Поразительно сходную картину мы можем наблюдать и в мифологии древних майя. Все обелиски и алтари в их культах воздвигались с целью увековечения периодов времени. А сами интервалы времени изображались в виде ноши, переносимой на спинах иерархических Богов-носильщиков, таким образом достигалась персонификация дней, месяцев и лет. Вычислив, какие именно Боги будут маршировать в данный день, жрецы майя могли определять их совместное влияние и тем самым предсказывать судьбу человечества.
Этим коротким экскурсом мы вовсе не хотим вторгаться в область точной лингвистики и культурологии, выясняя все нюансы. В свете заявленной темы нам будет достаточно сделать следующие выводы: представление о времени восходит к самым древним глубинным пластам человеческой психики, в связи с чем не случайна и его сакрализация. В каждой группе индоевропейских языков существует свое обозначение времени, единого термина нет. За пределами этой языковой группы картина еще разнообразнее.
Время всегда мыслилось не как универсальная, а именно как субъективная категория, иногда как процесс, который допускает вторжение в него человека. Время можно тянуть, простирать, нести на плечах, как судьбу. Время можно вершить, вот что самое важное. Именно под таким ракурсом и начиналось изучение проблемы времени в античной философии. Основатель милетской школы Фалес говорил, что 'мудрее всего время, ибо оно открывает все'. Его ученик Анаксимандр первым попытался сформулировать субстанциальную концепцию времени, а Парменид и Гераклит в своих воззрениях разделили его на прошлое, настоящее и будущее.
При всей очевидной для той эпохи революционности философии Платона, метафизическая суть его утверждений архетипична, ибо он высказывался о времени как об отрицании вечности. В своем 'Тимее' он писал: …для начала должно разграничить вот такие две вещи: что есть вечное, не имеющее возникновения бытие, и что есть вечновозникающее, но никогда не сущее. То, что постигается с помощью размышления и объяснения, очевидно, и есть вечно тождественное бытие; а что подвластно мнению и неразумному ощущению, возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле'.
Далее Платон с присущей ему четкостью воспроизводит архитектуру своего мировоззрения: 'Итак, время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад; первообразом же для времени послужила вечная природа, чтобы оно уподобилось ей, насколько возможно'. В соответствии с его взглядами, Бог сотворил 'некое движущееся подобие вечности' — вот квинтэссенция представлений о времени в платоновской философии.
Аристотель также внес ощутимый вклад в изучение проблемы времени. В своем известном сочинение 'Физика' он высказал весьма глубокие мысли о природе вещей: …время есть мера движения и нахождения тела в этом состоянии… для движения 'быть во времени' значит измеряться временем и самому и его бытию…
Но время может течь и не одинаково для всех, оно может разниться для тел, помещенных в него. На эту грандиозную мысль Аристотеля свершенно не обращали внимания материалисты различных эпох, выбирая из его сочинений лишь удобные им универсалистские идеи. Не надо думать, что находящееся во времени так же необходимо движется, как и все, находящееся в движении: ведь время не есть движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся. Именно, покоится не всякое неподвижное, а то, что, будучи по природе способным к движению, лишено его…
Наконец, номенклатурные материалисты старательно обходят базовое изречение Аристотеля из этой книги: 'Без души не может существовать время'.
Итак, субъективно-психологический подход в осмыслении проблемы времени налицо.
Величайший оптимист всех времен и народов, Эпикур также считал, что при измерении длительности 'должно руководиться непосредственным впечатлением, согласно с которым мы говорим о долгом или коротком времени, и исследовать это впечатление, прилагая его ко времени, как прилагаем его к другим предметам'.
Великий философ древности Тит Лукрецкий Кар, также почему-то записанный в материалисты, в своем главном сочинении 'О природе вещей' вообще называет время 'каким-то особым видом случайного свойства'.
Субъективистский подход на основе дифференциации восприятия времени здесь звучит победным аккордом. Это уже расовая теория времени в чистом виде:
''Также и времени нет самого по себе, но предметы
Сами ведут к ощущению того, что в веках совершилось,
Что происходит теперь и что воспоследует позже'.
