Меня не покидает ощущение вины: я не смог организовать исключительные силовые и волевые ресурсы этого человека. И раньше, в самом первом нашем плавании, я пытался посягнуть на стихийность его спортивного марафона, пытался навязать ему систему движения и отдыха, которая была бы самой эффективной. К сожалению, этого не получилось на Селенге, когда я противился ночному переходу вверх по вздувшейся от половодья реке. Не получилось и в Японском море, где мы шли, невзирая на штормовые предупреждения. Евгений Смургис свои силы раскладывал независимо от времени суток и погодных условий. Он был принципиальным противником какого-либо предварительного расчета. Он не любил «загадывать» наперед и жестко планировать. Как только Евгений замечал контуры какой-то системы, плана, которым должен подчиняться, он скучнел, становился холоднее и раздражительнее. Сжимался, скручивался до шарика и скатывался с рельсов здравого смысла. В таких случаях я отступал от своих требований, становился «матросом», и мы снова работали вместе, пока он не «оттаивал» до первоначального состояния общительности, добродушия и готовности вкалывать за тебя, если усматривал малейшую усталость.
Реальной причиной гибели, на мой взгляд, стала его чрезмерная усталость. Таких откровений о самочувствии, усталости и скверном настроении не встречалось в его предыдущих дневниках. Он отсеивал от самых близких друзей свои беды. Малые «ушибы» и неудачи в бытовых мелочах просто скрывал. «Стратегические» провалы (развод с женой — матерью Саши, неурядицы со здоровьем сына — врожденный порок сердца и размолвки с ним) обычно обращал в бойцовские шуточки: было, да прошло.
По каналам Франции в обход Бискайского залива идти отказался («не стану мочить лодку в пресной воде»), хотя мы потратили много времени на «пробивание» этой идеи. Более того, уже в пору нашей поездки во Францию я говорил по телефону со знаменитым Жераром Д"Абовилем. Он сказал, что ждал звонка от Евгения и готов был встретить его в Бресте, чтобы побудить его проплыть оттуда до Руайана по внутренним водным путям. Но Евгений замкнулся и все чаще поступал вопреки всему, что ему говорили. В частности, из четырех городов во Франции, куда он заходил, он не дал весточки о себе ни в редакцию, ни мне домой. Судя по записям в дневнике, в Руайане Евгений решил «притормозить», отдохнуть по крайней мере. И то, что он погиб рядом с берегом, в закрытом от океана, но коварном проливе, говорит о том, что он приготовился сделать паузу, переосмыслить все и успокоиться. Расслабился и спал беззаботно — до Руайана рукой подать. Шторм, о котором ему передали с вертолета, посчитал «очередным», каких уже немало видел. Трагическая нелепая случайность не дала выплеснуться обычной для него жизнестойкости...
В характере Евгения Смургиса явно проступали черты стоика и супермена. Уникальная воля, терпение, чувство озарения, даже провидения... и — зачастую — желание действовать вопреки «здравому смыслу» (прогнозу, предупреждению или собственной минутной слабости), с полной уверенностью, что его воля победит. Читатель, вероятно, помнит запись в дневнике Смургиса о том, как у берегов Германии он впервые пристегнулся! Что это — безрассудная смелость или безграничная вера в свои силы, а может быть, принцип — до самой крайности не склонять головы?!
Но в обычной жизни; когда рубил избу или балагурил за чаем, Евгений совсем не походил на супермена, и потому невыносимо мучительной кажется мысль о том, что он никогда не появится в дверях моего дома с букетом цветов для моей жены и рюкзаком за плечами...
Фото В. Галенко
На острове полуночного солнца
Н емногие могут сказать: следующее лето я проведу... в Гренландии. Немногих, согласитесь, и тянет этот край, где толщина ледников измеряется километрами, а слой почвы — сантиметрами. Собственно, лета в нашем понимании там и не бывает. Под солнцем, и в полночь не покидающим небосвода, оно коротко и торопливо. И все же находятся люди, которых манит суровый край. Для них север — и любовь, и работа.
… Когда затих вдали шум вертолета, они остались на острове одни. Бенуа Ситтлер, руководитель экспедиции, доктор наук, занимающийся Арктикой более пятнадцати лет, Мартин Клатт, биолог из Фрибурга, Мари-Люс Хуберт, студентка биофака из Сарребрука, и ее друг Жан-Луи Клен фотограф. На целых шесть недель остров Трейлл — самый южный остров Гренландского национального парка — становился их лабораторией.
