Возьми это мясо — видишь, я могу помогать тебе и кормить наших будущих детей — означал этот дар.
Сейчас Рэд наблюдала символический танец подношения даров, созданный и поставленный самым большим новатором в хореографии — естественным отбором. Рэд знала, что ей нравится в танцоре больше всего — стройные, сильные конечности и гибкие движения шеи — но почему, она не знала. Образ красивого самца сформировался у Рэд, когда она смотрела на родителей. Она не знала, что этот эстетический стандарт гарантирует выбор самца, который будет более ловок и быстр, чем она, а быстрота и ловкость — самые ценные качества в совместной охоте.
Рэд не знала истории своего вида. Только одно животное разовьет в себе способность заглядывать в прошлое и исследовать его — это будет Homo sapiens спустя сто двадцать миллионов лет. Однако Рэд понимала, что ей нужен самец по крайней мере не хуже того, который погиб недавно. Он должен быть даже лучше. Ее стандарт был выше, чем у средней представительницы ее вида.
Сейчас она была очень, очень довольна. Самец без малейшей дрожи в мышцах наклонился далеко вперед, вытянул шею в нескольких сантиметрах над землей, разжал челюсти и положил черепаху к ногам Рэд в ярде от нее. Потом медленно попятился, потупив глаза. В последний момент он споткнулся о торчащее из земли ребро астродонта, однако равновесия не потерял и тут же выправился — ошибка была еле заметной.
Рэд вздернула голову, будто была в большом сомнении. Ей полагалось так отвечать на ухаживания самца, чтобы заставить его понервничать. Но на самом деле она нисколько не сомневалась и не колебалась.
«Он просто превосходен — во всех отношениях», — рассудила она про себя. Если бы она могла дать ему оценку, то поставила бы 9,6 из 10 за исполнение и 10 за сложность танца.
Возникла долгая пауза. Самец украдкой поглядывал на нее, но не двигался. Рэд притворялась равнодушной. Она смотрела вверх на больших дактилей с вертикальными гребнями на мордах. Зевнула, зашипела на дактилей. Потом взглянула на черепаху, которая умерла по меньшей мере месяц назад. Вряд ли в ней осталось хоть что-нибудь съедобное.
Самец переминался с ноги на ногу, голени его сводила судорога. Рэд подняла черепаху и подбросила ее высоко над собой. Самцу казалось, что черепаха зависла в воздухе, медленно вращаясь. Он уже был почти уверен, что Рэд позволит черепахе упасть на землю.
Ам — и черепаха исчезла у нее в пасти.
Вкус у нее был ужасный, и конечно же она потом выплюнет ее. Но это уже не имело значения. Самец встал, выпрямился во весь рост и опустил передние лапы. Он приблизился к Рэд, уселся рядом и стал нежно вылизывать ей шею.
Хсссс… Ххссс! Сестра проснулась и злобно уставилась на самца. Она скалила зубы, пытаясь подняться. Птенцы встревожились и отползли на самый верх кочки. Но брюхо сестры было набито до того плотно, что у нее не было сил на то, чтобы изобразить настоящую угрозу. А Рэд даже не повернулась в ее сторону и не обратила внимания на ее неудовольствие. Сестра с трудом дотащила свое раздутое тело до детей и улеглась перед ними.
Она вздохнула, как будто говоря: «Прекрасно, если ты так настаиваешь, я не стану его кусать, но держи его подальше от меня и моих детей».
Июнь
Навоз, любовь и цветы
Самец-ютараптор неподвижно стоял в тени разлапистых листьев саговника. В нем бродили гормоны, и он был уверен в своих мышцах, в своей силе и в верности своих ощущений. Он никогда прежде не боялся напасть на незнакомое травоядное в три раза больше его самого.
Но сейчас он боялся. Боялся красного цвета. Масса пурпурно-красных предметов, висящих на кустах и низких деревьях в сотне ярдов от него, нервировала самца и выводила его из равновесия.
Никогда еще он не видел такого количества красного цвета сразу. Шестифутовая алая стена тянулась на четверть мили, и, когда дул ветер, красные предметы угрожающе раскачивались.
Молодой раптор не знал, как ему вести себя с этим пурпурным изобилием — не было запрограммированного инстинкта, чтобы выбрать верную линию поведения перед лицом такой массы красного цвета.
Красный цвет вызывает у наземных животных больше всего ассоциаций. Этот цвет возбуждает сильнейшие эмоции у птиц, ящериц, лягушек — и у ютарапторов. Красный цвет дает импульс к ухаживаниям и составлению брачных пар. Но он же — цвет крови, напоминание о смерти.
