Вернувшись ранним утром после короткого сна в лабораторию, я нашел там скорбно стоявшего среди развалин в центре комнаты профессора. При нагревании бумага взорвалась и разрушила печь. В одно мгновение мне стал ясен как этот факт, так и полный успех моих опытов. Профессор, увидевший меня выделывающим от избытка чувств па по комнате, вначале решил, что я сошел с ума. Мне насилу удалось его успокоить и подвигнуть к скорейшему возобновлению опытов. В одиннадцать часов утра я уже упаковал солидную стопку безупречной хлопчатой бумаги и отослал ее с приложением служебного письма прямиком военному министру.
Открытие имело блестящий успех. Военный министр устроил в своем большом саду испытания и, когда они превосходно удались, сразу же распорядился провести полную проверку данной бумаги на пистолетах. В тот же день я получил официальный прямой приказ военного министра перевести меня для проведения большой серии опытов на пороховую фабрику в Шпандау, куда в свою очередь уже было отдано распоряжение обеспечить меня всеми необходимыми для этого средствами. Думаю, редко обращение в военное министерство так быстро выполнялось! О моем переводе больше не было и речи. И я оказался единственным оставшимся в Берлине среди моих товарищей по несчастью.
Опыты в больших масштабах, проведенные на пороховой фабрике в Шпандау под моим руководством, не привели к тому ожидаемому в порыве эйфории результату, что взрывчатая бумага сможет полностью заменить порох. Хотя стрельбы из боевого оружия, а также пушек и показывали хорошие результаты, тут же выяснилось, что сама взрывчатая бумага не являлась достаточно устойчивым соединением, так как в сухом состоянии начинала постепенно разлагаться, а при известных обстоятельствах еще и самопроизвольно взрывалась. Кроме того, результат выстрела зависел от степени сжатия бумаги и способа ее воспламенения. Мой отчет, таким образом, сводился к тому, что произведенная по моему методу посредством смешивания азотной и серной кислоты хлопчатая бумага обладает отличными свойствами взрывчатого вещества и кажется пригодной к применению в военных целях вместо пороха для взрывных работ; однако не сможет повсеместно заменить дымный порох, так как не является устойчивым химическим соединением и ее действие не носит достаточно постоянного характера.
Я уже отослал это письмо, когда профессор Отто из Брауншвейга заново открыл и описал мой метод получения хлопчатой бумаги. Мои разработки и отчет военному министерству, конечно же, остались под секретом, так что Отто по праву считается изобретателем хлопчатой бумаги, раз он первым опубликовал способ ее изготовления. Такое происходило со мной много раз. Вначале может показаться жестоким и несправедливым, что кто-то ранней публикацией присваивает себе честь открытия или изобретения, которое другой, с любовью и хорошими результатами выпестовав, хотел опубликовать только после полной проработки. С другой стороны, следует все же признать необходимость установления такого правила приоритета, где для науки и мира в целом будет приниматься во внимание не личность, а само открытие и его публикация.
…Благодаря превосходным знаниям в области техники и естественных наук и дару изобретателя способен к высоким достижениям на техническом поприще…
Из послужного списка Эрнста Вернера Сименса, запись бригадного командира за 1846 год
Устранив таким образом опасность моего перевода из Берлина, я смог с большим спокойствием посвятить себя телеграфии. Я отослал генералу фон Эцелю[72], директору оптических телеграфов, подчинявшемуся генеральному штабу армии, подробную объяснительную записку, содержащую оценку состояния телеграфии того времени и описание ожидаемых в ней усовершенствований. Вследствие этого я был откомандирован в распоряжение комиссии генерального штаба, занимавшейся подготовкой замены оптических телеграфов электрическими. Мне удалось в такой высокой степени заслужить доверие генерала и его зятя профессора Дове, что комиссия почти всегда соглашалась с моими предложениями и передавала мне их практическое воплощение.
