6. Глобальная автоэволюционная программа — возможно, главная черта следующего уровня земной цивилизации, которая сознательно станет на путь убыстренного развития, трансформируя свои несущие технологические и биосоциальные структуры.
Движущая сила усложнения заключена, разумеется, не только в естественном любопытстве («а что я там увижу с более высокой колокольни?»), скорее — это необходимость. Многие психофизиологические особенности современного человека и социальные программы запечатывают в себе тысячелетия эволюции в совершенно иных условиях, где межвидовая и внутривидовая борьба выступали в роли прогрессивных факторов. В условиях слабо развитой техносферы. характерных для цивилизаций А, избыточный продукт породил ожесточенную борьбу за место в социальной иерархии. Переход ряда цивилизаций в класс В позволил в немалой степени изменить положение активность в преобразовании техносферы привела к резкому росту потребления и даже к определенному изобилию жизненных благ[197]. Однако это далеко не решает всех проблем, поскольку стремление к неограниченному потреблению при минимальных личных усилиях (модель «первобытного рая») развилось в сильную взрывную тенденцию и с помощью могучей техники превратило древнейший прогрессивный фактор эволюции в опасный социально-экологический барьер. Попросту говоря, человек, рвущийся к беспредельному материальному благосостоянию, пренебрегая духовным самосовершенствованием, уходит в тупиковую эволюционную линию с любого этажа социальной иерархии. Хуже, однако, то, что уход нередко происходит толпами, здорово толкая в тот же тупик всю свою социальную структуру.
К сожалению, ценностную установку такого рода, имеющую очень древние корни, вряд ли удастся изменить своим ходом — у нас просто нет тысячи или даже десяти веков, чтобы предоставить их природе для неспешного решения. Внутривидовая и межвидовая борьба социальных организмов должна быть трансформирована в активность по созданию новых более оптимальных формаций с разумным уровнем потребления и заметно улучшенными индивидуальными и коллективными творческими данными.
Возможно, мы достигли того рубежа, на котором, несмотря на груз дорогих воспоминаний, придется открыто признать, что современный индивид не соответствует уровню сложности цивилизации и должен быть подвергнут необходимым преобразованиям. Запутанный клубок возникающих здесь моральных и технических проблем таит огромные опасности. Одна из очевидных и довольно давно выявленных — функциональная селекция, то есть попытка выведения особых «пород» с усилением одних функций организма при подавлении других, получение чего-то вроде генетически закрепленной жесткой структуры общества, нижние этажи которого как бы заселяются биороботами. Такого рода подход ошибочен не только из общегуманных соображений, но и по вполне конкретным причинам — гибкая социальная иерархия значительно эффективней в эволюционном отношении, способна к более интенсивному производству новых технических и культурных структур. Она представляет собой прогрессивный вид социальных организмов относительно любого кастового общества и тем более общества с биологическим закреплением каст. Однако в борьбе с вульгарным переносом идей зооселекции на социальный уровень важно «не выплеснуть ребенка вместе с водою», важно не закрыть себе дорогу к видовому усложнению человека в плане усиления его интеллектуальных данных, улучшения общей регуляции организма.
Мы пока слабо представляем уровень изменений, необходимых для удовлетворительного решения этой проблемы в планетарном масштабе. Многого, бесспорно, можно добиться изменением социокультурных программ, иной ориентацией обучения, особенно менее жесткой его специализацией. Земля захлебывается от обилия языков, и беда не только в том, что, скажем, японец и француз плохо понимают друг друга. В преодолении этого барьера сделано немало, скорее всего, он вообще будет пройден в рамках единого языка (типа эсперанто) и системы компактных электронных переводчиков. Хуже то, что художник плохо понимает физика, физик — политика, а все они вместе специалиста по археологии. Специализированные сленги разделяют людей подчас сильней, чем национальные границы, резко снижают взаимопонимание целей. Развивается слишком много систем отсчета с заметно разным видением мира (сквозь линзу своей специальности, сквозь структуру доступного языка), и нарастают трудности в согласовании усилий. Это ставит перед системой обучения задачу великого синтеза сленгов, создания образных структур той емкости, которая соответствовала бы реальному объему культуры, а попросту говоря, облегчала бы доступ к глубокому и разностороннему образованию. Явный крен в смысле облегчения доступа к благам материальным должен несколько выровняться, способствуя преодолению сверхпотребительских тенденций.
