Долгин пытался пристроиться к новому делу, конечно, на правах главы, вершителя судеб. Лехт отверг великодушное предложение Долгина. И началась безжалостная, хоть и бескровная битва.
Долгин почти всегда оставался в тени — в нужный момент на поле битвы оказывались свои люди.
Сперва они атаковали машину Лехта — дезинтегратор. Но потом, когда узнали, что проблема «пальцев» уже решается, подвергли сомнению прочность силикальцитных блоков.
В связи с этим Лехт предложил собрать в Таллине научный семинар, пригласить инженеров и технологов из тех городов, где — пусть в кустарных условиях — наладили изготовление силикальцитных деталей для жилых домов. К семинару долго готовились, всё как будто предусмотрели. Приехали в Таллин и помощники Долгина. Они искали слабое звено в молодой шеренге талантливых энтузиастов. И, к несчастью для Лехта, нашли его.
Лехт пригласил всех, кто приехал на семинар, побывать в лаборатории опытного завода.
— На десять минут, — сказал он, — по пути в зал заседаний.
Это была разумная идея — доставить в лабораторию рядовые силикальцитные блоки и при всем честном народе испытать их прочность. Пусть, мол, на семинаре торжествует язык цифр и фактов.
И вот все собрались в маленькой лаборатории, обступили лаборантку, стоявшую у приборов, приготовились записывать. Лехт и Ванас стояли вдали. Они уже много раз наблюдали такую картину — напряженные лица гостей, спокойный голос лаборантки, объявляющей: «Тысяча двести…», всеобщее удивление, чей-то возглас: «Поразительно!», повторное испытание и тот же голос: «Тысяча двести…» Кто-то говорит: «Подумать только! В два раза прочнее самого прочного бетона». Именно на такую живую реакцию ученых и инженеров рассчитывал Лехт, когда пригласил их в это утро в лабораторию.
Но вот проходит минута, две, пять минут. Лаборантка молчит. Все недоумевают, ждут, смотрят на нее, на стрелки циферблата.
— Что случилось? — спрашивает Лехт.
— Может быть, что-то случилось с прибором, — с явной издевкой сказал один из помощников Долгина, маленький и круглый, как шар, Петр Петрович Шилин.
Все повернулись к Шилину — это была неуместная шутка. Такую фразу в лабораториях произносят в тех случаях, когда исследователя постигает неудача и коллеги хотят как-то успокоить его.
— Почему вы молчите, Аля? — спросил Лехт.
— У нас уже давно не было таких блоков, — ответила лаборантка, — двести…
— Ну что ж, — усмехнулся Лехт, — были у нас и такие блоки… на испорченные приборы мы ссылаться не будем. Мы пригласим вас к концу дня, когда приготовим новые пробы.
— Специально отформованные? — спросил Шилин.
— Нет, тоже с конвейера, — ответил Лехт.
— Чем же эти плохи? — продолжал своим тенорком Шилин.
— Не знаю, Петр Петрович, — ответил Лехт, стараясь не раздражаться. — Я разберусь и доложу семинару.
Эту фразу Лехт произнес громко, чтобы слышали все его друзья. Хоть они и молчали, но были крайне поражены. Пригласить в лабораторию и так позорно провалиться!
— Кто доставил сюда эти блоки? — спросил Лехт у лаборантки.
— Янес, — ответила она.
Лехт побежал в цех, но Янеса там не нашел. Что же случилось? Неужели по ошибке в лабораторию принесли те опытные блоки, которые Лехт просил хранить, чтобы все помнили о пройденном пути, о достигнутых за годы успехах? Нет, не может быть, Янес был аккуратным человеком. Лехт ни в чем не мог его упрекнуть. Правда, был один момент, когда Лехт усомнился в добросовестности Янеса. Но то было минутное сомнение, не больше.
На завод тогда приехал Бруно Крут, весьма влиятельный в Таллине человек. Он был горячим сторонником широкого применения блоков из сланцевой золы. Крут даже написал кандидатскую диссертацию на эту тему. Он был искренне убежден, что силикальцит для новых эстонских домов непригоден. Потом, когда были сооружены десятки и даже сотни домов из силикальцита, Крут упрямо твердил, что сланцевая зола лучше, дешевле, выгоднее.
— Пусть нас рассудит жизнь, — как всегда в таких случаях, говорил Лехт. — Она сама выбирает своих надежных спутников.
Но Крут нашел себе горячего сторонника — Алексея Ивановича Долгина. Именно опираясь на эту авторитетную в научных кругах фигуру, Крут всеми возможными мерами тормозил развитие силикальцита, хоть и сохранял самые лучшие отношения с Лехтом.
