Мы отъезжаем.
Лаура наклоняется вперед, опирается на спинку сиденья и говорит мне:
— Ну-ка покажись…
Я, слегка смущенная, оборачиваюсь.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, просто красотка!
— Прекрати, Лаура, пожалуйста, — отвечаю я, чувствуя, что покраснела.
Лаура, не обращая внимания на мое смущение, продолжает, обернувшись к Флавио:
— Любимый, ты не находишь, что эта синьорина — само великолепие?
Флавио согласно кивает с полуулыбкой, делая вид, что переключает внимание на типа, перебегающего через дорогу перед самой машиной.
Лаура ни на секунду не закрывает рта. Теперь она расписывает мне Франческо: симпатичный, интересны парень, иронического склада ума, иногда нетерпимый и крайне строптивый. У меня создается впечатление, что она перестраховаться на тот случай, если Франческо поставит ее в неловкое положение. Слушая хвалебный отзыв Лауры о своем брате, Флавио саркастически ухмыляется.
Флавио описывал его совсем иначе. Он говорил, что Франческо — сама заурядность, нечто вроде сомнамбулы, корабль без руля и без ветрил. Он так усердствовал, расписывая пороки своего брата, что это поневоле вызывало недоверие.
Мы подъезжаем к дому Франческо в восемь. Над звонком в дверь его квартиры прикреплена небольшая медная пластинка с фразой на французском, которая звучит примерно так: «Все несчастья мира происходят оттого, что никто не хочет оставаться у себя дома. Б.П.». Я не знаю, кто этот Б.П.[25], но вечер явно не обещает ничего хорошего! К тому же из квартиры доносится музыка, слышная даже на лестничной клетке. Мне хочется ошибиться, но, по-моему, это Пупо, «Шоколадное мороженое».
Несколько раз звоним в дверь, но, вероятно, из-за того, что Пупо орет на всю катушку, хозяин не слышит звонков. Флавио качает головой и бормочет:
— Ну не засранец ли?..
Лаура улыбается, делая вид, что не происходит ничего особенного. Наконец Франческо открывает. Лаура входит первой, как к себе домой, отодвинув Франческо в сторону. Флавио, не переставая нервничать, знакомит нас. Я тоже несколько напряжена, уже потому, что представляла его себе совершенно иначе. О нем можно подумать все что угодно, кроме того, что он заурядность.
Франческо еще красивее своего брата, такой же высокий, как он, но стройнее. Темные глаза, живой взор, бездонная глубина. Волосы длинные, почти до плеч, прямые и черные, очень черные, но с несколькими седыми прядями, что необычно для мужчины тридцати лет. На щеках щетина Похоже, что пару дней не брился. В манерах слегка небрежен. Лицо усталое, отмеченное мелкими выразительными морщинами в уголках глаз, отчего парень выгляди еще более интересным. Он застенчив или хочет казаться таковым. Он смотрит на меня, здоровается, протягивая руку и опуская при этом глаза. Полная противоположность Флавио, который в подобной ситуации тотчас раздел бы меня взглядом.
Меня проводят в гостиную. Я оглядываюсь вокруг, в комнате умеренный беспорядок, никаких безделушек, никаких картин на стенах. Стереоустановка, стенка из полок, повсюду си-ди. На столе книга Шопенгауэра «О четверояком корне закона достаточного основания». Наверняка он положил ее на виду, чтобы придать себе значительности. А может, я не права. Хотя, в противном случае, он не слушал бы Пупо.
Да, это именно «Шоколадное мороженое»! Как только Лаура саркастически спрашивает его: «Не мог найти ничего получше Пупо?», Франческо с серьезным видом отвечает:
— А что? Чем тебе не нравится Пупо? Ты меня разочаровываешь, Лаура, не понимаю, как женщине твоего склада ума не удается постичь внутренний смысл этой песни.
После чего заявляет, что является фаном Пупо, и выдает страстную речь по его поводу, говоря, что Пупо чрезвычайно аллегоричен, и предлагает нашему вниманию по меньшей мере три варианта прочтения. Успевая сказать лишь об одном.
— Пупо в «Шоколадном мороженом», — вещает Франческо, — дарит нам интригующую метафору самой жизни, которая — внимание! — определяет мороженое как сладкое и немного соленое одновременно, а не как банально горькое. Насчет этой соли Пупо можно дискутировать часами, но в ней-то и обнаруживается фундаментальный оптимизм автора…
Непонятно, шутит он или нет, я надеюсь, что шутит, но мне неясно, к чему он ведет.
Я улавливаю в доме присутствие смутного запаха дыма. Травки, я имею в виду.
Флавио нервничает все сильнее. Франческо и Лаура уходят в кухню приготовить аперитив. Едва мы остаемся одни, Флавио спрашивает:
— Как ты?