В те времена представлялось практически невозможным, что закрепленные на опоре легкодоступные телеграфные провода способны сослужить надежную службу, ибо считалось, что их быстро порвут. Поэтому везде, где на европейском континенте собирались ввести электрический телеграф, вначале предпринимались попытки создания подземных коммуникаций. Самыми известными стали подземные телеграфные линии профессора Якоби в Санкт-Петербурге. Он использовал в качестве изоляционного материала смолу, стеклянные трубки и каучук, но не достиг устойчивого удовлетворительного результата. Берлинская комиссия также получила в результате опытов изоляцию средней прочности.
По воле случая мой брат Вильгельм прислал мне из Лондона образец впервые появившегося на английском рынке необычного материала – гуттаперчи[73]. Превосходное свойство этой массы становиться в нагретом состоянии пластичной, а при охлаждении быть хорошим электрическим изолятором привлекло мое внимание. Я нанес на несколько образцов проволоки нагретую гуттаперчу и в итоге получил очень хорошую изоляцию. По моему предложению комиссия заказала проведение большой серии опытов с изолированной с помощью гуттаперчи проволокой, начавшихся летом 1846 года и продолжившихся в 1847 году. У образцов проведенной по полотну Ангальтской железной дороги проволоки гуттаперча наносилась на проволоку с помощью валков. Но обнаружилось, что стыки швов покрытия со временем расходятся. Поэтому я сконструировал винтовой пресс, проходя сквозь который нагретая гуттаперча под высоким давлением опрессовывала медную проволоку без шва. Медные провода, покрытые гуттаперчей с помощью такого модельного пресса, сделанного Гальске, показали хорошую степень изоляции и надежно сохраняли ее.
Покрытие всей медной проволоки, использованной для этих проводов, осуществлялось одной-единственной машиной, созданной совместными усилиями господ Сименса и Гальске. Она состоит из горизонтально расположенного цилиндра с подвижным поршнем; в одной из камер на конце данного цилиндра просверлено 16 отверстий, из которых восемь находятся в нижней части и имеют тот же диаметр, что и сама проволока. Восемь отверстий в верхней части располагаются точно напротив нижних отверстий и имеют необходимый для готовой проволоки с покрытием диаметр. Через нижние отверстия протягивается восемь отдельных проводов; цилиндр нагревается до средней температуры и заполняется гуттаперчевым составом, при этом поршень продвигается вперед; полужидкая масса продавливается сквозь отверстия большего диаметра, поразительно быстро протаскивая за собой протянутые провода; сама проволока при этом вследствие адгезии выходит из машины, покрытая гуттаперчей.
Из Mechanics’ magazine, Лондон, 03.02.1849
Летом 1847 года мной была проложена первая длинная подземная телеграфная линия из Берлина в Гросберен, состоявшая из таких изолированных проводов. И так как она полностью себя оправдала, вопрос с изоляцией подземных линий с помощью гуттаперчи и моего пресса был счастливо решен. Фактически с тех пор подобным образом изолируются не только подземные, но и подводные телеграфные кабели. Комиссия намеревалась положить в основу будущих телеграфных линий в Пруссии как провода с гуттаперчевым покрытием, так и мою систему стрелочных и печатающих телеграфов.
Мое решение полностью посвятить себя телеграфии отныне стало твердым. Поэтому осенью 1847 года я попросил механика И. Г. Гальске, с которым меня сильно сблизила совместная работа, оставить свое прежнее занятие компаньону и основать предприятие по строительству телеграфов; мое личное участие в деле предполагалось после выхода в отставку. Так как ни у Гальске, ни у меня самого свободного капитала не было, мы обратились к моему кузену, советнику юстиции, Иоганну Георгу Сименсу[74], жившему в Берлине и ссудившему нам для организации небольшой мастерской 6000 талеров[75][76] в обмен на шестилетнее участие в прибыли. Мастерская была открыта 12 октября 1847 года[77] во флигеле дома на Шёнебергерштрассе (там же мы с Гальске снимали свои квартиры) и быстро, без дальнейшего привлечения чужого капитала превратилась во всемирно известную фирму Siemens & Halske, находившуюся в Берлине и имевшую отделения во многих столицах мира.
Я отказался от заманчивой перспективы добиться доминирующего положения в комиссии по внедрению электрических телеграфов, став директором будущих прусских государственных телеграфов; я не желал больше никому служить и был убежден, что принесу большую пользу миру и себе самому, обретя полную личную независимость.