Это уже совершенно другое альтернативное видение будущего. Будущее не фатально, в нем заключен как бы некий набор возможных событий. От выбора, от решения самого человека зависит, какие из них станут реальностью.
Действительно ли будущее альтернативно, т. е. представляет собой веер возможных вариантов? Я спросил об этом Ингу П.
— Я думаю, то, что предназначено, особенно если это было уже воспринято из будущего, свершится, что бы человек ни делал, как бы ни пытался избежать этого. Могут быть варианты, но основной рисунок сохранится. Это не «несколько будущих», а скорее, несколько, может, множество вариантов, но на одну тему. Человек волен выбрать лишь тот или другой вариант в рамках одной реальности. Такой выбор может быть сделан и случайно, когда человек сам не подозревает, что от его малозначительного, как кажется ему, поступка или слова может зависеть что-то в сто судьбе.
— Что же происходит тогда, — спрашиваю я, — с тупиковыми вариантами, с теми, которые не реализовались?
— Они сворачиваются и живут независимо от нас. Живут параллельно, создавая в последующем новую, так называемую «коалицию возможностей». Пути, которые мы не выбрали, продолжают существовать рядом с тем, по которому мы идем. Они обладают огромными потенциями, вплетаясь в нашу последующую жизнь новыми случайностями. Это как бы невидимый пласт реальности, присутствующий незримо в нашей судьбе. Незримо — для рассудочной части сознания. Когда человек принимает решение, делает выбор на уровне разума, он имеет дело с теми категориями, которые он может проанализировать, взвесить. Но в то время некие глубинные структуры его сознания, также ответственные за принятие решений, учитывают и этот незримый пласт нереализованных, потенциальных вариантов его судьбы. Иными словами, включаются механизмы, которые гораздо шире известных нам логических и рациональных построений.
Картина многовариантного, альтернативного будущего противоположна той модели, о которой я говорил до этого, — модели, где все фатально, предначертано, фиксировано раз и навсегда. Возможно ли примирить или хотя бы совместить эти два взгляда. Две позиции, диаметральные и убедительные в равной мере?
Современному знанию известны объекты, которые могут быть описаны только так — перечнем признаков, исключающих друг друга. Так свет представляет собой одновременно и волну и частицу. То же самое электрон. Он — частица. И в то же время — волна. Хотя и в том и в другом случае одно исключает другое.
Явление, которое может быть описано признаками, исключающими друг друга, называется антиномией. Принцип антиномии известен не только в науке.
Для описания духовных реальностей им издревле пользовались школы индуизма, буддизма, христианства. Так, по буддийской традиции, об одном и том же предмете могут быть высказаны два противоположных суждения. При этом они не должны пониматься как противоречие.
Судя по всему, будущее тоже может быть описано только как антиномия. Одни факты и наблюдения свидетельствуют, что оно жестко фиксировано и неизменно вплоть до фатальности. Другие показывают — будущее максимально пластично, изменчиво и целиком зависит от решений и действий, предпринимаемых человеком.
То, что будущее антиномично, вместить в наше сознание, привыкшее к иному повседневному опыту, действительно трудно. Но если в какой-то мере это все-таки удается, возможно, не лишено смысла и следующее соображение, которое я хотел бы изложить. Я имею в виду воздействие события, лежащего в будущем, на наши намерения и поступки, задолго предшествующие ему. Не являются ли некоторые наши намерения неосознанной формой предзнания, предчувствием события, которое находится в будущем? Наше прозрение в будущее и облекается в форму намерения, замысла или желания. Нам кажется, что мы стремимся к цели. В действительности же это образ из будущего достиг, коснулся каких-то структур сознания.
Известно, что у некоторых людей намерения и планы осуществляются чаще, чем у других. Не способностью ли к неосознанному прочтению будущего объясняется появление у них именно этих, сбывающихся намерений и планов?
Упоминая об антиномичности будущего, я понимаю всю ограниченность попыток описать явление многомерное в системе словесных, т. е. двумерных, плоскостных координат. То, о чем здесь речь, вообще весьма неохотно и вынужденным образом становится достоянием слов. Это область внесловесного понимания, постижения на путях внутреннего опыта.
«Пифию, или ясновидящую побей камнями!»
