В Тростников - Мысли перед рассветом (фрагмент)

ются по их поводу двумя-тремя ничего не значащими фразами, проявляя гипертрофированный интерес к деталям и делая вид, будто в деталях и технических проблемах заключено главное. Впрочем, слово "вдруг", употребленное выше, не совсем точно. При изложении смысла физики и сущности ее результатов на философском языке, используемом для пропаганды господствующей идеологии, определенные трудности возникали с самого момента появления физики. Однако в первое время затруднения казались чисто лингвистическими и уж во всяком случае компенсировались огромной пользой, приносимой физикой этой идеологии. Но с течением времени польза становилась все призрачнее, а враждебный привкус результатов все ощутимее. И настал тот час, когда идеологи увидели физику в новом свете -- не как преданную единомышленницу, а как строптивую пророчицу. Объективно события разворачивались непрерывно, а скачком, т.е. "вдруг", изменилось людское отношение к ним. Чтобы понять последний акт драмы, нужно знать содержание предыдущих актов, где ничто вроде бы не предвещало острой развязки, но в ретроспективном оглядывании многое приобрело роковое значение. Поэтому мы начнем с восемнадцатого столетия, когда непосредственные преемники Ньютона не могли прийти в себя от восхищения, наслаждаясь силой и стройностью полученной из его рук науки. Зададим себе такой вопрос: неужели на их горизонте не было ки малейшего облачка? Теперь, в конце двадцатого столетия, после всех пережитых бурь, когда мы видим перед собой не монолитное здание физической науки, открывавшееся взору наших дедов, а множество разбросанных на большой площади низких и очень разнородных по 120 стилю построек, каждая из которых имеет собственное хитроумное устройство, спасающее от напора стихий, мы понимаем, что грозное облачко стояло на небе и двести лет назад. Но тогда оно никого не тревожило. Во-первых, оно было маленьким и тонким, и, чтобы заметить его, нужно было обладать недюжинной зоркостью и опытностью. Во-вторых, по отношению к физике царил такой энтузиазм, что никому не было бы позволено сомневаться в исключительной ценности этой науки для утверждающегося естественнонаучного взгляда на мир из-за того, что в ней самой или в ее стыковке с философией имеются небольшие логические неувязки. Если дядя делает своему племяннику ценные подарки, то молодой человек не станет обращать внимания на отдельные странности своего благодетеля, а может быть даже начнет превозносить эти странности, усматривая в них признак глубокого ума. Физика не просто была полезна выходящей на сцену атеистической идеологии, но являлась для нее совершенно необходимой помощницей, как необходим богатый покровитель желающему прочно утвердиться в жизни молодому дельцу. Без помощи физики эта идеология никак не смогла бы перейти с уровня интуиции на уровень рассудка и благодаря этому одержать решительную победу. Возникшее в пятнадцатом веке, а может быть и еще раньше, новое мироощущение нуждалось в обретении адекватной логической формы, в построении оправдывающей его картины Бытия. Бог ушел из чувства европейца, но оставался еще в его разуме, и это создавало напряжение и неустойчивость. Чтобы восстановить равновесие, нужно было вывести Бога и из разума.