Организация Гейнлейна активизировалась в Судетах, и Прага ввела здесь военное положение. Германские газеты объявили о царстве террора в Судетенланде. В Лондоне Черчилль предложил министру иностранных дел Галифаксу сообщить Германии, что она, в случае посягательства на чехословацкую землю, будет находиться в состоянии войны с Британией. 15 сентября он писал в «Дейли телеграф», что чехи будут отчаянно сражаться и выведут из строя от 300 до 400 тысяч солдат противника. Весь мир придет на помощь Чехословакии.
В тот же день Невилл Чемберлен, впервые в жизни сев в самолет, приземлился в Мюнхене. Встречавшие его в почетном карауле эсэсовцы были взяты из охраны Дахау, из дивизии «Мертвая голова». «Я чувствовал себя совершенно свежим», – сообщал он сестре. Толпы немцев приветствовали его на пути к железнодорожной станции. Трехчасовая езда завершилась в Берхтесгадене. На ступеньках Бергхофа его встретил Гитлер, одетый в хаки со свастикой на рукаве. «…Он выглядит совершенно неприметным. Ты никогда бы не выделила его в толпе».
Во время встречи Гитлер не давал присутствующим говорить, он повторял на все лады, что не позволит притеснения трех миллионов судетских немцев. Он готов «к риску мировой войны». Улучив момент, Чемберлен поинтересовался, в чем же, в таком случае, заключается цель его визита? В ответ Гитлер стал рассказывать Чемберлену, как много им сделано для англо-германского примирения. Между двумя странами осталась лишь одна проблема, которую следует «так или иначе» разрешить: три миллиона немцев из Чехословакии должны «вернуться» в рейх. Он не желает больше позволять маленькой, второстепенной стране обращаться с тысячелетним германским рейхом как с чем-то второстепенным. Ему сорок девять лет, и если Германии суждено оказаться в мировой войне из-за чехословацкого вопроса, он желает вести свою страну, находясь в полной силе своего возраста. Он готов встретить любую войну, даже мировую. Остальной мир пусть делает все, что ему заблагорассудится, он, Гитлер, не отступит ни на шаг.
Чемберлен ответил, что не может дать согласие на аннексию Судет без предварительной консультации с кабинетом и французами. Но – это важно – он добавил, что лично он признает принцип отделения Судетской области и желает возвратиться в Англию для доклада правительству и обеспечения поддержки своему мнению. То был решающий шаг. Теперь ситуация отличалась от ситуации 1914 года. Величайшая империя мира уступала грубой силе. Находящиеся в Берлине посольства наиболее крупных стран получили германскую оценку происходящего: «Автономия судетских немцев более не рассматривается, вопрос стоит о возвращении этого региона Германии. Чемберлен выразил свое личное одобрение. Он ныне консультируется с британским кабинетом и находится в контакте с Парижем. Следующая встреча фюрера и Чемберлена запланирована на очень близкое будущее».
Через несколько дней Чемберлен писал сестре: «Мне удалось установить определенную степень доверия, что было моей целью, и, несмотря на жестокость и безжалостность, выражение которых я видел на его лице, у меня сложилось впечатление, что это был человек, на которого можно положиться, если он дал свое слово». В то же время Гендерсон сообщил, что на фюрера Чемберлен произвел «наилучшее впечатление». Чемберлен удовлетворен: «У меня сложилось мнение, что герр Гитлер говорит правду».
Пока Чемберлен полагался на обещание получить Судеты мирным путем, германская военная машина работала на полных оборотах, планируя боевые действия против Чехословакии. Характерная черта: был дан приказ действовать не только быстро, но и жестоко. В тот день (18 сентября), когда Чемберлен уговаривал своих министров, Гитлер и его генералы намечали план действий пяти армий, предназначенных к вторжению. Для оккупации Чехословакии вермахт выделял 36 дивизий. Двадцать второго сентября к границам Чехословакии подошли польские и венгерские войска. Судетские немцы (свободный корпус, возглавляемый Гейнлейном) захватили чешские города Аш и Эгер.
На совместное англо-французское предложение согласиться с германскими требованиями чешское правительство ответило отказом – их принятие означало бы, что вся Чехословакия раньше или позже оказалась бы под полным господством Германии. Прага напомнила Парижу о его обязательствах. Британский посол в Праге сэр Камил Крофт заявил, что непримиримая позиция чехов приведет к отчуждению Британии. Посол де Лакруа вторил ему от имени Франции. Президент Бенеш попросил де Лакруа письменно подтвердить отказ Франции сражаться. Как средство убеждения этот жест ничего не значил, но история должна была знать нарушившего свое слово.
