— Нет, я слышал, — сказал все время молчавший Краус, — что именно для того и затеяли совет, чтобы прикрыть наш институт.
— Ну, это не так просто, — махнул рукой Рязанцев.
Потом, когда уже сели за стол, он поднял бокал с вином и сказал:
— Именно теперь выпьем за процветание силикальцита и за здоровье всех энтузиастов, собравшихся за этим столом.
Все поднялись и стоя выпили бокалы.
Лехт привык ложиться спать рано — в десять или в половине одиннадцатого, но вставал на рассвете летом и не позже пяти утра — зимой: «утренние рабочие часы» были для него самыми дорогими и самыми продуктивными. А в этот вечер, после всех горестных волнений, обрушившихся на него бедствий, после всего пережитого в этот день, он не мог уснуть. Ворочался, лежал с закрытыми глазами, вскакивал, опять ложился, думал, перебирал все нанесенные ему незаслуженные удары, искал свои ошибки.
В таких случаях он оказывался более строгим, суровым и придирчивым судьей, чем все его враги. С пристрастием допытывался: что же такое произошло? Что дало повод Турову, Королеву и Долгину вновь обрушиться на силикальцит? Мало того, объявить его бесперспективным? Где же допущена ошибка?
Лехт вспомнил о своем итальянском «дневнике». Будучи в Италии, он диктовал в свой «электронный блокнот», как называл маленький магнитофон, который всегда носил с собой в боковом кармане пиджака. Диктовал рано утром в гостинице, по пути на завод, в поезде во время переездов из Рима в Неаполь, из Неаполя в Милан, словом, обращался к своему «дневнику» в самое различное время и различных условиях, даже на прогулке по острову Капри.
Теперь они лежали перед ним, эти маленькие кассеты с пленками. Он так и не собрался передиктовать их Нелли Александровне.
В этот вечер он заряжал одну кассету за другой, включал магнитофон и слушал, слушал самого себя, свой голос — то грустный, то веселый, то усталый, то бодрый. Он как бы заставил того Лехта отчитаться перед Лехтом, полулежащим в маленькой комнате гостиницы «Москва» и пытающимся найти «подводные рифы», свои ошибки.
Он согласился и с упреками, связанными с легкими ячеистыми силикальцитами, но ведь все строители мечтают о легком камне. С тех пор как люди начали пользоваться камнем для сооружения своих жилищ, они хотят перехитрить природу и облегчить камень. Господи, сколько усилий понадобилось многим ученым мира для того, чтобы облегчить бетон и железобетон. К каким ухищрениям прибегала вся строительная наука, чтобы снизить вес камня хотя бы на десять процентов. На это тратились усилия сотен ученых. Они трудились не год, не два, а многие десятилетия. Неужели Туров и Королев этого не понимают?
Лехт слушал свой «дневник», пропускал описание итальянской природы, голубого неба, живописных гор, добирался до сути дела.
7 октября
Приехали в Каяццо. Нас встретили инженеры Боттани и Мерканте. Там уже были подготовлены силикальцитные блоки. Я склонился над ними, долго изучал через лупу. Впрочем, и без лупы можно было обнаружить большие трещины. По-видимому, они вызваны какими-то внутренними напряжениями. Сразу же Ванас, Краус и я превратились в формовщиков и начали делать две серии опытных конструкций.
8 октября
Все вновь собрались у блоков, изготовленных уже с помощью советских инженеров. По-прежнему в них были трещины.
Осмотрели завод. Он был сооружен по проекту, разработанному в Таллине, и мы рады были отметить, что все задуманное нами выполнено, что завод, пусть небольшой, но производит хорошее впечатление с точки зрения компактности и технического оборудования.
12 октября
Продолжалась заливка форм, подача их в автоклавы, ожидание выхода форм из автоклавов, контрольные проверки, испытания. Трещины не давали нам покоя. Они то исчезали, то вновь возникали.
13 октября
Мы все вновь поехали к реке Валтурно, где добывался песок для итальянского силикальцита. Конечно, на вид не очень хороший песок, но лабораторные исследования и в Таллине и в Каяццо убеждали, что песок этот вполне пригоден для силикальцита. Нет, не будем гневить бога, песок тут ни при чем.
