Известный антрополог Больк сделал в свое время замечательное, но почему-то почти забытое наблюдение. Он обнаружил удивительное сходство между обликом человека и… эмбрионов обезьян. Не детенышей, а именно эмбрионов. Конечно, взрослые обезьяны тоже напоминают иногда отдельных представителей рода человеческого, но это, так сказать, чисто внешнее сходство. А вот эмбрионы… Строение черепа, челюстей расположение волосяного покрова вплоть до «усов» и «бороды»! Поразительно! Больк выразил свое изумление такими словами: «Человек — половозрелый зародыш обезьяны!!!» Впрочем, посмотрев на рисунок, вы и сами воскликнете что-нибудь в этом роде.
Настало время ввести в статью новый термин: неотения. Это задержка развития или полное отсутствие проявления взрослых признаков в эмбриональном состоянии. Благодаря неотении эволюция имеет возможность повернуться сразу в другое русло, не затрагивая взрослые, довольно консервативные признаки. Так, человеческая кисть не могла бы развиться из обезьяньей за сравнительно короткий период. А вот у эмбрионов строение конечностей почти одинаково. То же самое можно сказать и о мозге, и о других органах. Именно неотения обусловила необычайно быстрое эволюционное формирование человека. Но какое отношение имеет все это к реликтовым гоминоидам?
Известно, что гены, даже, казалось бы, ненужные, из генотипа не выбрасываются. Природа в этом смысле довольно «запаслива». Чтобы они не проявлялись фенотипически. то есть во внешних признаках, достаточно их блокировать. «Включением» и «выключением» занимаются специальные гены: репрессоры, промоторы и эффекторы. Есть и специфические белки, которые блокируют или активируют работу генов. Ненужные укладываются в двойные и тройные спирали и пребывают, если воспользоваться жаргоном программистов, в «архивированном» состоянии.
Вот и получается, что все гены наших далеких предков мы носим в себе во всем их великолепии. И неандертальца, и питекантропа, и даже древопитека… Но такие гены в обычных условиях не проявляются: информация надежно заблокирована.
А вот иногда… Это явление называется атавизм. Вдруг рождается человек с хорошо развитым волосяным покровом, мощными клыками, даже хвостом. Стало быть соответствующие гены каким-то образом «разархивировались».
Теперь представьте, что в некоей горной или глухой лесной местности живет ограниченная популяция самых обычных людей. Значит, неизбежно близкородственное скрещивание, ведущее к накоплению мутаций. Приплюсуем сюда естественные мутагенные факторы — например, ультрафиолетовые излучения на большой высоте. В результате могут создаться условия для проявления атавистических генов. И не исключено появление в потомстве людей, обладающих полным набором признаков того же неандертальца. Возможно, здесь кроются истоки многочисленных легенд о людях-оборотнях. Родителей и ребенка ждала незавидная участь: могли изгнать и дитя, и мать, якобы скрестившуюся со зверем. После нескольких изгнаний могла возникнуть небольшая популяция таких звере-людей. В результате скрещиваний атавистические гены суммировались и усиливались… И нельзя исключить, что «реликтовый гоминоид» — это на самом деле нереликтовый носитель активных реликтовых генов.
А как же гигантские размеры «снежного человека»? — спросит читатель. Но здесь нет никакого противоречия. Вспомним, что в числе наших предков были такие существа, как гигантропы и мегапитеки. Рост их превышал 2–2,5 м! И вообще: в природе могут существовать несколько вариантов или видов «снежного человека». Это совершенно не противоречит высказанной гипотезе.
Майя Быкова Продолжение следует ТМ 4 1991
Такими словами обычно заканчиваются повествования, долженствующие дать читателю надежду на будущее. Мною они внесены в заголовок исключительно потому, что они-то и есть главный результат минувшего сезона.
Многое в нем напоминало прошлые экспедиции. Как и год назад, чужое присутствие на базе первой ощутила лайка по кличке Ойхон. Перед столом и костром, где сидели мы с Андреем Аникиным, поглядывая на открывавшийся взору пригорок, стало разворачиваться как бы театральное, незамысловатое по сюжету действо, уже не раз здесь наблюдавшееся. Ойхон, слабо залаяв, взбежал вверх и вдруг с раскрутившимся хвостом, нырнувшим под живот, стал спускаться задом наперед поближе к нам. Перед ним, очевидно, кто-то находился — невидимый нам, но не в силу какой-то сверхъестественности, а просто потому, что был выше уровня наших глаз. Собака явно не знала, как себя вести, хотя дважды в прошлом году испытала подобное. Отчаянно смелого пса было не узнать. Он наверняка рухнул даже в собственных глазах…
Андрей Шлыков — он тоже все видел — схватил фотоаппарат и бросился к Ойхону. Оба продвинулись по поляне пологого холма метров на десять: человек впереди, собака за ним.
