НПО Хартрон сразу же подключил к нашим работам серьезные силы и они начали разбираться в деталях. Принцип организации работ у них был такой же, как и у НИИАП и мы начали заново с ними проходить все этапы от согласования ТЗ, алгоритмов, стыковочных характеристик и размещения аппаратуры. Структура КБ у них была очень громоздкая, рассчитанная на масштабные работы по ракетно-космической тематике и ее приходилось приспосабливать под взаимодействие снами.
Работа пошла, но не решался главный вопрос к которому неизбежно все мы должны были прийти – это финансирование. НПО Хартрон при всей своей громадной численности сотрудников требовал серьезного финансирования и ранее они ни в чем себе не отказывали. С их стороны начались попытки запросить объемы финансирования, превышающие затраты на разработку всего танка, что естественно никого не устраивало.
Мы долго притирались друг к другу, к тому же у Борисюка как-то не сложились с Айзенбергом личные отношения, каждый из них считал себя более главным, что также накладывалось на работу В начале по технике работа шла и очень хорошо, но финансирование по танку практически прекратилось и мы были не в состоянии оплачивать даже уже выполненные работы. Примерно года полтора мы в таком режиме работали, но потом работа медленно умерла, как и весь танк. Единственным ответвлением от этой работы стала разработка и запуск в производство НПО Хартрон баллистического вычислителя для нашего серийного танка.
В этот период началась работа с КБ Южное по созданию ракетного вооружения для Боксера и серийного танка. Эти работы также ни к чему не привели, они делали слишком большие ракеты и их задел оказался недостаточным для создания ракетного вооружения для танка. Они попытались получить такой задел в КБТМ, но им было отказано. Эти работы также медленно умерли, к тому же КБЮ не проявляло к ним серьезного интереса.
С момента развала Союза мы все-таки сумели довести конструкцию автомата заряжания и основные узлы танка до приемлемого уровня работоспособности. С автоматом заряжания у нас не получалось из-за его сложности, обусловленной компоновкой машины и вынесенной пушкой. Все-таки было найдено простое и удачное решение разместить АЗ в корпусе в виде двух барабанов вдоль бортов танка, что позволило добиться его безотказной работы.
Начали решаться вопросы и с пуском двигателя, было принято решение установить пускач и проработаны два его варианта – турбина или специальный дизель, который обеспечивал устойчивый запуск двигателя во всех температурных режимах.
Разработку ТИУС отдали в надежные руки, сначала НИИАП, а затем НПО Хартрон, и ни у кого не вызывало сомнений, что система будет реализована
Но произошло самое страшное, рухнула страна, которая могла позволить себе вести такую дорогостоящую разработку военной техники. Мы еще года два пытались найти способ продолжить разработку танка в рамках нового государства, но никому и ничего не было нужно, руководство государства интересовали совершенно другие проблемы, тем более взаимоотношения с Россией, правоприемницей Союза, еще до его развала начали серьезно ухудшаться.
Просьба Москвы передать документацию на Боксер украинские руководством было категорически отвергнута, а самим вести эту разработку явно было не по силам.
Машина медленно умирала, жизнь заставила КБ переориентироваться на работы по серийному танку и модернизацию ранее выпущенных в Союзе танков.
Начали происходить и кадровые изменения в КБ, как только мы ушли из подчиненности Москвы Борисюк начал избавляться от всех своих заместителей, доставшихся ему в наследство от Шомина. Постепенно все они по разным причинам покинули свои посты и на их место он назначал новых выдвиженцев. Встал вопрос, кто будет главным конструктором вместо Полякова, Борисюк рассматривал различные варианты и мне было известно, что там в том числе были кандидатуры Бусяка и меня.
Меня это несколько удивило, что Борисюк рассматривает в том числе и мою кандидатуру, между нами всегда были сложные отношения, но при его напористости в делах он видно ценил в людях работоспособность и преданность делу. Не знаю, насколько серьезно он это рассматривал, но в его заместители я явно не годился. И было здесь много причин, начиная от наших личных отношений и кончая моим отношением к этому образовавшемуся государству.