15 октября
В свободные часы от опытных заливок силикальцитных блоков нас приглашали в гости, возили в Неаполь, в Венецию. Мы сталкивались со многими итальянцами — богатыми и бедными, крупными промышленниками и рядовыми строителями. У всех у них на устах было это слово, вошедшее в итальянский язык с тем же произношением, к которому я привык в Таллине, — силикальцит. Кто бы мог подумать, что слово это, найденное мной в трудах профессора Некрасова, совершит такое путешествие по миру?
Все связывали силикальцит с новыми домами, с дешевыми квартирами. В каком-то маленьком городе меня просили начертить схему будущих квартир. Я объяснил им, что не собираюсь строить. Я только привез сюда идеи, формулы, расчеты, машины. Мы разработали проект завода и должны его пустить. В сущности, он уже действует, но нужно его еще наладить, а потом итальянские промышленники и итальянские строители уже сами сделают все, что нужно. Скоро, очень скоро появятся многоэтажные силикальцитные дома и в Италии. Так я говорил своим собеседникам.
17 октября
Все-таки хорошо, что мы решили отдохнуть, как бы отойти от этих блоков с их трещинами. Сегодня обнаружили причину брака. Вот откуда появились эти проклятые трещины. Они мучили и итальянских и советских инженеров чуть ли не три недели. В автоклав, оказывается, попадал воздух. Как же итальянские технологи не проверили? Нет, нет, не итальянские технологи, а мы сами должны были проверить. Мы полные растяпы. В этот день я не щадил ни себя, ни своих помощников. Я так кричал, что потом мне было стыдно смотреть моим товарищам в глаза. Я ведь не люблю создавать трудную атмосферу, я предпочитаю веселое подтрунивание друг над другом. При всем при этом стараюсь сохранять точность, деловитость, внутреннюю собранность.
19 октября
Все внимание было сосредоточено на автоклаве. Мы просидели на заводе два дня. Теперь, наконец, все в порядке. Мы сами залили формы и к вечеру получили опытную серию силикальцитных блоков. «Это уже дело!» Блоки не вызывают претензий со стороны итальянских инженеров. Но это только первые блоки, да и то они сделаны опытными инженерами, приехавшими из Таллина. Пусть попробуют то же самое сделать сами итальянцы.
21 октября
Директор завода, уже немолодой инженер-строитель, уверенно сказал: все будет в порядке. Но прошел день, и все было не в порядке. Я не упрекал в этом своих коллег, итальянских инженеров. Нет, это просто обычный процесс освоения.
22 октября
Всем опять отдых, всем забыть на день о силикальците. Надо устраивать эти «зигзаги», чтобы вырвать всех инженеров и формовщиков из того напряжения, которое порой приводит ко многим ошибкам. Давайте спокойно разберемся, что у нас не ладится.
26 октября
Снова пошли хорошие конструкции. Итальянцы похлопывают их по ребрам, разговаривают с ними, как будто это не мертвые камни, а живые существа. Я их хорошо понимаю — все специалисты на земле одинаковы, — я тоже когда-то вел длинные беседы с первыми силикальцитными блоками.
27 октября
Началась самая трудная пора — наладки дезинтегратора. Не сразу был найден нужный металл. Слишком часто приходилось менять роторы, «пальцы» изнашивались. Расход металла слишком большой.
29 октября
С дезинтегратором все еще плохо. Вот бы сюда Королева и Долгина — как бы они обрадовались!
В свое время я предлагал для первых иностранных заводов изготовить дезинтеграторы в Таллине. Меня не поддержали, хотя здравый смысл был на моей стороне. Ведь это же новая возможность экспорта, самого обычного экспорта машин. Странно, что наши деловые люди еще не научились коммерческому искусству. В любой стране радуются малейшей возможности расширения экспорта. А у нас вокруг каждого маленького дела возникают споры и дискуссии. Все время думаю о людях, подобных Турову. Их поступки, касающиеся силикальцита, лишены государственной целесообразности. Все больше убеждаюсь, что они продиктованы только личными соображениями. Все помыслы таких людей — кто и куда будет назначен, а великие категории — «родина», «коммунизм», «государство» — не очень-то у них в ходу. О них вспоминают только на митингах, а в кругу близких — разговор только о должностях, окладах и личных делах.