Оставался Советский Союз. То был решающий час для Европы. Агрессор на марше мог быть остановлен преобладающими силами своих потенциальных жертв. Хватит ли у них решимости? Народный комиссар иностранных дел Литвинов 21 сентября в Женеве публично объявил, что Советский Союз будет верен договору с Чехословакией. Вызванный Бенешом посол СССР повторил обещание Литвинова. Правда, по условиям пакта СССР оказывает помощь, если это делает и Франция. Но советская сторона дала понять, что это условие не является для нее абсолютным, она готова прийти на помощь в случае просьбы чехословацкого правительства.
Чемберлен снова вылетел в Германию и 22–23 сентября совещался с Гитлером на Рейне.
Собрав немногочисленных сторонников, Черчилль предложил потребовать от Чемберлена настаивать на немецкой демобилизации, управлении Судетами международной комиссией, отказе обсуждать польские и венгерские претензии на чехословацкую территорию, немецких гарантиях чехословацкой территории. Один из присутствующих воскликнул: «Но Гитлер никогда не пойдет на такие условия!». В этом случае, сказал Черчилль, Чемберлен должен вернуться и объявить войну.
Фюрер попросил Чемберлена довести до сведения чехов, что эвакуация чехов с уступаемых территорий должна начаться 26 и завершиться 28 сентября. «Чтобы доставить вам удовольствие, мистер Чемберлен, я готов уступить. Вы – один из немногих, которым я когда-либо делал одолжение. Если это облегчит вашу задачу, я готов удовлетвориться 1 октября в качестве дня эвакуации чехов. Чемберлен вспоминал, что ощутил «растущее между ним и фюрером доверие», и по возвращении сказал кабинету, что он убежден, что «герр Гитлер не будет изощряться, обманывать человека, которого уважает и с которым ведет переговоры».
Когда Гитлер и Чемберлен прощались 23 сентября, окружившие их журналисты были поражены сердечностью расставания. Переводчик Шмидт подтвердил сближение. «Чемберлен обратился с сердечными словами прощания к фюреру. Он сказал, что ощущает рост чувства доверия между ним и фюрером в результате бесед последних дней… По прошествии текущего кризиса он будет рад обсудить другие проблемы с фюрером в том же духе».
Гитлер, получив согласие англичан, немедленно повысил ставки. Он потребовал согласия на оккупацию Судетской области до октября. Кризис обострился вновь. Могла ли Чехословакия сражаться в конце сентября 1938 года? В вооруженные силы был мобилизован один миллион человек. Франция объявила о своей частичной мобилизации. Вместе с французами чехословаки превосходили вермахт в отношении два к одному. В случае помощи СССР (а она была гарантирована) соотношение сил менялось еще больше. 25 сентября советское правительство также предприняло шаги по мобилизации своих войск. Согласно воспоминаниям маршала Захарова, если бы СССР, Франция и Англия действовали сообща, соотношение сил было следующим: 51 немецкая дивизия на трех (!) фронтах против 90 русских, 65 французских и 38 чешских дивизий. Шансы Германии, при всем престиже ее войск, были невелики.
Давнишний друг Германии, шведский король, предупредил германского посла, что если Гитлер не отставит свое требование, свой ультиматум «решить» судетский вопрос до 1 октября, Германия будет разбита в новой мировой войне. Даже основная масса германских генералов понимала это. Фанатизм не помешал и Гитлеру более трезво взглянуть на складывающуюся картину, что и заставило его вечером 27 сентября 1938 года написать письмо Чемберлену: он готов еще раз обсудить чехословацкую проблему и «дать окончательные гарантии тому, что останется от Чехословакии». Чехи, мол, держатся надеждой втянуть Британию и Францию в мировую войну против Германии.
Срок немецкого ультиматума истекал 28 сентября 1938 года. Чемберлен объяснял палате общин сложившуюся ситуацию, когда в зал принесли письмо. Галифакс передал его Саймону, тот прочел и протянул премьер-министру. В тишине был слышен вопрос Чемберлена: «Должен ли я сказать об этом сейчас?». Когда Саймон улыбнулся, премьер объявил: «Герр Гитлер согласился отложить мобилизацию на двадцать четыре часа, а также встретиться со мной, синьором Муссолини и месье Даладье в Мюнхене». Молчание продолжалось лишь мгновение, затем зал утонул в приветствиях. Но ликовали не все. Иден не смог этого вынести, он вышел. Гарольду Никольсону потребовалось немалое мужество, чтобы остаться. Макмиллан вспоминает: «Я увидел одного человека, сидящего молча, втянув голову в плечи, всем своим видом демонстрирующего нечто среднее между отчаянием и возмущением. Это был Черчилль».
