Еще при первом нашем знакомстве, он, что называется, положил на меня глаз.
— Садитесь, Рыжов, — кивнул он мне на табурет, стоящий напротив его стола. — Курите?
— Здоровье берегу, гражданин начальник.
— А чего это вы так… официально? Вы же в прошлом тоже офицер. Воевали. Так и я этого хлебнул досыта.
— И где же?
— Да… были места… еще когда срочную служил. Да и потом… пришлось. Но у вас, как я посмотрю, все существенно круче. В личном деле написано, что вы воевали почти четыре года — это серьезно. Где же?
— Афганистан — шесть лет назад. Наркобаронов тамошних по горам гоняли. Потом с миротворческими миссиями в Африке. Там вообще не поймешь, кто кого гонял. Утром вроде бы мы всех в лес загоняем, а ночью под бетоном, да под броней сидим — головы не поднять. А стрелять в ответ нельзя, не то с рассветом у КПП будет делегация местных, притащившая на руках свежего покойника. И он, по странному совпадению, будет самым, что ни на есть, мирным пахарем. Вот ежели мы его с оружием в руках грохнем — наш верх. Но такое редко бывает.
— Почему?
— А рядом с каждым таким стрелком всю дорогу два-три пацана вертятся. Как его завалят, либо ранят, пацан его автомат хватает — и ноги в руки. А нет оружия — нет и террориста.
— И не страшно им так? Убить же могут!
— Зато, если автомат унесет, то и раненого спасет — оружия-то у него нет, да и денег заработает. Платят за такое дело неплохо.
— Это с каких же доходов?
— Так Евросоюз и ООН туда деньги только что не грузовиками возят. И оттого у населения местного какой-либо стимул к труду почти исчез. Одно дело поле пахать да урожай растить. И совсем иначе этот несчастный крестьянин с оружием в руках выглядит! Походил, поорал, в воздух пострелял — вот денег-то и дали. И еды подбросили. Нафига работать-то опосля этого? Коли и так все дают?
— И много там таких… крикунов?
— Да я других-то почти и не встречал…
— Интересно! А вот, ежели, например, в воздух ночью стрелять?
— Да хоть в Луну! Раз будет хотя бы один выстрел — так труп приволокут обязательно.
— Так где ж его взять-то? Если по нападающим никто не стреляет?
— Тоже мне, проблема! — фыркаю я. — В Африке свежего мертвяка найти — дело на три минуты. Сами кого-нибудь и грохнут, ежели приспичит.
— Зачем?
— Семье убитого положена компенсация. А виновнику убийства «невинного пахаря» свободно лет десять отвалить могут.
— И как? Были такие случаи?
— Сейчас уже нет. После того, как на блокпостах несколько раз «забывали» ворота закрыть, и нападавшие просачивались в охраняемые зоны… А ведь там только сахибы из Евросоюза и США живут…
— Были жертвы?
— Охрана и обслуга. Сахибов в лес уводят и сызнова денег требуют. Теперь уже — за них самих. Причем весьма немаленьких! Так что, теперь сажать перестали, но финансово греют основательно!
— Хм-м! — «кум» полистал мое личное дело. — Надо же… А за что у вас в деле пометка — «склонен к побегу»?
Опять за рыбу гроши…
По утрам я просыпаюсь тяжко. Есть такой грех — люблю поваляться и потянуться. И даже многолетняя привычка вставать рано, эту мою особенность характера только усилила. С кота своего пример беру. Он тоже соня знатный. Двенадцать лет мы с ним вместе живем, вот и взаимно влияем друг на друга. Мурзик со временем приобрел философский склад ума и ко всему происходящему относится спокойно и невозмутимо. Попытки изредка появлявшихся в моей квартире женщин призвать его к порядку кот стоически терпит. Не высказывая при этом явных признаков неудовольствия. Старый и мудрый, он хорошо понимает, кто в доме хозяин. Женщины приходят и уходят, а он тут всегда. К сожалению, котище прав — они не задерживаются надолго. С финансовой точки зрения я мало им интересен. Сидеть же дома не могу по очень многим причинам. Так что времени говорить дамам цветастые комплименты и носить на руках у меня банально не хватает. Вот и не остаются они у меня надолго, уходят искать своего принца дальше. А жаль… Домашнего уюта мне тоже очень хочется. Но не выходит отчего-то…
Так и сегодня. Было у меня желание героически отлежать себе бока, по крайней мере — до обеда. С тех пор как меня поперли со службы, времени стало много. С работой полная неясность. Нет, пойти куда-то охранником еще вполне возможно. Но не тянет. Совершенно. Благо что выходное пособие мне выдали полностью и своевременно. Да и заначка какая-никакая была. Еще пару месяцев проживу А дальше… дальше поглядим.