— Я хорошо, а вот тебе стоит успокоиться.
— Я не могу быть спокойным, когда ты рядом. Иди сюда, поцелуй меня.
Он пытается меня обнять, но я осторожно отстраняюсь:
— Успокойся, я тебя прошу!
— Извини, но мне тяжело смотреть на тебя, притворяясь, что мы едва знакомы, не прикасаться к тебе, не целовать тебя…
— Будет лучше, если ты возьмешь себя в руки.
Возвращаются Лаура и Франческо с бутылкой шабли, четырьмя бокалами, чипсами и оливками. Поднимаем бокалы и пьем шабли… нет, это явно не шабли, это тавернелло.
Я не слишком-то разбираюсь в винах, но это точно тавернелло. Я не могу ошибиться. Я пила его в течение пяти лет в университетской столовке и могла бы узнать его через сто лет. Я могла бы быть официальным дегустатором тавернелло.
Франческо — явный псих: одет во все черное, слушает Пупо, выискивая глубокую философичность в его дурацких текстах, читает Шопенгауэра, поит нас тавернелло, делала вид что это шабли, курит травку перед тем, как отправиться на ужин к Гуальтьеро Маркези, а над звонком вешает табличку с фразой, которая так прямо и утверждает: лучше, если вы останетесь у себя дома.
Лаура сказала мне, что ему не терпелось познакомиться со мной. Неплохой способ представиться.
Звонок домофона. Флавио придется пойти переставить машину, он поставил ее перед гаражом, и теперь никто не может въехать в него. Флавио водит свой «мерседес» так, как будто дорога — его собственность, и ставит, где ему заблагорассудится. Он вовсе не берет в расчет коммунальную полицию и ее штрафы. Он знаком почти со всеми высшими чинами полиции, которые отмазывают его от штрафов. Лаура тоже выходит — позвонить бебиситтеру.
Мы остаемся с Франческо один на один. Он рассматривает свои башмаки, голые стены и молчит.
Мое первое впечатление было верным. Я подумала, что он застенчив, — он такой и есть.
Поскольку он молчит, я что-то у него спрашиваю, а он что-то мне отвечает.
Я не знаю, о чем нам говорить. Открываю рот, чтобы сказать первое, что приходит на ум, но он опережает меня:
— Только, ради бога, не спрашивай, какой у меня знак.
Я отвечаю, что и не собиралась спрашивать. (Неправда! Я как раз собиралась спросить именно это.)
Он говорит:
— Прекрасно! Если есть, чего я не переношу больше всего, так это когда спрашивают, какой у меня знак. Я никогда не знаю, как ответить.
Он смеется. И я смеюсь. Мы начинаем разговаривать по-человечески.
Неожиданно он оживляется — это когда мы обнаруживаем, что у нас есть общая знакомая по имени Кармела Савойардо.
Возвращается Лаура. Домофон звонит снова: Флавио говорит, что ждет нас внизу, поскольку не может найти место для машины. Невероятно! Флавио всегда находит себе место. Просто ему не хочется сюда возвращаться, и он делает это, чтобы все побыстрее закончилось.
Мы спускаемся. Уступая упорной настойчивости Лауры, я опять усаживаюсь рядом с Флавио. Если бы она все знала, она засунула бы меня в багажник. Мертвой!
Франческо и Лаура занимают задние сиденья.
Франческо ненормальный, и боюсь, что это диагноз: он надевает солнечные очки, хотя на улице уже стемнело, и имитирует игру на гитаре в такт музыке, звучащей из автомобильного приемника. Руки у него низко опущены, он полностью отдается «игре». Вероятно, он полагает, что я его не вижу. Но я и вижу его случайно, взглянув в зеркало заднего обзора. Интересно, для кого он «играет»: для Лауры или для себя?.. Или, может, для меня? Надеюсь, что нет…
Мы входим в ресторан. Гуальтьеро Маркези в наличии. Он тепло приветствует Флавио и его жену. Флавио представляет меня. Маркези на мгновение цепенеет. Флавио спешит представить следующего:
— Познакомьтесь, это Франческо Масса.
Он не говорит, что Франческо его брат, хотя Маркези хорошо знает, что фамилия Флавио — Масса. Но, возможно, ему неизвестно, что у Флавио есть брат, Скорее всего, Флавио стыдится этого или пытается таким образом заморочить голову Маркези, отвлекая его внимание от меня.
Если это так, то он добивается цели. Маркези смотрит на Франческо с нескрываемым изумлением: то ли из-за совпадения фамилий, то ли из-за того, как тот одет, то ли, что более вероятно, из-за того, что Франческо отвечает на представление помахиванием руки и взвизгом:
