Возможность снизить затраты и архивировать материалы была одним из следствий появления гутенберговского станка. Как утверждает Эйзенштейн, «из всех новых функций, ставших осуществимыми благодаря копировальной способности печатного станка, сохранение, возможно, является самой важной»37. Мы не только можем сами обращаться к печатным материалам, но и передавать информацию в устной форме, многократно увеличивая ее распространение. В связи со стремительным ростом числа грамотных людей данные становились доступными широкой публике, а не оставались в секрете, как раньше. Это было особенно важно для прогресса в науке. Вероятно, самым важным следствием стало то, что мы смогли больше узнать о культуре, относящейся к эпохе до ПС, когда информация о ней была невероятно скудной. Записка, приложенная к книге, которую Гийом Фише, французский ученый (благодаря которому во Франции появился первый печатный станок), отправил Роберу Гогену, французскому философу эпохи Возрождения, показывает, что это понимали уже в конце XV века: «Бахус и Церера считались божествами, потому что научили человечество употреблять вино и хлеб, но изобретение Гутенберга стоит выше и еще более божественно, так как дало нам литеры, при помощи которых все, что говорится или думается, может быть записано, переведено и сохранено в памяти для последующих поколений»38.
Сегодня смартфоны архивируют больше данных и информации, чем обычно способно освоить большинство людей: СМС-сообщения, электронные письма, адреса сайтов в Интернете, на которые заходил пользователь, сделанные фотографии и видеозаписи, посты в социальных сетях с указанием места и времени. И это архивирование включает не только то, что сохранено в памяти телефона, но и то, что оказалось в облачном хранилище данных. Таким образом, если печатный станок обеспечивал архивирование материалов, связанных с культурой и выдающимися людьми, мобильные устройства архивируют огромные объемы частной информации, и это явление столь же знаменательное, как архивирование печатных материалов.
Конечно, оба средства коммуникации могут быть использованы для избавления от скуки. Хотя слово «скука» появилось в английском языке в 1852 г., нетрудно представить, что это эмоциональное состояние наблюдалось со времен возникновения цивилизации. На самом деле, как сообщают некоторые источники, древнегреческий полководец Пирр примерно в 300 г. до н. э. отчаянно скучал после выхода в отставку. Но у него не было свободного доступа к книгам, чтобы преодолеть скуку. И вот смартфоны – если хотите посмотреть, как смартфон используется для избавления от скуки, достаточно понаблюдать за супружеской парой, которая занимается шопингом. Мужчина сидит на стуле и стучит по кнопкам смартфона или играет на нем. Или прогуляйтесь по проходу в самолете где-то в середине полета, и вы увидите пассажиров, поглощенных играми на своих смартфонах или планшетах.
Я навсегда избавился от скуки, и надеюсь, что это несколько затянувшееся сравнение смартфонов и печатного станка не вызовет ее у вас. Многим эти параллели покажутся притянутыми за уши. Если вернуться к рис. 3.1, вы можете сказать, что историческое влияние смартфонов незначительно в сравнении с изобретением Гутенберга. Возможно, и не грядет никакой новой реформации или возрождения, и, вероятно, они никогда не повторятся в будущем. Но не будет преувеличением предположить, что смартфоны уже стали ключевым инструментом политических волнений и помогли подготовить третью промышленную революцию. Джереми Рифкин, крупный специалист по этой теме и автор книги о третьей промышленной революции[14], пишет: «Коммуникационная технология является своего рода нервной системой, следящей, координирующей и управляющей жизнедеятельностью экономического организма, а энергия – это кровь, которая циркулирует в государстве и питает процесс превращения природных ресурсов в товары и услуги, обеспечивающие функционирование экономики и ее рост. Инфраструктура сродни живой системе, которая сводит все большее число людей вместе во все более сложных экономических и социальных взаимоотношениях»39.
Интересно, что слово «инкунабула»[15] имеет два значения: это и книга, напечатанная в раннюю пору книгопечатания, до 1501 г., и одновременно начальный, ранний этап чего-либо вообще. Как мы видели в случае печати, прошел значительный промежуток времени, прежде чем проявилась большая часть последствий. Как напоминает нам Эйзенштейн, «понадобилось целое столетие после Гутенберга, прежде чем проступили очертания нового мира»40. Самые ранние типы смартфонов появились в 2005 г.; настоящий прототип, первый айфон – в 2007 г. Так что мы пока еще находимся на эмбриональной стадии, с точки зрения оценки влияния смартфона, и пока еще не прожили в новом мире даже одного десятилетия.
