Я спускаюсь. Королев внешне спокоен. Уставшее лицо. Уставшие глаза.
— Ну как дела, старик?
— Все в порядке, Сергей Павлович. Ждем.
— Знаю, что все в порядке. Я, пожалуй, поеду туда, к ребятам, посмотрю, как у них подготовка идет.
Сергей Павлович пошел к своей машине. Чувствовалось, что он волнуется, сильно волнуется, и ему нужно чем-то занять эту паузу, а занять лучше всего делом.
Автобус с космонавтами должен прибыть лишь через час. Делать пока было нечего. Я медленно пошел по «козырьку» (так называется основание стартового устройства) вокруг ракеты.
Хороша наша машина! Что-то в ней и грандиозное, и вместе с тем легкое, изящное.
Подошел один из наших испытателей.
— Что, хороша?
— Хороша, Святослав, очень хороша!
— Пройдемся немного, пока Юрий Алексеевич не приехал.
Мы спустились с «козырька» и по дороге, кольцом охватывающей стартовое устройство, пошли вокруг ракеты. Говорить ни о чем не хотелось. Каждый думал о своем. Вот она, здесь, наша ракета, ждет старта. А на Земле? Сколько призванных обслуживать полет людей по всей стране сейчас тоже ждет?!
Ждут радисты на специальных измерительных пунктах, еще и еще раз проверяя антенны, передатчики и приемники; ждут те, кому надлежит разговаривать с человеком в космосе, еще и еще раз проверяя аппаратуру на радиоцентрах;
ждут летчики поисковых групп в районе приземления, еще и еще раз проверяя моторы самолетов и вертолетов;
ждут те, кому надлежит определять параметры орбиты, еще и еще раз проверяя сложнейшие электронно-вычислительные машины в координационно-вычислительном центре;
ждут люди в Москве и в Ленинграде, в Крыму и на Кавказе, в Средней Азии, Сибири, на Дальнем Востоке.
Ждут!
Сколько народу, сколько сердец стучит тревожно.
Сколько труда вложено в осуществление мечты. А мечта — вот она! Здесь, рядом…
Мы не заметили, как обошли ракету кругом.
— Ну, Святослав, давай поднимемся еще разок, посмотрим, как там дела.
Минута на лифте — и мы на верхнем мостике. Люк в корабле прикрыт легкой предохранительной крышкой. Ребята, облокотившись на перила, смотрят вниз, туда, откуда должен появиться автобус.
Ждут…
Подошли машины с членами Государственной комиссии. Вернулся Сергей Павлович. Вот он стоит в группе и о чем-то рассказывает. Через несколько минут должен подойти автобус. И действительно, точно по графику он появляется из-за поворота бетонки.
Я опять спускаюсь.
Автобус подошел почти к самой ракете. Из передней двери в ярко-оранжевом скафандре показывается Юрий Гагарин, сопровождающие его медики и конструкторы скафандра.
Юрий Алексеевич подходит к группе руководителей и, поднеся руку к гермошлему, докладывает:
— Товарищ председатель Государственной комиссии, летчик-космонавт старший лейтенант Гагарин к полету на первом в мире космическом корабле-спутнике «Восток» готов!
Они обнимаются по-мужски крепко-крепко. Потом с Сергеем Павловичем, Николаем Петровичем Каманиным.
Сергей Павлович глядит на Юрия Алексеевича добрыми, теплыми лучистыми глазами. Отец, провожающий в трудный и опасный путь своего сына и ни взглядом, ни словом не открывающий свое волнение и тревогу.
— Ну, Юрий Алексеевич, пора. Нужно садиться!
Обнялись последний раз.
Юрий Алексеевич отошел от провожающих. Поднялся на пятнадцать ступеней лестницы, к дверке лифта. Рядом с нами Федор Анатольевич.
Здесь, на площадке, Юрий Алексеевич задержался, повернулся к провожающим, поднял в приветствии руки. До свидания, Земля, до свидания, друзья!
И вот мы в кабине лифта. Две-три минуты подъема — и верхняя площадка. Прямо в лицо — яркий свет ламп: уже и сюда успели проникнуть кинооператоры! Снимают, снимают все, знают, конечно, что снять нужно как можно больше. Ведь дубля не сделаешь: такое не повторяется.
Подходим к люку корабля. Юрий осматривается.
— Ну как? — с улыбкой спрашивает он.
— Все в порядке, «перьвый» сорт, как С. П. скажет, — отвечает ему Володя Мороз.
— Раз так, садимся.
Федор Анатольевич помогает Гагарину подняться, закинуть ноги за обрез люка и лечь в кресло. Так, все в порядке.
Отхожу немного в сторону, чтоб не мешать Федору Анатольевичу колдовать с привязной системой и проверкой кресла.
Сейчас Гагарин начнет проверку систем кабины, включит радиосвязь.
