка десанта показала, что Дубосеково совсем не безопасное место для московских школьников, и нас вернули в Москву. Летом 1941 года мы с матерью снимали дачу под Нахабино. Здесь я пережил первый бомбардировочный налет на столицу 20 июля. Самолеты шли тремя эшелонами. Первый — очень низко, на высоте 300–400 метров. Было десять часов вечера, но на фоне догорающего заката мы успевали разглядеть профили лиц летчиков с «Юнкерсов» Ю-87. Эти самолеты легко было узнать по характерным обтекателям колес, шасси. Второй эшелон шел на высоте около километра, третий — еще выше. Их прикрывали «мессершмитты». Весь окружающий мир заполнил гул этих машин.