– В принципе, я отправляю одного из офицеров в штаб, – задумчиво пробормотал Эрвин, – и хотя присутствие штатского… но в порядке личной услуги… тем более, ты не совсем уж штафирка, – он усмехнулся.
Четверть часа спустя я уже стоял рядом со штабным бронеавтомобилем в ожидании упомянутого офицера, завершавшего оформление каких-то бумаг. От нечего делать я разглядывал стоявший в освещенном ангаре танк. Он довольно мало походил как на привычные мне по фронтовым воспоминаниям вагонообразные монстры, так и на украшавшие обложки журналов вроде "Популярной механики для молодежи" сухопутные броненосцы и подвижные крепости. Довольно небольшой, с причудливо многогранным корпусом, усыпанным стройными рядами заклепок разного размера, всего одной башней, из которой вилкой торчали в разные стороны вороненые стволы малокалиберной пушки и тяжелого пулемета…
– Вот достались на мою шею, – проворчал Эрвин, – ты же знаешь, я не танкист, я штурмовик. Мой стиль – быстрый прорыв и занятие обороны, движение вперед, не глядя на тыл и фланги. Танковая же медлительность и их неторопливое продавливание окопов… Нет, я положительно не знаю, что мне делать с этими железками.
Он вздохнул.
– Не скажи, – я вспомнил монолог вдохновенного танкофила Левинского, – один мой попутчик, польский полковник, как раз предлагал использовать танки для быстрого прорыва.
– Танки? Для быстрого прорыва? Но как?! – он удивленно посмотрел на меня.
Я по мере сил постарался пересказать ему все, что запомнил из пламенных речей полковника.
– Хм, – задумался, Эрвин, – с этой точки зрения я бронированные части не рассматривал. В отличие от бронеавтомобилей у танков достаточно проходимости для… Однако в этом определенно что-то есть…
Он снял фуражку, протер лоб платком, и внезапно обратился к механику, колдовавшему около машины.
– Зепп, как быстро может ехать эта бронированная обувная коробка?
– По инструкции 15 километров в час, герр майор, это кавалерийская модель. Но скажу Вам честно, при хорошем уходе да по здешним равнинам можно выжать все 20, а то и побольше. Главное чтобы фильтры не забивались и в дюны не заехать.
– Определенно в фантазиях этого поляка, что-то есть… если бросить их в рейд вместо кавалерии… нет, это явно надо будет попробовать…
Я уже начал было раскаиваться в своих словах, но тут появился отправлявшийся в штаб лейтенант со свежезаклеенным пакетом.
– Отлично, – оторвался от нездоровых фантазий капитан-комендант, – Оливье, я препоручаю моего товарища по оружию Вашим заботам, доставьте его в Александрию в целости и сохранности и как можно скорее.
– Так точно, мой командир, – лейтенант взял под козырек и бросил на меня оценивающий взгляд.
Не скажу, что бронеавтомобиль "Панар-Левассор" это очень комфортабельный транспорт. Довольно быстро у меня затекла спина, откуда-то постоянно сквозило, а уж дорожная пыль…
В дополнение ко всему лейтенант оказался на редкость неразговорчив, а водитель и сопровождавший нас аджюдан в присутствии начальства предпочитали помалкивать .
Лишь когда через пару часов мы сделали остановку в каком-то оазисе, заменить воду в радиаторе и немного перевести дух, я, воспользовавшись временным отсутствием лейтенанта, смог дать голосовым связкам небольшую практику.
– Аджюдан, Ваш командир всегда такой молчаливый?
– Можете звать меня по имени, Жослен Лярош, – представился тот, – раз вы друг нашего командира, то, думаю, вам можно доверять… Да, лейтенант у нас такой. Поговаривают, что он настоящий граф.
– Неужели? Что французский аристократ забыл в иностранном легионе?
Лярош пожал плечами.
– Мало ли что… Здесь не принято интересоваться прошлым.
– Ясно, – я решил не углубляться в обстоятельства, приведшие моих спутников в африканскую пустыню, – смотрю, ваш капитан-комендант пользуется большим авторитетом.
– О, да, – с чисто испанской темпераментностью вмешался в разговор водитель, – он лучший командир в легионе, правду говорю. Настоящий zorro del desierto – пустынный лис.
Испанец добродушно улыбнулся. Я уже хотел спросить, откуда Эрвин получил это прозвище, но тут появился лейтенант, и мои собеседники как по команде замолчали…
Когда мы достигли Александрии, уже светало. Бронеавтомобиль мчался по пустынным улочкам города, заволакивая их густой пеленой желто-бурой пыли. После нескольких замысловатых маневров, он замер на небольшой площади. Над воротами в одном из заборов гордо развевался французский триколор.