Самец привык иметь дело с небольшим количеством красного. В этот цвет были окрашены бока его собственной продолговатой морды. И подругу он должен был отыскивать по красному носу. Как только он увидел Рэд, все в нем отозвалось, потому что на ее морде красовались необыкновенно яркие овальные пятна.
Красный цвет — это вечный вызов и вечная приманка. Еще задолго до Мела он приковал к себе внимание животных с цветовым зрением. Он четко выделяется на фоне зеленой листвы или коричнево-бурой земли. Это универсальный язык, который будет понятен и попугаям, и обезьянам, и человеку через много-много лет после Мела.
Пурпурное и красное пронизывают пространство на большое расстояние и дают понять, что их носитель либо влюбленный, либо боец (то есть друг или враг). Для самок это призыв подойти поближе, а для других самцов — знак, предупреждающий о необходимости держаться подальше.
Эволюция — умелый и изобретательный декоратор. Самец раптора располагал двухступенчатой системой узнавания: во-первых, его привлекали рапторы с правильной окраской, во-вторых, он тщательно изучал строение узора на морде.
Он еще за пять миль увидел этот цветовой массив. Раптора вообще волновало любое движущееся красное пятно. Но сотни ярдов алого и пурпурного — это уж слишком. Его системы восприятия испытывали сильную перегрузку.
И вот что он видел сейчас в плотных, запутанных зарослях кустарника, разросшегося у подножия хвойного леса: тысячи ярких пурпурно-малиновых шариков, колеблющихся на ветру.
Это были цветы. Примитивные цветы с широкими простыми лепестками, расположенными, как у современной магнолии. Самец никогда еще не видел цветов, и для него они представляли жуткое зрелище.
Да к тому же еще и жужжание. Чем ближе он подходил к алой стене, тем громче становился звук — гудение миллионов крылатых насекомых.
Ютарапторы, да и все остальные динозавры их экосистемы, развивались в среде, где преобладали коричневые и зеленые цвета. Деревья были либо хвойные, либо саговники с пальмовидными листьями, либо древесные папоротники — все это растения, которые не цветут. Весь подлесок состоял из папоротников, хвощей и хвойных сеянцев — строго зеленых и коричневых в любых условиях. Рапторы привыкли видеть бурые шишки, висящие на ветках хвойных деревьев, и темные пятна на листьях папоротника, в которых зрели споры. Коричневое и зеленое, зеленое и коричневое — это был незыблемый фон всей предыдущей жизни самца раптора. В такой среде он чувствовал себя спокойно и уютно.
Ярко-красные цветы были новым, а хищники с большим подозрением относятся ко всему новому.
Самец вырос в тускло-зеленом окружении без цветов, и причина была проста: цветущие растения — эволюционные новички в его мире. В Юрском периоде, когда силы эволюции создавали предков раптора, не было вообще никаких цветов. И когда родился ютараптор, в самом начале Раннего Мела, растения все еще были лишены цветов.
Но пока самец подрастал, в жизни зеленых растений происходил важнейший переворот. То здесь, то там, спрятанные в недоступных уголках лесов, куда не проникали ни засухи, ни наводнения и где пасущиеся динозавры не вытаптывали и не обгладывали растения, появилась совершенно новая форма жизни. Это было маленькое деревце, которое не полагалось на то, что ветер подхватит и разнесет его пыльцу. Напротив, оно создало цветную приманку, чтобы привлечь летающих насекомых, — приманку, состоящую из видоизмененных листьев, которые превратились в лепестки цветов.
Пурпурные и фиолетовые оттенки очень притягательны для насекомых. Однажды привлеченные лепестками, они не спешат улетать, найдя в центре цветка вкусный нектар или избыток питательной пыльцы. Потом они перелетают на другой цветок, перенося на своих лапках пыльцу с предыдущего.
Цветок — это необыкновенно умное и важное средство приспособления. Он не только делает более эффективным опыление внутри женского растения, но гарантирует, что пыльца будет перенесена с одного растения на другое с гораздо меньшими потерями, чем у бесцветковых растений.
Теперь, в ходе Раннего Мела, природа добавляла еще некоторые новшества: более продуктивный, быстрый рост древесных волокон. Таким образом, цветковые растения были подготовлены к моментальному экологическому скачку. Эти растения станут самыми быстрорастущими во всем лесу в середине и конце Мелового периода. Ко времени тираннозавров, через сорок миллионов лет после ютарапторов, весь окружающий мир будет расцвечен изобилием цветов — красных, оранжевых, желтых, голубых.
