Мы с Лонгиным Лисом прохаживаемся у ангара, притоптывая на морозце, и с нетерпением дожидаемся, когда же, наконец, окончится процедура ознакомления Максимова с новым для него самолетом, и мы усядемся в кабинах. Лис ворчит:
– И дернул меня черт связаться с твоим дурацким самолетом. Поехать бы мне поездом: сейчас как раз «Стрела» подходит уже к вокзалу в Ленинграде.
– Ладно тебе. Зато сразу очутимся на заводе, никуда и ехать не надо.
В этот момент, совершив последнюю образцовую посадку, Максимов самостоятельно подруливал к ангару, а Пионтковский демонстративно скрестил руки на груди. Самолет, поднимая вихри снежной пыли, сверкая на солнце металлическими винтами, решительно развернувшись, остановился на заправку.
Вылезшие летчики, разминаясь, подошли к нам.
– Что это вы, Юлиан Иванович, так придирчиво инспектировали Максимова, он же не первый день летает.
– Целей будете.
Когда мы наконец взлетели, внизу мелькнула плотная коренастая фигура с поднятой вверх рукой. Таким и остался навсегда в моей памяти замечательный человек и прекрасный летчик Юлиан Иванович Пионтковский. Правда тогда я не знал, что вижу его в последний раз.
На заводском аэродроме нас встретили директор П.П.Скарандаев – бывший летчик-испытатель, главный инженер Я.Е.Шаройко и несколько незнакомых.
– А где Пехов, Капитонов, Шульман, Келларев? – спрашиваю я.
– Пехов, по вашему примеру, прыгнул с парашютом, – ответил Шаройко,- но у него случился шок, кольцо он так и не выдернул. Капитонов ушел на финский фронт добровольцем-лыжником и пока не вернулся, а Келларев сильно запил и в беспамятстве повесился.
– А Пахомов, наш бывший конструктор, где?
– При Гроховском он пошел, было, в гору, но когда эта афера лопнула, куда-то исчез.
– Ладно, – вмешался в наш диалог Скарандаев, – люди с дороги, небось проголодались, пошли.
Обедая, я показал Скарандаеву свое назначение и прочел на его грубо вырубленном лице плохо скрываемое недовольство.
– Главный конструктор у нас уже есть и КБ у него тоже. Зачем же нам еще один главный?
– Но самолеты-то вы строите только конструкции Яковлева – УТ-1, УТ-2, а теперь вот будете строить еще и УТ-3, при чем же здесь Бакшаев?
– У него есть задание на постройку самолета с крылом переменной площади с раздвижными секциями, этим он и занимается.
– Насколько мне известно, у него задание только на постройку аэродинамического макета, после продувок которого в трубе ЦАГИ еще будет решаться вопрос о таком самолете. А пока Лис будет продолжать курировать УТ-1, Синицын – исследовать поведение УТ-2 в режиме плоского штопора, а мне придется заниматься УТ-3 и координировать работу по всем яковлевским машинам. Кстати, Павел Петрович, как у вас дела с планом?
– План даем, как часы. Машину – утром, вторую – к обеду, а третью – вечером.
– Сверхурочных много?
– Обходимся без них.
– Ну, вы даете. Повсюду вкалывают, света белого не видят, а вы с прохладцей ходите в передовиках.
– Мы, ленинградцы, техникой и организацией берем.
Поселились мы с Лисом в «Октябрьской», где уже давно жил Синицын. Его подопечной машиной был двухместный учебно-тренировочный самолет УТ-2 с мотором М-11.
Самолет был по душе учлетам и инструкторам летных школ и аэроклубов, пока не обнаружилась его склонность переходить из крутого штопора в плоский, из которого он выходил неохотно. После нескольких зафиксированных катастроф началась паника и встал вопрос о снятии УТ-2 с эксплуатации и производства.
Проведя сложные исследования, Синицын совместно с летчиком- испытателем В.Л.Расторгуевым и инженером-методистом ЛИИ К.Н.Мкртычяном раскрыл тайну плоского штопора и тем самым спас УТ-2 от краха, а несколько потенциальных жертв – от смерти. С этой целью группа разъезжала по стране, демонстрируя в аэроклубах и авиашколах найденный метод вывода УТ-2 из плоского штопора. Этот цирк выглядел так:
– Покажите самолет, который не выходит из штопора.
– Вот он.
– Что с ним?
– Вывести его из штопора удалось только с помощью мотора.
Расторгуев садится в указанную машину, после набора метров 800 высоты совсем выключает мотор, снизив скорость, останавливает винт, штопорит отвесно, переходит в плоский штопор и, действуя одними рулями, на малой высоте благополучно выходит из этого штопора. После посадки начинался обстоятельный инструктаж.
