Вот почему Хинт предложил Тоомелю поехать в Москву, в Академию наук СССР.
Человек, впервые приходящий в чуть-чуть торжественные академические апартаменты на Ленинском проспекте, ощущает какую-то робость, но Хинт вел Тоомеля с такой уверенностью, будто бы принадлежал к завсегдатаям этого дома.
Их встретила молодая женщина, которая крайне удивилась, что посетители пришли к президенту «без вызова, без приглашения и даже без предварительного телефонного разговора». Хинт же только повторял:
— Такие у нас дела. Такие дела.
— Почему же так сразу? Может быть, вы обратитесь к вицу?
— К кому? — не понял Хинт.
— К вице-президенту, — пояснила она и добавила: — У президента все дни и часы расписаны. Может быть, на той неделе?
Хинт улыбнулся и сказал:
— Мы бы хотели попасть к президенту теперь, через десять минут. Мы ведь уезжаем. Ждать неделю у нас нет никакой возможности.
Молодая женщина на мгновение задумалась и сказала:
— Думаю, что из этого ничего не выйдет. Но я все-таки спрошу. Самонадеянность должна быть всегда вознаграждена, как сказал Сократ, — и вошла в кабинет президента.
Хоть ничего подобного Сократ не говорил, но молодая женщина любила приписывать ему все свои мысли. Так, казалось ей, роль секретаря поднимется до научных высот.
Хинт же почему-то подумал, что именно теперь решается судьба их машины. Он даже загадал: если президент их примет, то, вне зависимости от исхода этой встречи, все будет в порядке и нужный металл для «пальцев» дезинтегратора будет найден. Он иногда, для забавы, любил эти детские загадки.
В этот момент открылась дверь кабинета, к ним вышла поклонница Сократа, и по ее решительному виду можно было догадаться, что ни о каком приеме не могло быть и речи. Она подошла к Хинту и тем же тоном, каким она сказала, что ничего не выйдет, торжественно произнесла:
— Пожалуйста.
Президент стоял на ковре в центре кабинета. Хинт сразу же заметил, что кабинет главы советской науки намного меньше той комнаты, в которой он встречался с профессором Долгиным. По-видимому, тому нужен был большой кабинет (в полгектара, как любил в таких случаях говорить Хинт), чтобы внушать уважение к своей персоне.
Академик пригласил их сесть, спросил, кто они, почему обратились именно к нему и чем он может им помочь.
Хинт считал, что в этом кабинете читать лекции о силикальците не очень удобно, тем более что молодая женщина его предупредила: «Только десять минут». Но все-таки он коротко рассказал о силикальците и о проблеме сверхтвердого металла для дезинтегратора.
— А что такое силикальцит? — спросил академик. — Как он выглядит?
Хинт вынул из портфеля три кубика и положил их перед академиком. Ученый их долго рассматривал, прочитал наклеенные на них справки с указанием прочности.
— Это что — прочность равна чуть ли не граниту? — спросил он.
— Да, это так, — подтвердил Хинт.
— А из чего вы сделали эти кубики?
— Из песка и извести.
— Без цемента?
— Да, без цемента.
— Удивительно.
Хинт и Тоомель улыбнулись.
— Правда, — сказал Хинт, — такая прочность не нужна для строительных конструкций.
— Иногда нужна и для строительных конструкций, — сказал президент, думая о чем-то своем.
Хинт, любивший угадывать, о чем в эту минуту думает его собеседник, решил про себя, что президент видит уже иное применение для силикальцита, не только для жилых домов.
— Я бы хотел узнать все, — сказал Несмеянов. — У вас есть с собой какие-нибудь расчеты?
Тоомель положил на стол все последние исследования по силикальциту. Академик начал внимательно читать и как бы забыл о присутствии Хинта и его спутника.
Хинту казалось в этот момент, что Тоомелю не следовало бы посвящать академика во все детали их исследований. «Сразу, — думал он, — все равно академик все не прочтет, а если он попросит отложить решение этой проблемы на какое-то время — пусть даже на неделю, — новые дела и новые заботы отвлекут его от силикальцита, и все пойдет по той иерархической лестнице, которая не раз губила важные дела».
Президент же перелистывал пухлую тетрадь со всеми многочисленными приложениями и таблицами, задерживался то на одной схеме, то на другой, — у академика был цепкий глаз, он умел мгновенно улавливать суть научной проблемы.
Он поднял голову и, подперев ее рукой, как-то по-новому взглянул на Хинта и Тоомеля. Потом, как бы очнувшись, президент сказал:
— Это же великое дело!