Можно предположить, что этот древний завет — результат очень глубокого проникновения в суть предсказаний. Предсказание опасно именно тем, что сбывается. Именно поэтому в России люди часто стараются избежать любых предсказаний или гаданий. Причина — опасение, что предсказатель не столько предвидит будущее, сколько «находит» его, т. е. делает реальным. Несчастье, которое до этого могло бы произойти или не произойти, будучи предсказано, обретает некий императивный импульс и обязательно свершится.
Особенно распространено представление это в быту, в повседневной жизни. Люди обычно крайне обостренно и нервно реагируют, когда кто-то говорит, что дело не получится или что произойдет что-то плохое. Считается, что такое негативное предсказание имеет много шансов воплотиться в жизнь. О подобном человеке говорят обычно, что он «накаркал», т. е. навел своими словами неудачу или несчастье.
Если будущее действительно антиномично, то в каком-то смысле оно многовариантно. И если один вариант назван (т. е. уже существует в чьем-то сознании), возможно, факт этот, приводя в движение некую чашу весов, неведомым образом оказывает воздействие на весь последующий ход событий. Не потому ли некоторые провидцы избегают предсказывать будущее, догадываясь о таком воздействии? А если все-таки и делают это, то в такой форме, чтобы сам выбор оставался за клиентом. Некоторые высказывания провидцев наводят на ту же мысль — о воздействии пророчества на реальность.
— Если ты уверен, что ситуация должна произойти таким-то образом, — говорит Инга П., — и если об этом к тому же было сказано вслух, появляется ощущение, что теперь это будет именно так и только так.
Со стороны правителей и владык отношение к пророчествам было двойственно. Они и хотели бы заглянуть за завесу времени и, боялись вызвать притаившееся там и ожидающее их несчастье. Вот почему те из провидцев, кто все-таки решались на это, должны были быть готовы платить за свою дерзость.
Генерал А. П. Ермолов[15] упоминает в своих воспоминаниях некого монаха Авелия: «Находясь за столом у губернатора Лумпа, — свидетельствует Ермолов, — Авслий предсказал день и час кончины императрицы Екатерины с необычайной верностью». Как только об этом предсказании стало известно в Петербурге, тотчас же прибыл нарочный с конвертом, запечатанным сургучом, и предсказатель оказался за решеткой, пока его предсказание не исполнилось.
Позднее он с такой же точностью предсказал день и час кончины императора Павла, взошедшего на престол после Екатерины. И снова оказался в крепости.
Страх перед тем, что пророчествующий своим предсказанием как бы творит будущее, известен был и в Риме. Временами этот страх облекался в гонения и даже законы против прорицателей (II–III века н. э.) Особо суровые меры принимались против тех прорицателей, чьи пророчества касались особы императора. Это был страх не перед знанием будущего, а перед возможностью воздействия на него.
Особенно опасным считалось в древнем мире спонтанное пророчество: грядущие катастрофы, неудачи, несчастья, будучи провозглашены, обретали плоть и получали особо высокий шанс воплотиться и стать реальностью.
Вера в то, что предсказатель своим словом воздействует на реальность, исходит из древней мистической практики. Именно поэтому в нацистской Германии так пресекалась всякая практика предсказаний, когда это происходило вне государственных рамок. Буквально с первого же дня прихода Гитлера к власти, весной 1934 года берлинская полиция ввела запрет всех видов предсказания будущего. В конце войны медиумы и прорицатели оказались собраны в лагере Сасшенхаузен. где находились под неусыпной охраной СС. Опасения, которые вызывали эти люди, заключались в том, что в прорицаниях своих они иногда рисовали, картины, весьма далекие от тех, к которым стремились вожди Третьего рейха. Не оказывается ли действительность отражением их пророчеств, как бы следуя тому, что им видится?
Насколько обоснованы такие опасения, если исходить из того, что известно о предвидении сегодня? Или, говоря иначе, действительно ли волевой импульс способен воздействовать на реальность?
Многочисленные эксперименты с картами Зенера и игральными костями свидетельствуют, что это возможно. В опытах используется специальное устройство, которое, выбрасывая автоматически игральную кость, обеспечивает случайность выпадения каждой из ее сторон. Оказалось, что отдельные, испытуемые усилием воли способны воздействовать на характер ее падения. Им удавалось делать так, что одна из сторон выпадала значительно чаще — статистически значимым образом.