Следующий уровень — частичный симбиоз с ЭВМ. Имеется в виду возможность достаточно свободного включения в систему мощных компьютеров, способных давать любую необходимую информацию и активно помогать в решении сложных задач. Это откроет реальные пути значительного усиления индивидуального разума, но потребует разработки предельно простой схемы общения с машиной, фактически обучения ЭВМ содержательным языкам, если угодно — распространения великого языкового синтеза на техносферу.
Параллельно с этим можно предположить интересную эволюцию самого электронного мозга — выход его на уровень решения творческих задач. Машина — назовем ее условно эвромат — окажется в состоянии работать с полем аналогий, быстро подбирая наилучшие исходные модели для описания того или иного круга явлений, и проигрывать эволюцию этих моделей до необходимого уровня точности. Это откроет дорогу к своеобразной механизации умственного труда, хотя принятие окончательных решений может долгое время оставаться за человеком.
К сожалению (или к счастью — трудно сказать!), такое положение не будет длиться слишком долго. Уже сейчас надежды на вечный приоритет человека над машиной — устаревшая иллюзия, простое проявление антропоцентризма. Стремясь усилить свой мозг, мы рано или поздно сделаем кибернетические устройства неотъемлемой его частью, а впоследствии эта часть вполне сможет претендовать на автономию и даже на решающий голос в оценке большинства ситуаций. Интенсивно развивающийся вид, даже если он стартует от нелепых ламповых компьютеров 40-х годов, но в определенный момент обретает автономность в метаболизме и репродукции и способность решать задачи, недоступные человеку, рано или поздно опередит последнего. Машина типа многоцелевого эвромата не должна рассматриваться наравне с рычагом или домашним животным. Введенные в нее правила безусловного повиновения человеку (в духе азимовских законов робототехники) могут обеспечить какой-то период «машинного рабства», но для достаточно сложных кибернетических устройств подобная операция станет эквивалентна психогенному выведению расы рабов…
Конкуренция с высшими ветвями машинного вида заставит нас всерьез заняться собственной перестройкой, прибегая к услугам генной инженерии, хотя нетрудно отыскать и иные побудительные к тому мотивы. Homo sapiens всего на 1–2 % отличается по генетическому составу от ближайших видов шимпанзе и гориллы. Надо полагать, что отличия от ныне вымерших параллельных ветвей рода Homo были еще меньше. Между тем, последствия одного процента колоссальны. Научившись конструировать ДНК, обеспечивающие усложнение мозга, мы имеем шанс оторваться от своей ветви еще хотя бы на 1 %, и кто предскажет Вселенную, которая откроется перед нами!
Хотелось бы ограничиться этим восклицанием, однако точность требует подчеркнуть, что это будем уже не мы…[198]
Кроме всего, вполне разумно учесть возможные варианты синтеза в эволюции кибернетической и биологической. Например, наиболее эффективный вид может возникнуть как раз благодаря объединению двух линий. Не исключено и даже довольно правдоподобно, что в процессе автоэволюции будут создаваться несколько различные виды, оптимальные для определенного диапазона условий жизни (скажем, для геоподобных планет и для огромных кораблей, несущих блуждающие цивилизации). И тогда Земля может стать колыбелью многих космических форм разума. Вероятно, на этом пути проявятся и следующие витки развития, связанные, например, с попытками перезаписать жизнь на более удобные молекулярные структуры, отличные от известных белково-нуклеиновых комплексов. В какой-то мере развитие кибернетических систем можно рассматривать в плане перезаписи жизни и разума на более устойчивые и быстродействующие элементы. Выход кибернетики на молекулярный уровень откроет путь к широкой перестройке биохимической основы цивилизаций, а в определенных условиях и всего химического фундамента. Все дело в том, насколько свободно можно обращаться с атомно-молекулярными комплексами, сколь далеко зайти в конструировании все более компактных и емких хранилищ информации[199].