Слова Рифкина о цифровой инфраструктуре не стоит недооценивать. Функциональность смартфона видима, осязаема, он непосредственно предназначен для конечного пользователя, но без магии широкополосного Интернета и проникающей повсюду беспроводной связи он ценен не более, чем отличный музыкальный проигрыватель. Так что, думая о компактных мобильных устройствах, полезно отдавать себе отчет в том, что они лишь представляют образ гораздо более глубокой инфраструктуры.
Завершая тему значимых параллелей между печатным станком Гутенберга и смартфоном, я хочу немного сузить ее и обратиться к моему главному тезису. Хотя вопрос о том, станут ли смартфоны когда-либо подлинным «предшественником перемен», неоднозначен, я считаю, что они окажут огромное преобразующее влияние на будущее медицины. В этой книге будет представлено еще много аргументов, подкрепляющих эту точку зрения. И возможно, когда-нибудь, оглянувшись назад, мы назовем эту инновацию изобретением Гутенберга для здравоохранения.
Патернализм, священники и телефоны
Понимая, что это смелое утверждение, мне хотелось бы более конкретно поговорить о том, как связаны тезисы первой главы о медицинском патернализме с нынешней главой. Я специально даю материал в хронологическом порядке, поскольку эпоха «врач знает лучше» началась около 400 г. до н. э., почти за два тысячелетия до того, как появилось книгопечатание. В эпоху до ПС высшее духовенство входило в избранный круг людей, которые могли читать и имели доступ к книгам. Только священники, знать и очень богатые люди были грамотными, что служило эксклюзивной основой для знаний и власти. Мартин Лютер, написавший свои «95 тезисов» (95 Theses) в 1517 г., бросил серьезный вызов авторитету Церкви41. Очевидно, что он писал не о медицине, но некоторые из его тезисов можно рассматривать в контексте данной темы. (1) Нет священной власти, позволяющей проповедовать, будто душа немедленно вылетает из чистилища, как только деньги падают на дно ящика для сбора пожертвований. (2) Почему сохраняются канонические правила покаяния, которые давно устарели и мертвы? (3) Глупо думать, что папские индульгенции имеют такую силу, что могут отпустить человеку грехи, даже если он совершил недопустимое и оскорбил Богородицу.
Мы уже видели связь между врачами и Богом. Уже в первоначальном символе кадуцея отображена божественная природа медицины, явствует она также из слов: «Пациенты должны чтить врачей, поскольку врачи получили свою власть от Бога»42. В то время как Бог миропомазал врачей-эскулапов во времена Древней Греции, эта мысль еще отчетливее звучит в оригинальной версии «Кодекса медицинской этики» АМА 1847 г.43
Соответственно власть врачей можно сравнить с властью религиозных лидеров и знати. Доминирование исходит из знаний и авторитарного контроля над медицинской информацией в целом и каждым пациентом в частности. Лютер бросил вызов верховной власти Церкви более чем 300 000 экземпляров своих «95 тезисов», которые получили широкое распространение44. Никогда раньше профессия врача не сталкивалась со столь откровенным вызовом, но тогда еще не было платформы или панорамы для того, чтобы это сделать. До сегодняшнего дня.
Точно так же, как модель коммуникационной революции объясняет будущее влияние печатного станка Гутенберга, мы вот-вот должны увидеть медицинскую революцию, совершаемую с помощью маленьких мобильных устройств. Потому что поток информации будет совершенно другим. Глубоко укоренившаяся практика, когда данные вначале идут к врачам, а потом спускаются к пациентам, начинает принципиально меняться. Смартфоны служат каналом, и они будут передавать все необходимые данные непосредственно человеку (или, в случае детей, их родителям) отовсюду: это и записи врача, и показания биодатчиков, и результаты лабораторных исследований, УЗИ и компьютерной томографии, и генетические исследования, и окружающая среда. Смартфон легко подсоединяется к облачному хранилищу данных и все больше будет связываться с ресурсами суперкомпьютера. Во многих случаях смартфоны будут играть роль, далеко выходящую за рамки пассивного проводника: например, фактически они будут выполнять лабораторные исследования или какие-то виды медицинского сканирования, частично – физический осмотр, который традиционно выполняет врач, или обрабатывать данные, которые выводятся в виде графиков или используются в предиктивной аналитике.