Вот почему Лехт удивился, когда узнал, что Крут приехал на опытный завод, но не зашел к нему, а сразу же направился к Янесу, который к тому времени уже стал бригадиром. Янес повел Крута по всей технологической линии, по двору, мимо штабелей, новых и старых, добротных и бракованных блоков: вот и все. На какое-то мгновение Лехт тогда задумался: что связывает Крута и Янеса? Крут, конечно, знает о прошлом бригадира. Почему именно он сопровождал его по заводу?
Но потом обычная вера в людей, в их добропорядочность быстро вытеснила это минутное сомнение.
Теперь Лехт вспомнил о нем. Нет ли какой-то связи между визитом Крута, его дружбой с Янесом и той бедой (Лехт считал это бедой), которая приключилась нынче утром в лаборатории? Откуда взялись эти старые, бракованные блоки?
Тем временем на семинаре уже делались далеко идущие выводы об ошибках Лехта, о его стремлении ввести в заблуждение не только ученых, но и государственных деятелей, от которых зависели перспективы развития силикальцита. Кто-то предложил даже создать следственную комиссию.
Факты были против Лехта. Он хотел как-то спасти положение; вышел на трибуну и предложил повторить формовку конструкций. В это время слово попросил Янес.
— Я должен признаться, — сказал он, — что два года помогал Лехту обманывать государство. Силикальцит ничем не лучше обычного силикатного кирпича.
Он оперировал какими-то расчетами, по всей видимости не им подготовленными.
Лехт сидел и молчал. Он думал в эту минуту не о грозившей катастрофе, не об ударе, нанесенном ему людьми, которым он доверял. Нет, он вспоминал в эту минуту немецкий лагерь, властный, повелительный голос капо. Конечно, Юрий прав, он слишком доверчив. Люди все чаще и чаще пользуются этой доверчивостью. Почему Янес пришел к нему? Может быть, у него были самые благие намерения, он действительно хотел искупить свою вину и помочь ему, Лехту. Но он не учел, что человек, согласившийся стать в тяжкую годину надзирателем в фашистском лагере смерти, человек, издевавшийся над заключенными, хоть он и сам, в сущности, был заключенным, рабом эсэсовцев, — такой человек не мог быть ни порядочным, ни честным. Какие у него могли быть принципы? Что ему силикальцит? Конечно, Янес без малейших колебаний предал его. Теперь участники этого семинара могут вернуться на свои заводы и рассказать о его ошибках, об обмане. Именно этого добивался Долгин или те его помощники, которые приехали на семинар. А он, Лехт, хотел сразу же после семинара, опираясь на его научный авторитет, предложить сооружать многоэтажные силикальцитные дома. Такой эксперимент открыл бы силикальциту дорогу во все наши крупные города. Но после того, что произошло на семинаре, мысль эта показалась Лехту абсурдной.
В это время к нему подошел Ванас и сказал:
— Я выяснил — Янес принес старые, бракованные блоки.
— Конечно, конечно, — как бы не слушая Ванаса, ответил Лехт.
На следующий день удалось исправить «ошибку», сослаться на чью-то злую волю. Лехт, конечно, не назвал имени Янеса. Он никого не хотел посвящать во всю историю их взаимоотношений. Он просто сказал, что при более строгой технологии можно выпускать конструкции более высокой прочности. Но тень на силикальцит и на Лехта все же была брошена.
Эта тень долгое время следовала за Лехтом.
Десять лет Лехт вел эту битву. Конечно, он не мог бы выдержать, если бы был один. У Лехта были помощники. Это не только Лейгер Ванас, Виктор Рут, Ханс Тоом — десятки молодых ученых. Лехта поддерживали люди, которых он мало знал. И как бы живым олицетворением этой опоры был Александр Басов.
Молодой инженер, худой, высокий, с воспаленными глазами фанатика. Он готов был защищать Лехта в любое время. Иногда Лехт даже боялся этой защиты: она была слишком резкой, категоричной. Во всяком случае, в самые трудные моменты Басов был непоколебим, тверд в своих убеждениях. Он настаивал на том, чтобы силикальцит стал продуктом массовым, промышленным. Но как это сделать? Как добиться этой массовости? Для этого нужно построить большой завод. Кто даст на это деньги?
— Вы забываете, — говорил ему Лехт, — что для утверждения проекта будет привлечен такой человек, как Долгин. Уж он-то сумеет доказать, что это безумная трата народных денег.
— Все-таки попробуем, — настаивал Басов.
Вскоре он сообщил, что идея крупного силикальцитного завода находит самую горячую поддержку. Басов сооружал дома на всей линии железной дороги от Ленинграда до Москвы. Он доказал, что если будут использованы песок, известь, которыми так богаты эти места, то железнодорожные дома будут дешевыми и сооружаться они будут с необычайной быстротой, добился поездки в Таллин всех, кто имел отношение к утверждению проекта нового завода. И в этом поедике победу одержал не профессор Долгин, а инженер Басов.