Ко всему этому я относился спокойно, пример Ковалюха остался для меня наглядным примером, к чему могут привести излишние эмоции. Борисюк негласно интересовался у моих сотрудников их отношением к нам и из-за моей жесткости и требовательности к подчиненным многие из них естественно были сторонниками Бусяка. Через некоторое время мой подчиненный Бусяк стал главным конструктором и первым заместителем Борисюка, я это воспринял спокойно и продолжал заниматься медленно умирающей работой по перспективному танку.
В конце концов работы просто прекратились, да и Борисюк потерял к ним интерес и занялся в основном работами по серийному танку. Мои подразделения и я остались практически без работы и от безделья я занялся разработкой системы электронного впрыска вместо карбюратора для автомобиля Таврия. Довольно оперативно я организовал кооперацию из предприятий военно-промышленного комплекса, оставшихся в Украине, и по заданию Запорожского автомобильного завода начал разрабатывать систему. Нам выделили два автомобиля, мы оборудовали их системой и испытывали в Харькове и Мелитополе, потом даже ездили на научную конференцию в Суздаль по перспективам развития этих систем.
Система электронного впрыска оказалась слишком дорогой и не очень нужной для этого маленького автомобиля и постепенно автозавод потерял к ней интерес.
Направление по перспективному танку в основном простаивало без дела, заниматься серийным танком у меня не было никакого желания, а сидеть без дела я не мог и надо было принимать решение, что делать дальше. В начале 90-х в стране бурлила политическая жизнь, я занялся политикой и в 1994 меня избрали депутатом Харьковского областного совета. Я возглавил депутатскую фракцию и совместно со своими соратниками по взглядам, начал борьбу с нарастающим украинским национализмом, который с неистовым упорством стремился перечеркнуть все наше великое прошлое.
КБ медленно деградировало, с меня никто и ничего не спрашивал, мои сотрудники самые достойные и способные достичь чего-то, начали покидать его. В итоге и у меня созрело решение уходить и осенью 1995 я написал заявление.
Причин, приведших к этому, было несколько и из них можно выделить две главные. Первое, это прекращение работ по перспективному танку и моему детищу ТИУС, как ни трагично, но работа по многим объективным и субъективным обстоятельствам оказалась не завершенной и надо было признавать поражение. Дорабатывать и доводить ранее разработанные танки, после такой многолетней работы на самом острие последних достижений техники и достигнутого уровня поддержки во всех сферах, я не мог и не было никакого стремления к этому. К тому же я отлично понимал, что Украине не по силам вести серьезные разработки по танкам и, в первую очередь, по финансовым соображениям.
Второе и не менее существенное, для меня имело принципиальное значение, для кого это я делаю. С юношеских лет и особенно после работы в комсомоле я всегда гордился своей страной и у меня была Родина с большой буквы, которая, как это ни пафосно звучит, очень многое для меня значила. С развалом Союза я сначала потерял Родину, а потом все эти события отняли у меня и любимую работу.
Я был свидетелем всего, что происходило с начала 90-х и тогда уже видел, что люди, рвущиеся к власти в Украине, сделают все возможное, чтобы оторвать ее от России и привить ненависть ко всему русскому. Последующие события только подтвердили это, взаимоотношения между нашими странами с годами ухудшаются и украинские националисты способны на все, в том числе и развязать конфликт с Россией. Практически всю свою сознательную жизнь я посвятил разработке этого грозного оружия, которым теперь могли стрелять в моих соотечественников. Отдавая себе отчет о возможном развитии ситуации я не мог переступить через свои убеждения и разрабатывать танки для этих ничтожеств.
Правопреемницей Союза была Россия и я, как советский офицер, давал присягу на верность и не собирался ей изменять. Настоящий офицер дает присягу один раз, а последующая служба под знаменами других государств – это удел наемников. К сожалению, не все военные выдержали испытание на верность, но были и целые воинские подразделения, которые остались верны данной присяге.
Насколько я знаю на территории Украины нашлось только две дивизии Воздушно-десантных войск, отказавшихся давать присягу новому государству, и после долгих разбирательств они со знаменами и под звуки оркестра покинули военные городки и отбыли на свою Родину, которой давали присягу.