Каждое лето возобновляется датская научная экспедиция «Долина Карупелв» (Карупелв — так называется речка на острове Трейлл). Выбор места проведения экспедиции не случаен — эта территория не затронута хозяйственной деятельностью человека. Однако не все желающие допускаются к работе в Гренландском национальном парке. Отправляющиеся в заповедные земли подписывают обязательство, своеобразную моральную хартию — не навредить природе, не оставлять за собой никакого мусора, даже пустых консервных банок.
... Три часа ушло на то, чтобы поставить палатки, разобрать снаряжение и вообще устроиться поуютнее. Большая палатка послужит кухней, библиотекой, даже... ванной комнатой. А вокруг — маленькие палатки-спальни. И вот все готово, теперь можно прикинуть — с чего начать работу. Главная задача этого экспедиционного сезона — изучение млекопитающих, которые — в отличие от многих птиц — никогда не покидают эту землю, испытывая на себе все тяготы длинной зимы и полярной ночи. Их по праву можно назвать зимовщиками долины Карупелв.
... Бенуа сразу обратил внимание на множество подземных «галерей», избороздивших тундру. Норки, ходы, конусы влажного песка. Лемминги! Без этих симпатичных зверьков с мордочкой как у бобра немыслима жизнь тундры. Когда много леммингов, песец, горностай, снежная сова процветают. Когда они исчезают, полярные лисы гибнут от голода, а совы перебираются южнее.
Существует тайна леммингов. Их популяция растет и исчезает каждые три-пять лет. Откуда они появляются? Куда уходят? У иннуитов, так называют себя эскимосы, есть легенда, по которой «маленькие зверьки» появляются на земле... падая с неба. Авторы некоторых научных книг объясняли внезапное исчезновение леммингов их массовым самоубийством. Действительно, иногда по берегам рек или у моря находили сотни мертвых зверьков. Но теперь ученые выяснили, что в подобных случаях лемминги всего лишь пытались пересечь водную преграду. Толкаемые вперед стрессом, возникающим при перенаселении территории, слишком многочисленные, слишком нервные, они устремлялись все в одном направлении и гибли в давке.
Лемминга очень трудно изучать, а зимой просто невозможно. Он слишком мал, весит примерно 110 граммов. Попробуй-ка надень на такого ошейник-передатчик, чтобы проследить за его передвижениями. Остается непосредственное наблюдение.
В Гренландии никогда не отмечалось массовых миграций леммингов, хотя здесь изучают этих зверьков более века. Тем не менее популяция леммингов может уменьшаться от 400 особей на гектар до единиц. Ученые заметили, что стран — ному исчезновению леммингов способствуют нехватка питания, суровый климат, хищники. Ведь очаровательный лемминг — приманка для всех или почти всех обитателей острова. Мари-Люс провела подсчеты, которые прямо-таки ошеломляют: молодой сове требуются два лемминга в день, пара с девятью птенцами съедает до 3000 зверьков за четыре месяца!
Очень быстро лемминги поняли, на — сколько выгодно принимать гостей на острове. Ни один из их врагов не решался близко подойти к палаткам. После каждой трапезы люди оставляли им лакомства — отходы, очистки. Словом, лемминги нашли покой и корм и так освоились, что по ночам стали будить исследователей шумом «подземного метро» — рыли ходы прямо под спальными мешками. Однако идиллический период в их жизни был короток.
Как-то Мари-Люс осталась одна в лагере. Она была погружена в записи наблюдений. Низкое полуночное солнце, все тихо, спокойно вокруг. Молодая женщина подняла голову от дневника, чтобы насладиться спокойствием весенней Арктики, — и вздрогнула от неожиданности. Совсем рядом — огромная белая голова со сверкающими глазами. Волк?!
Немного оправившись от шока, Мари-Люс стала размышлять: «Морда короткая, узкий ремешок из голубой кожи обхватывает грудь...» Мари облегченно вздохнула. Да это же старая ездовая собака, сбежавшая из эскимосской упряжки и невесть как оказавшаяся на острове. Кусок колбасы — и началось приручение неожиданной гостьи. Ее окрестили именем Нанук — «медведь» по — иннуитски.
Понемногу недоверие прошло, и Нанук привязался к людям. А через несколько дней вокруг лагеря полностью исчезли лемминги. Нанук, как верный кот в хозяйском погребе, выловил всех грызунов.