Наш отдел сократили почти в полном составе. Часть ребят, выслуживших уже достаточный срок, попросту уволилась, остальных раскассировали по разным подразделениям. Так что, вернувшись из командировки (которая оказалась неожиданно длительной!), я застал в своем кабинете незнакомого мне капитана, увлеченно этот кабинет обживавшего. На мой изумленный вопрос он толком ответить не смог, и я поперся прямо к генералу.
Хазина тоже не оказалось, не было и его секретаря. Такое у нас случалось нечасто, и я завернул к заместителю начальника. Полковник Леонтьев являлся, в сущности, неплохим мужиком и досиживал уже последние дни перед выходом на пенсию. Оттого и настроение у него было соответствующее — благодушное. Он и поведал мне, что генерал в госпитале: открылись какие-то старые болячки. Соответственно, и бессменный генеральский секретарь сейчас находился около него. Попутно Леонтьев огорошил меня новостью, что я уже две недели являюсь сотрудником несуществующего более подразделения. Да, собственно говоря, уже и не сотрудником. Мой рапорт на увольнение, оказывается, подписан уже давно. Стало быть, табельное оружие я должен сдать немедленно. Равно как и все прочее. Слава богу, что стараниями Могутова, никаких дел за мною уже не числилось. Так… мелочи всякие…
Вот такой вот и вышел у меня «дембельский аккорд». На вопрос полковника о результатах командировки, я ответил, что командировка, как таковая, завершилась еще неделю назад, и все это время я просиживал штаны на точке, ожидая оказии, чтобы улететь в Москву. Куда тремя днями ранее уже улетел мой рапорт. И добавить к нему я уже ничего не мог.
Еще неделю я болтался по коридорам, сдавая имущество и подписывая многочисленные бумаги. А потом… потом вдруг очутился на улице и сообразил, что теперь уже никуда можно не спешить… И только сейчас понял и до конца осознал все происшедшее.
Две недели я попросту отсыпался, никуда не вылезая, кроме магазина на углу. После этого еще месяц мотался по знакомым и друзьям. Просто так, отдыхал и наслаждался бездельем.
А теперь вот сижу дома. И слушаю шумную перебранку на лестничной площадке. Однако… что-то они с утра так разорались?
Залезаю в спортивные брюки и шлепанцы и, открыв входную дверь, оглядываю лестничную площадку.
Все те же и все там же…
Наш доморощенный подъездный алкаш, Олег из семьдесят пятой квартиры, стоит ниже меня на площадке и что-то пытается доказать горячим южным парням. Каковые в количестве пяти человек зажали его в углу и явно собираются перейти к мерам физического воздействия.
— Что за шум, а драки нет? — неторопливо спускаюсь я на площадку.
— А ты кто такой? — неприязненно смотрит на меня старший из парней. — Иди себе мимо!
— Живу я тут, — неопределенно отвечаю ему и поворачиваюсь к соседу. — Ты чего, Олежка, бузишь?
Увидев неожиданную поддержку, он преображается.
— Так, это… Михалыч, бардак у нас!
— Удивил! — хмыкаю я в ответ. — По всей стране так!
— Воды нету!
— Какой-такой воды?
Из объяснений Олега вытекало то, что купивший себе в нашем подъезде квартиру новый жилец, сделал в ней ремонт. Результатом этого и явилось прекращение подачи горячей воды во все прочие квартиры, подключенные к этому стояку. Обнаружив это явление, мой сосед, поддав для храбрости, поперся на разборку. Которую тут же и получил… Почесав в затылке, бегу к себе в ванную и убеждаюсь в правоте сказанного. Горячая вода течет тоненькой струйкой.
— Вот что, парни, — обращаюсь я к пятерке оппонентов. — Косяк за вами, устраняйте.
— Э! Да пошел ты! — Один из них делает неприличный жест в мою сторону. — Станет еще Магомед из-за таких, как вы, что-то у себя ломать! И так проживешь, недолго уже осталось!
— Ну, ежели ты в таком тоне и дальше продолжать будешь, то этого уж точно не увидишь! — спокойно говорю ему. — А Магомеду своему передай, ломать — не строить, душа не болит. Особенно, если чужое ломать…
— Да ты сам-то кто таков будешь?! — не унимается оппонент.
— Тот, кого тебе не съесть, понял, мальчик?
Похоже, что он понял, глаза во всяком случае, забегали. Но отступить, да еще и при своих парнях, он уже не может. Если отступит — потеряет авторитет, у них это быстро. Вот и продолжает хорохориться.
— Пхе! Собака лает… Палку давно не видал? Ментов позовешь? Зови, мы вместе посмеемся…
