Если говорить о криминалистическом значении судебной токсикологии, то, прежде всего, нужно сказать о возникшем в начале XX столетия сотрудничестве между криминалистической и уголовной полицией, с одной стороны, и токсикологией, выросшей на базе судебной медицины, химии и фармакологии, — с другой.
Это был союз, который не только породил более или менее тесное сотрудничество уголовной полиции с токсикологическими лабораториями и институтами, но и привел к тому, что почти во всех странах мира токсикологические лаборатории стали неотъемлемой частью отделов уголовной полиции, слились с ними.
14. Химико-технические лаборатории полиции
Еще раз мы возвратимся на несколько десятилетий назад, во времена и в мир пионеров и одиночек, прокладывавших первые тропы, как Бертильон, или открывших путь криминалистике к науке.
По всей вероятности, Рудольфу Арчибальду Райсу принадлежит идея придать уголовной полиции естественнонаучные лаборатории, а ученых-естествоиспытателей сделать криминалистами. Раис не был токсикологом. Но так как наука о ядах, как часть естествознания, вросла в криминалистику, то основание общих естественнонаучных криминалистических лабораторий означало также начало ее полного слияния с криминалистикой.
То, что Альфонс Бертильон называл криминалистической лабораторией, было лишь мастерской, в которой он изготовлял фотографические приборы, чтобы испытывать и улучшать возможности фотографии в целях идентификации. Райс тоже в первую очередь был заинтересован в фотографии и научной идентификации. Но он был слишком разносторонним и изобретательным человеком, чтобы не понять значения для полиции общенаучной химической лаборатории.
Арчибальд Райс
Райс был высоким человеком с чертами лица, напоминающими героя романа Конан Дойля — Шерлока Холмса. Он родился в Германии. В 1895 году девятнадцатилетним молодым человеком он начал свои занятия химией в Лозанне. Рассказывали, что уже в годы учебы с ним происходили странные истории. Из-за врожденного дефекта кровообращения с Райсом случился однажды глубокий обморок. Его сочли мертвым, собирались уже хоронить, но, когда гроб поставили на катафалк, он проснулся и пережил шок, который так и не смог преодолеть всю жизнь. Однако болезнь не помешала ему сделаться страстным курильщиком. Он выкуривал каждый день столько сигар, что, если их сложить, образовалась бы линия в несколько метров. В 1900 году он ездил в Париж, чтобы познакомиться с Бертильоном, и вернулся в Лозанну убежденным поклонником идеи превращения криминалистики в науку. В тесном сотрудничестве с уголовной полицией швейцарского кантона Ваад и кантональным правительством он на свои личные деньги основал в Лозанне Институт научной полиции и добился, чтобы его институт при университете Лозанны был признан научным учреждением еще новой, не совсем ясно ограниченной области научной криминалистики. Он всего себя отдавал своей идее. Однажды, будучи приглашенным в гости, он прочитал хозяйке дома такой длинный доклад о полицейских проблемах, что его больше никогда в этот дом не приглашали. Вскоре его институт стали посещать русские, сербские, южноамериканские криминалисты. Он тоже ездил в Санкт-Петербург и в Рио-де-Жанейро, где оборудовал полицейские лаборатории. После первой мировой войны он снова появился в Лозанне и передал своему двадцативосьмилетнему ассистенту, ставшему впоследствии Профессором научной криминалистики, Марку Бишофу руководство местным институтом. А сам он переехал в Сербию и до конца своих дней жил в Белграде, в доме, который ему в знак благодарности подарил якобы король Югославии Петр. Для многих было загадкой, почему он стал жить в Белграде.
В 1928 году Райс умер от сердечного приступа. Сколь бы странным он ни был в жизни, его работа и особенно основание Института научной полиции в Лозанне обеспечили ему место в истории криминалистики.
Эдмонд Локар
Почти в те же годы на юге Франции, в Лионе, работал доктор Эдмонд Локар. Лионец по происхождению, он родился в 1877 году и изучал в своем родном городе медицину и право. Долгие годы он работал ассистентом Лакассаня: за это время ему стало ясно, что криминалистические возможности, прежде всего, гарантируют химия, микроскопия и биология и что патологу, каким бы разносторонним он ни был, не под силу овладеть всеми этими науками. Его не удовлетворяло, что химические институты университета производят исследования ядов в судебных целях. Он мечтал об объединении криминалистических и научных методов исследований поз одной крышей, а именно под крышей полиции. Как и Райс, он встречался с Бертильоном. Затем он посетил Вену, Берлин, Нью-Йорк, Чикаго, где знакомился с состоянием уголовной полиции, устанавливая, в каких масштабах используются там научные методы. В 1910 году он основал полицейскую лабораторию» Лионе, которая размешалась в двух жалких чердачных комнатах здания юстиции. В центре внимания полиции все еще стояла борьба за улучшение методов идентификации. Но Локар, который давно уже стал приверженцем дактилоскопии, не терял из виду своей основной цели. Он начал с химических исследований следов пыли и распространил свою работу на всю область судебной химии и техники. Исследуя химическим путем чернила и бумагу, он охватил также область экспертных заключений по документам, что с годами все больше и больше его интересовало.