— Я рад слышать это от вас, — сказал Хинт.
— Ну что же, давайте попробуем вам помочь.
Академик позвонил по телефону директору Института металлургии, коротко рассказал о силикальците, предупредил, что он видит в нем проблему громадной важности, просил помочь Хинту и его сотрудникам.
— Вот так, — сказал он, — приходят два незнакомых человека и приносят в портфеле революцию в технике.
Он встал и, уже прощаясь с ними, спросил:
— Сколько же силикальцитных домиков вы построили?
— Больше тысячи.
— И они дешевле железобетонных?
— Конечно, и уж, во всяком случае, не дороже. Но зато мы обходимся без цемента.
— В том-то и дело. Что же вы собираетесь делать с цементными заводами? — улыбнулся академик.
— Что ж, — ответил Хинт, — придет время, и цементу найдут какое-то другое применение.
— Представляю себе, как вас клюют наши цементные боги, — сказал президент.
Хинт вспомнил о Долгине, но ничего не сказал о нем.
— Ничего не поделаешь, они отдали цементу всю жизнь. Мы их понимаем, — сказал Хинт, продолжая думать о Долгине.
— В том-то и состоит мужество ученого — уступить место новому, вовремя уступить. Но боги не любят признавать, что они всего-навсего простые смертные. Так что не отступайте. Если нужно — ниспровергайте и богов. Желаю вам успеха. И напишите мне, пожалуйста, какие они будут, эти успехи ваши, — сказал президент академии и проводил их до дверей.
— Мы были у него час, — сказал Хинт, когда они вышли на Ленинский проспект.
Вскоре они уже были в Институте металлургии. И с этого дня у колыбели их скромной и, в сущности, очень простой машины встала Большая Наука.
Самые различные металлы и самые неожиданные сплавы испытывались в дезинтеграторе. И хоть во многом проблема эта уже решена, но до сих пор содружество академического института с маленькой лабораторией в Таллине продолжает приносить все новые и новые плоды.
Президент Академии наук СССР так и не узнал о разговоре Долгина с Хинтом, но в тот момент он защитил Хинта и его дело от долгиных в самом широком смысле этого понятия. «Если нужно — ниспровергайте и богов». Это Хинт запомнил на всю жизнь.
Впрочем, Долгин уже не был для него научным богом. По-человечески Хинт даже понимал его: слава, авторитет, как будто навсегда установившаяся научная репутация — от всего этого отказаться, более того — добровольно отказаться? Нет, это слишком трудно. К тому же он не один — ученики и ассистенты, помощники и коллеги, в той или иной степени зависящие от Долгина (он консультирует все, решительно все, что связано со строительными камнями), — все они поддерживают своего патриарха или оракула, хоть он еще не так стар, чтобы занять этот пост.
Долгин был когда-то передовым ученым, он пробился к научному Олимпу ценой серьезных научных исследований. Его авторитет нельзя было назвать дутым. Но наступил момент, когда от его слова зависела судьба того или иного молодого ученого, той или иной диссертации, от его покровительства или не покровительства — жизнь или смерть нового научного направления.
За последние годы эта монополия на справедливость, на непререкаемую истину, на безошибочное суждение начала исчезать. Но Долгин судорожно цеплялся за нее, сохранял внешний вид преуспевающего пророка. Появлялся в президиумах деловых и торжественных собраний, заседал в коллегиях различных комитетов — судил, рядил, влиял…
И в этот-то момент появился Хинт с его силикальцитом, с его независимыми суждениями, острым умом, талантливыми исследованиями. От него отмахнуться уже нельзя. Интерес к его открытию велик.
Долгин попытался пристроиться к новому делу, конечно, на правах главы, вершителя судеб. Хинт отверг великодушное предложение Долгина. И началась безжалостная, хоть бескровная, едва видимая, но глубоко продуманная битва.
Долгин почти всегда оставался в тени — в нужный момент на поле битвы оказывались свои люди.
Сперва они атаковали машину Хинта — дезинтегратор. Но потом, когда узнали, что проблема «пальцев» уже решается, подвергли сомнению прочность силикальцитных блоков.
В связи с этим Хинт предложил собрать в Таллине научный семинар, пригласить инженеров и технологов из тех городов, где — пусть в кустарных условиях — наладили изготовление силикальцитных деталей для жилых домов. К семинару долго готовились, всё как будто предусмотрели. Приехали в Таллин и помощники Долгина. Они искали слабое звено в молодой шеренге талантливых энтузиастов. И, к несчастью для Хинта, нашли его.