Напоследок я не удержался от колкости.
– Лейтенант, Вы просто кошмар для вражеских шпионов, за всю дорогу вам удалось не сказать ни слова…
– Молчание – золото, – флегматично пожал он плечами, потом внимательно взглянул на меня и добавил, – надо заметить для отставного унтер-офицера Тройственной монархии вы отменно говорите по-французски…
– Языки – мой хлеб, моя профессия…
– Вы переводчик?
– Нет, древние языки… Я доцент кафедры языковедения.
В глазах лейтенанта впервые за все время вспыхнул интерес.
– Вот как? Не ожидал. Право сказать, человека ученых занятий в здешних краях повстречать весьма затруднительно.
– Ну, в вашем распоряжении остается целый профессор – Жиль дю Понт. Более чем правильный и соответствующий текущей политической линии муж вполне ученых занятий.
Губы лейтенанта едва заметно скривились…
– Политика и правильность не лучшие спутники ученым занятиям.
– А вы, не лишены некоторого вольнодумства, лейтенант.
– Просто я могу себе позволить говорить то, что думаю…
– Теперь понятно, отчего вы так молчаливы… Что ж, цените эту возможность. В наше время это изрядная редкость.
– Было приятно познакомиться, – козырнул он.
– Взаимно, может быть еще как-нибудь встретимся, – в знак прощания я слегка приподнял шляпу, щедро осыпав свой костюм скопившейся на ней за время поездки пылью.
Теперь мне предстояло как можно быстрее найти старых египетских знакомых Карла и приступить к реализации нашего плана. В соответствии с инструкциями профессора я направился в портовую часть города. С набережной открывался прекрасный вид на Средиземное море. Надо заметить, что как раз в это время случилась очередная демонстрация союзных флагов, отчего Александрийский рейд был буквально забит итальянскими, французскими и британскими кораблями. Каждый из флотов стремился продемонстрировать свое безусловное превосходство над соперниками. Я всю жизнь считал себя человеком достаточно далеким от мореплавания, и рассматривавшим океан исключительно как место проведения отпускного досуга, но в ту эпоху, когда величие государства прямо измерялось количеством и размером линкоров, даже такая сухопутная крыса как я не могла не иметь хотя бы общего представления об этой овеществленной военно-политической мощи. Нет, опознать этих бронированных монстров по силуэту я естественно не мог, в конце концов, я же не военный моряк. Но названия посетивших тогда Александрийский порт левиафанов я из газетных заголовков извлек.
Королевский флот Британии представляли линкоры "Генри IV", "Канут Великий", "Эдуард Исповедник", линейные крейсера "Джеймс Кук" и "сэр Генри Морган", а также с полдюжины менее внуштельных кораблей. Республиканский флот Франции делегировал на встречу "Шарлеманя", "Маршала Моро" и "Дантона" не считая крейсеров. Хозяева, итальянцы, пригнали в Александрию "Джулио Чезаре" (бывшего "Императора Фердинанда Великого"), "Шипьоне ль'Африкано" (бывшую "Императрицу Софию Луизу") и два последних слова итальянского военного кораблестроения – линкоры "Лючио Корнелио Силла" и "Гайо Марьо".
Вся эта армада практически целиком закрывала горизонт и решительно лишала утреннюю гавань какого-либо романтического шарма. Впрочем, долго любоваться всем этим мне возможности не представилось, я свернул в отмеченный профессором на схеме переулок и постучал. Мрачного вида привратник долго рассматривал меня через окованную металлом бойницу в центре двери и лишь затем молча взял рекомендательное письмо и скрылся в недрах сада. Подождав минут пять, я уже начал было нервничать и оглядываться в поисках ломика или чего-то иного, что можно было бы использовать для принудительного вскрытия этого дубового шедевра домашней фортификации. Но тут дверь открылась, и я был весьма почтительно приглашен внутрь.
Омар, старый контрагент профессора, был весьма рад встрече:
– Друг Кара бин Немсави, мой друг, – довольно напыщенно приветствовал он меня.
Мое лицо видимо выразило некоторое недоумение.
– Так мы обычно называли профессора в старые добрые времена, – торговец древностями и антиквариатом довольно бегло изъяснялся по-итальянски, – впрочем, за глаза его чаще звали "лицо со шрамом".