И действительно, почти тотчас же слышу из люка его голос:
— Как слышите меня? Вас слышу хорошо. Вас понял: приступить к проверке скафандра.
Его руки почти автоматически делают все, что нужно. Проверена система вентиляции. И тут же спокойный доклад:
— Проверку скафандра закончил.
Из бортового динамика слышен ровный, спокойный голос Сергея Павловича.
— Как чувствуете себя, Юрий Алексеевич?
— Чувствую себя превосходно. Проверка телефонов и динамиков нормальна. Перехожу сейчас на телефон.
— Понял вас. Дела у нас идут нормально, машина готовится нормально, все в порядке.
— Понял. Я так и знал. Проверку связи закончил. Как поняли меня?
Юрий переключил линию радиосвязи на телефоны гермошлема, и мы не смогли больше слышать вопросов, задаваемых ему, но по его ответам и шуткам чувствовалось, что с ним говорят то коллеги-космонавты, то Сергей Павлович.
Через несколько минут Юрий Алексеевич произносит:
— Понял, подготовка машины — нормально. У меня тоже самочувствие и настроение нормальное, к старту готов.
Пять минут девятого. И почти тут же слышу голос Юрия Алексеевича:
— Вас понял, объявлена часовая готовность. Все нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое.
Ну а теперь самое последнее и по-человечески самое трудное: надо прощаться с Юрием Алексеевичем и закрывать люк.
Мгновение — и тяжелая крышка поднята на руки.
Протискиваюсь в кабину, Юрий улыбается, подмигивает. Обнимаю его, жму крепко руку и, похлопав по шлему, отхожу в сторону.
Мгновение — и крышка накинута на замки. Четыре пары рук, словно автоматы, перехватывая пальцами, быстро навинчивают гайки. Тут же Володя Мороз специальным ключом начинает подтягивать их: 1-я, 15-я, 7-я, 23-я…
Некогда смотреть на часы. Секунды отстукиваются в висках только толчками крови. Последняя, 30-я, гайка.
Как по команде, все облегченно вздохнули и на мгновение опустили, расслабив, руки.
Тревожный, настойчивый сигнал телефонного зуммера, голос взволнованный:
— Почему не докладываете? Как дела у вас?
— Сергей Павлович, тридцать секунд назад закончили установку крышки люка. Приступаем к проверке герметичности.
— Правильно ли установлена крышка? Нет ли перекосов?
— Нет, Сергей Павлович. Все нормально…
— Вот в том-то и дело, что ненормально! Нет КП-3…
Я похолодел. КП-3 — это специальный электрический контакт прижима крышки, сигнализирующий о ее нормальном закрытии.
— Крышка установлена нормально.
— Что можете сделать для проверки контакта? Успеете снять и снова установить крышку?
— Успеем, Сергей Павлович. Только передайте Юрию Алексеевичу, что мы открываем люк.
— Все передадим. Спокойно делайте дело, не спешите!
Да, ему хорошо говорить «не спешите»! Мы-то понимали, что времени почти совсем нет. Четыре человека слились воедино.
Со стороны могло показаться, что это один организм о восьми руках и четырех горящих и стучащих сердцах: не помним, кто и что делал. Казалось, что все делается само.
Гайки сняты. Снята крышка люка. Юрий Алексеевич лежит в кресле, через зеркальце, пришитое к рукаву скафандра, следит за тем, что происходит, тихонько насвистывает мотив любимой песенки:
Родина слышит, Родина знает,
Где в облаках ее сын пролетает…
Несколько секунд потребовалось, чтобы чуть-чуть переместить кронштейн с контактом. Подсознательно чувствую, что ни контакт, ни кронштейн здесь не виноваты. Наверное, это наши электроколдуны — испытатели там, внизу, на пункте управления, что-то проморгали.
На часы не смотрим. Некогда, да и без толку. Все равно быстрее сделать то, что делаем, невозможно. Прощаться с Юрием еще раз уже некогда, успеваю только махнуть ему рукой и поймать в зеркальце хитрющий взгляд! Крышка опять поставлена на замки. Снова гайки: 1-я, 15-я, 7-я, 23-я… Есть последняя!
В телефоне голос Сергея Павловича:
— КП-3 в порядке! Приступайте к проверке герметичности.
— Есть!
Теперь надо установить «присоску». Поясню немножко, что это такое. Люк должен быть закрыт настолько плотно, чтобы из кабины в окружающее пространство не мог просочиться даже малейший пузырек воздуха. Иными словами, должна быть обеспечена полная герметичность. Для проверки сверху на люк, по месту его соединения с бортом кабины, накладывается прочная круглая чашка, и из-под нее насосом выкачивается воздух. При этом атмосферным давлением ее прижимает к борту кабины. Если теперь проследить за изменением давления под чашкой, то можно судить о герметичности соединения люка. Эта чашка и называлась у нас присоской.