В этом отрывке достаточно заменить слово 'предметы' на 'расы', и его можно смело цитировать в любом учебнике по нейрофизиологии, исследующей в частности и проблемы специфичности восприятия времени у разных народов, скорость реакции, порог кожной чувствительности и многое другое, относящееся уже к области компетенции классической расологии.
Стоики великолепно развили идею циклического времени. Бесконечное само по себе, оно в их концепции выступало как вместилище периодически изменяющегося мира, который вновь и вновь возникает, проходит определенные стадии развития и гибнет в результате очередного вселенского пожара. Однако принципиально новых миров не возникает, все возвращается на круги своя с незначительными изменениями.
Расовые теоретики ХХ века уже на свой лад подтвердили эту мысль античных стоиков, показывая на многочисленных исторических примерах, что народы рождаются, расцветают, чахнут и исчезают в пучине времен, но расы живут вечно, находя свое историческое, культурное и политическое воплощение во все новых и новых формах при неизменном биологическом содержании.
Эпикур, будто современный эзотерик, объявлял время 'свойством свойств', а представитель школы античного скептицизма Энесидем представлял время как функцию деятельности сознания. Две с лишним тысячи лет понадобится человечеству, чтобы экспериментально доказать эти простейшие истины. Неоплатоник Плотин вновь вернулся к озарениям 'Божественного Платона', возгласив, что 'время есть жизнь души, пребывающей в переходном движении от одного жизненного проявления к другому'.
Но предсказанный мудрецами античный цикл развития философии закончился. Секст Эмпирик, явно пресытившись обилием изощренных концепций о природе времени, вообще отказал ему в праве на существование: 'Время — это ничто'.
''Блаженный' Августин, ознаменовавший своим творчеством переход от античной философии к средневековой схоластике, буквально добил на излете традиционное архетипическое представление о времени. Цепь живительных превращений бытия разорвана, распятие и Воскрешение Христа объявлены исходной и абсолютной точкой истории, отныне время описывается линейно-поступательно. Ткать судьбу, вершить время, нести его тяжесть на своих плечах — человеку во всем этом отныне было отказано. Великая мистерия борьбы народов и рас объявлена завершенной, и все должно исчезнуть в горниле единого искупления. Поэтому и время теперь для всех объявлено единым и универсальным. Христианская высшая иерархия, будто государственная палата мер и весов, проводит всеобщую стандартизацию и унификацию времени: от сотворения мира до первого пришествия Христа и до второго. Инакомыслящих за покушение на новые эталоны ждут костры инквизиции.
Представители современных точных наук, а также некоторые любители эзотерической экзотики все чаще и чаще в наше декадентское время обращаются к трудам средневековых мистиков и алхимиков в поисках 'высших' откровений.
Мы же в свою очередь должны подчеркнуть со всей ясностью, что для расовой теории, равно как и для проблемы изучения времени, это был совершенно пустой и бесполезный промежуток европейской истории. И причина здесь заключена совершенно объективная, ибо церковная теология до такой степени изуродовала догматикой инертное сознание средневекового человека, что понятие 'исторического процесса' с большим опозданием появляется в европейской философии лишь на рубеже XVII–XVIII веков. Именно Исаак Ньютон, впервые осмыслив закон всемирного тяготения, сказал, что время является неотъемлемой частью пространства и представляет собой 'безграничное чувствилище Бога'.
Гердер первым ввел понятие причинности, Фихте развил весьма важные представления о детерминизме, а Гегель убедительно представил историю именно как процесс.
Иммануил Кант в своем блестящем сочинении 'Антропология' уже во введении счел необходимым подчеркнуть: 'Понятие 'мировидения' особенно применимо к познанию человека в его родовых признаках'.
Таким образом, Кант по сути первым в новейшее время под исторический процесс развития познания подвел расовую основу. Время различно для всех, и на эту мысль указывает его пассаж из 'Критики чистого разума': 'Время не есть нечто такое, что существовало бы само по себе или было бы присуще вещам как объективное определение… Время следует считать действительным не как объект, а как способ представлять'. Наконец, Кант всегда говорил о 'субъективной реальности времени' и подчеркивал, что 'изменяется не само время, а нечто, находящееся во времени'. Но что же находится во времени, как не различные человеческие расы, 'субъективно' и каждая по-своему несущие его 'способ представления'.