Изящный, почти хрупкий в молодые годы, человек среднего роста, с черными усами, орлиным носом и блестящими светлыми глазами Локар был, видимо, первым, кто объединил в своей лаборатории химиков и патологов для обеспечения быстрого решения всех вопросов совместными усилиями разных ученых. Его преподавательская деятельность во французской полицейской школе способствовала в значительной мере тому, что в Сюртэ впервые стали проявлять большой интерес к естественным наукам.
Но не только во Франции и в Швейцарии работали новаторы естественнонаучной криминалистики. Они трудились во многих странах. Почти всегда это были одиночки. В противоположность большинству знаменитых химиков, токсикологов и фармацевтов, работа которых для нужд криминалистики составляла лишь незначительную часть их деятельности, эти энтузиасты посвящали криминалистике большую часть своей жизни. Чаще всего они работали в тесных вспомогательных лабораториях и интересовались всеми вопросами, которые впоследствии станут называться судебными науками, — от токсикологии и определения крови до графологии и баллистики. Наиболее заслуженные из них пользовались большим авторитетом.
Марк Бишоф (первый ряд, первый слева), Георг Попп (первый ряд, четвертый слева), Ледден Гульзебош (первый ряд, пятый слева), Август Брюнинг (второй ряд, третий слева), Гарри Зёдерман (второй ряд, шестой слева)
Одного из самых оригинальных ученых дала Голландия накануне XX столетия. Ван Ледден Гульзебош жил и работал в Амстердаме. Много поколений Ледденов были аптекарями, проживавшими в старом, хорошо сохранившемся здании больницы, первый этаж которого занимала аптека. От отца сын унаследовал жажду познания и талант аналитика. Еще молодым химиком ван Ледден Гульзебош столкнулся с несколькими уголовными делами и понял, какую большую роль в раскрытии преступления играют химические анализы. Услышав о Локаре и Райсе, он поехал в Лион и Лозанну и вернулся с твердым намерением посвятить свою жизнь задаче оказания помощи уголовной полиции в применении ею химии для раскрытия уголовных дел. Вскоре его лаборатория была завалена поручениями.
Известной и своенравной фигурой среди так называемых судебных химиков был на рубеже столетий Пауль Езерих из Берлина.
В германской столице и ее окрестностях не проходило ни одного более или менее крупного процесса, в котором в качестве эксперта-химика не выступал бы Езерих. Он основательно изучил судебную химию и токсикологию у профессора Зонненшайна, после смерти которого унаследовал его лабораторию. Позднее он работал в своем собственном доме в Берлине на Фазанен-штрассе. Это было многоэтажное здание, на первом этаже которого располагалась лаборатория, а второй занимала семья Езериха. Вскоре Езериху стали помогать ассистенты. Езерих работал в основном с аппаратами, созданными своими руками. Ассерваты, получаемые им для токсикологических исследований, хранились в задней комнате у вытяжного шкафа; холодильных установок в то время еще не было. В жаркие дни трупный запах распространялся по всему дому, достигая даже верхних этажей.
Но в этой с точки зрения более поздних времен примитивной обстановке он выполнял работу, которая сделала его среди служащих уголовной полиции, прокуроров и судей большим авторитетом, а среди берлинцев — очень популярной личностью. Особенно большое внимание он уделял применению фотографии в судебной химии. Кроме лаборатории, его интересовали только яхты и моторные лодки. У него были своя яхта и моторная лодка; он был членом Королевского клуба яхтсменов. Хотя уже перед первой мировой войной Езерих мог считаться миллионером и был женат на дочери богатого берлинского коммерсанта, им с годами все больше овладевала жадность, а характер становился все более деспотичным. К концу жизни он встал на пути прогресса даже в той области науки, пионером которой в свое время являлся. Однако после его смерти в 1927 году он остался в памяти людей как личность, которая установила необходимую взаимосвязь между криминалистикой, химией и естественными науками.