И тут, не обнаружив пока еще никого перед собой, Андрей вспомнил…
Еще зимой 1989/90 года, готовясь к экспедиции, он обратил мое внимание на два факта. Первый он извлек из опубликованного мною материала: там говорилось, что наблюдавшееся нами (три свидетеля!) в западносибирской тайге человекоподобное существо, как бы упреждая наше столкновение и обозначая свое местонахождение, произнесло звук «кхе». И вовремя — оно в тот момент находилось от нас метрах в пяти! Второй факт Андрей разыскал в книге А. Ньюмена «Легкие нашей планеты», в разделе «Говорите пообезьяньи?», где при предполагаемой или фактической встрече с любым животным рекомендовалось: «Лучше всего произнести двойное хрюканье…»
И вот Андрей, не увидя того, кто так напугал Ойхона, не решился шагнуть в чащу, в неверное вечернее освещение, а принял единственно верное решение: произнес «кхе-кхе!». Тут же, уже не прямо перед ним, а справа, у самого гольцового ручья, раздалось в ответ уверенное, отнюдь не жалкое, мычание. Услышала его и я.
Еще по событиям 1988 года мы знали, что это двуногое животное использует такой звук. Тогда светлой ночью группа ребят перебегала от озера к избушке — какихнибудь метров двадцать — и была атакована «снежным человеком». Сама я, правда, расцениваю это как игру. Первая их мысль, как открылось только в этом году, была: «Какой-то урод человеческий». Он разбил группу бегущих на две, никого не задев, однако один из парней, испугавшись, швырнул в него камень, бесцельно прихваченный на берегу, и попал в плечо. В ответ существо… замычало, продемонстрировав тем самым вполне земную реакцию.
Знания о поведении «снежного человека» накапливаются по крупицам на протяжении более чем столетия. Любого рода недоумения по поводу того, что до сих пор не получено традиционных доказательств его существования, необоснованны. Надо себе уяснить, какими он обладает прекрасными защитными свойствами и, главное, что человек ему совершенно «не нужен». Кроме того, бесспорно, это исчезающий вид. Нет оснований надеяться, что можно просто так, в порядке удовлетворения любознательности, сходить в лес и увидеть это существо. Из миллиона человек, оказавшихся «на природе», с ним вряд ли встречается хотя бы один.
Моя собственная поисковая активность неизмеримо возросла после того, как мне посчастливилось наблюдать легендарное животное дважды: в Западной Сибири и на Кольском полуострове. И даже после этого, при всех ухищрениях и наработках, казалось бы, приближающих к контакту, очень трудно прогнозировать дальнейшее развитие событий. Запланировать новую встречу невозможно. К тому же приходится игнорировать поступающие из других районов сообщения: практика показывает, что работать надо только в одном месте. И работать долго.
Сезон 1990 года сенсаций не принес — ни для меня, ни для широкой публики. Наша группа была уже избалована. Еще бы! В 1988 голу неведомое животное видели в Заполярье трое (В. Рогов, М. Гаврилов и я). В 1989-м — тоже трое (Тепляков, Ю. Губенко и опять-таки я), вдобавок еще двое слышали его голос (И. Немеш и С. Маркелов). Да и местные жители с ним многократно встречались.
На таком фоне события 1990 гола несколько меркнут, хотя наши знания об объекте поисков еще более обогатились.
Во-первых, я нашла подтверждение своим давним предположениям: тяготение животного к нашей избушке, в которой постоянно никто не живет, отнюдь не случайно. В Западной Сибири, кстати, было то же самое. Более того, я узнала, что в нашей стране есть места, где осуществлены удачные попытки его приручить. Простыми, как говорится, людьми выработаны естественные приемы, позволяющие подозвать его к жилью. Отмечу высокие нравственные представления людей, обладающих такими умениями. Они простодушны, нелюбопытны и явно неподкупны для потенциальных убийц-исследователей, если еще и не заключивших с зарубежными дельцами договор на поставку трупа, то уже жаждущих препарировать представителя нового зоологического вида.