Учебно-тренировочный самолет УТ-2
Однако на этом проблема до конца не была решена. Осторожные заказчики потребовали проведения исчерпывающих исследований, включая перевернутый вид плоского штопора, что оказалось еще более трудным и неисследованным делом, чем и продолжала заниматься эта слаженная группа.
Принципиальным отличием плоского штопора от крутого являлось его свойство не подчиняться стандартным действиям летчиков. Вращаясь с бешеной скоростью, словно кленовый лист, самолет падает до самой земли, если только летчик не знает специфических приемов, отличных от инстинктивных действий.
Лонгин Лис был ведущим конструктором УТ-1 – маленькой юркой машины, с которой тоже было достаточно хлопот. Ему приходилось часто курсировать между Москвой и Ленинградом, оперативно разрешая возникающие вопросы.
На другом конце города находился еще один авиазавод, № 23, где был в то время аккредитован Олег Антонов в качестве представителя Яковлева. Там, параллельно с заводом № 47, был дополнительно запущен в серию самолет УТ-2, с оставлением на потоке сборочных линий давно освоенного заводом старейшего серийного У-2. Антонов держался в служебном отношении полностью независимо от нашей группы, но по выходным мы часто встречались, проводя досуг вместе.
Излюбленными местами наших походов, в которых принимала участие инженер-прочнист Елизавета Шахатуни, также командированная из ОКБ Яковлева, были Гатчина, Эрмитаж, Петергоф и, особенно, Русский музей. Антонов, старый ленинградский житель, знал толк в живописи, хорошо рисовал сам и был удивительно легок на подъев.
Как конструктора я узнал Антонова задолго до того, как понял его как реального человека. В начале 30-х годов нам, энтузиастам-планеристам, обучавшимся на тяжелом и неуклюжем учебном планере Игоря Толстых ИТ-4, представилась возможность пересесть на «Стандарт» конструкции Антонова. Здесь громоздкая и тяжелая хвостовая ферма уступила место легкой изящной балке, стальные расчалки внутри крыла со сложными металлическими узлами их креплений были заменены оригинальными фанерными лентами на гвоздях и клею. Неуклюжая сложная и тяжелая кабина была заменена легкой надвигающейся крышкой, которая ставилась на планер только в последний момент, перед взлетом. Не только летать, но и перетаскивать его по земле, что обычно сопровождает планерный спорт, стало несравненно приятнее и легче.
Мало того, заменяя одни только крылья на тех же узлах, учебный тип планера можно было легко превратить в «Упар» (учебный паритель). Если условия местности или погоды этому способствовали, вчерашний планерист превращался в парителя.
Прославившись в Ленинграде, Антонов вскоре перебазировался в Москву, где в Тушино им был основан первый в стране Планерный завод. Тут широко строились не только учебные планеры, но и разнообразный ассортимент рекордных, пилотажных, буксирных и экспериментальных аппаратов.
О.КАнтонов и Л.С.Яковлев. Фотография 1944 г.
Когда же ажиотаж вокруг планеризма пошел на убыль, Планерный завод был прикрыт, а сам Антонов перебрался в ОКБ Яковлева. Его первой работой здесь была постройка на базе «семнадцатой» машины (УТ-3) пассажирского самолета № 19, который он делал в качестве заместителя Главного конструктора. Главным, разумеется, был Яковлев. Самолетик получился неплохой, но в серию не пошел, поскольку в мире уж очень запахло порохом и стало не до пассажирских самолетов.
Когда Антонов со своей неизменной спутницей Шахатуни появился в Ленинграде, мы встретились как старые знакомые, но наши совместные прогулки продлились недолго. Антонову пришло извещение прибыть в Москву и оформить назначение главным конструктором в Каунас, где было решено строить немецкий самолет Физелер «Шторх» («Аист»), подаренный Герингом Ворошилову в знак германо-советской дружбы, правда, оказавшейся весьма недолговечной. Этот «Аист» действительно был длинноногим, чем и заслужил свое название.
Перед отъездом Антонова я его спросил:
– Олег Константинович, как это можно соглашаться на всю жизнь уезжать в Литву только потому, что там предлагают неплохую должность и интересную работу?
– А когда это у нас делалось что-либо на время больше, чем год?
Его пророческий ответ мне показался тогда простой шуткой.
Работа по УТ-3 пошла значительно быстрее, когда мне удалось
подключить к этому делу небольшое КБ Бакшаева, пока тот пропадал в Москве, проталкивая испытания макета своего совершенно нереального самолета.
