Гастон Доррен - Лингво. Языковой пейзаж Европы

Может быть, Каталония со своим языком – это уникальная аномалия? Ведь нация – это сообщество, объединенное общей культурой, правда? А что определяет культуру, если не язык? Значит, наверняка найдутся другие европейские страны, гораздо теснее связанные со своими языками, чем дело обстоит в Испании. Возьмем, к примеру, Италию и итальянский.

С Италией та же история. С одной стороны, итальянскую речь можно услышать в некоторых регионах Швейцарии, Словении, Хорватии и Франции, а с другой – в самой Италии живет множество меньшинств, которые издавна говорят не на итальянском. Некоторые из этих меньшинств живут в приграничных районах: например, носители окситанского живут возле французских областей, где говорят по-окситански, носители арпитанского живут возле французских и швейцарских областей, где говорят по-арпитански, носители немецкого – возле Австрии и Швейцарии, носители словенского – возле Словении, а носители корсиканского – на Сардинии недалеко от французской Корсики. Но есть и меньшинства, живущие далеко от границ. На юге Италии говорили по-гречески еще за сотни лет до Рождества Христова, и в носке и каблуке итальянского сапога до сих пор сохранилось множество мелких поселений, где упрямо говорят на грико – своем диалекте древнего языка. В носке же расположена коммуна Гуардия-Пьемонтезе, где с XII в. говорят на окситанском. Чуть севернее лодыжки сапога, в провинции Кампобассо, несколько сотен человек продолжают использовать хорватский диалект, хотя сейчас уже сильно итализированный. Примерно в пятидесяти горных городках на юге Италии со времен средневековья говорят на албанском, а в двух деревушках в Апулии – на арпитанском, который еще используется только в районах вокруг Монблана. Затем, конечно, Альгеро, который отчаянно держится за каталанский. А уж про языки итальянских аборигенов вроде фриульского, сардинского или ладинского, а также диалекты итальянского не будем и заикаться.

Если границы каталанского не совпадают с границами Каталонии, а жители Италии говорят не только на итальянском, то может возникнуть вопрос: есть ли в Европе хоть одна страна, где политическая граница совпадает с языковой? Да, есть: Исландия. В Исландии говорят только на исландском, и жители этой страны – единственные носители исландского в мире. Во всей Европе нет другой страны с уникальным языком, где этот язык является родным для всего населения.

 Paella (паэлья) – каталанское блюдо и слово. А слово aubergine (баклажан) проделало длинный путь из санскрита через персидский и арабский в каталанский, затем – во французский, и наконец – в английский.

 Alfabetitzar – учить чтению и письму. В большинстве европейских языков есть слово с таким значением, зачастую напоминающее это каталанское слово, а в английском его нет.

Язык – это диалект с армией. В бывшей Югославии эта формулировка особенно актуальна. Большую часть XX в. Югославия была единой страной с одной армией и одним доминирующим языком: сербохорватским – родным для трех четвертей ее населения. Но в период 1991–2008 гг. Югославия распалась на семь частей, каждая со своей армией. В трех образовавшихся странах – Словении, Македонии и Косово – большинство населения говорило на словенском, македонском и албанском соответственно, и эти языки стали в этих странах государственными. Но каждая из остальных четырех стран тоже объявила о наличии у нее собственного языка: Хорватия – о хорватском, Сербия – о сербском, Черногория – о черногорском, Босния и Герцеговина – о боснийском (хотя этнические хорваты в разорванной стране говорят на хорватском, а сербы – на сербском). Тем самым сербохорватский был упразднен.

Нужно признать, что сербохорватский всегда был несколько искусственным образованием. В середине XIX в. небольшая группа интеллектуалов решила составить единый нормативный язык из разнообразных южнославянских говоров, которыми пользовались до этого. В отсутствие армии этот гибрид оставался в основном литературным языком. И только после образования в 1918 г. Югославии мечта реформаторов воплотилась в жизнь.

Носителям английского такое внедрение новоизобретенного языка может показаться странным. Однако именно так и появилось на свет большинство европейских языков. В Средние века английский тоже состоял из множества региональных говоров. Начиная с XVI в. при поддержке издателей и образованных людей постепенно начал вырабатываться нормативный письменный язык, на котором, однако, никто не говорил. Нормативная устная речь возникла намного позже – потребовалось несколько столетий для распространения грамотности и упражнения в чтении. Так что английский и сербохорватский прошли сходный путь, только английский сделал это на сотни лет раньше, да и двигался намного медленнее. И это понятно, потому что ему нужно было преодолеть большее расстояние: носители англо-корнского и жители Тайнсайда гораздо хуже понимали друг друга, чем носители разных диалектов, объединенных в сербохорватский.

С распадом Югославии государственный язык должен был распасться на те же составляющие, верно?

Неверно. Старые диалекты продолжают жить, но никак – даже приблизительно – не соответствуют новым языкам. На основном диалекте бывшей Югославии – штокавском – говорят в Хорватии, Сербии, Черногории и Боснии и Герцеговине, а два других основных диалекта используются только в Хорватии. Так что языковое разнообразие региона представлено в основном в Хорватии, а Сербия, Черногория и Босния относительно однородны.

Но люди часто стремятся подчеркнуть свое отличие от соседей, а в этой части мира различиям придают особое значение. Например, для националистически настроенных сербов использование кириллицы является важным отличием их культуры от хорватской, которая крепко держится за латинский алфавит. (А вот черногорцы и боснийцы довольно гибко подходят к этому вопросу.) В борьбе индивидуальностей все идет в ход: и произношение, и словарный запас, и грамматика. Если хорваты говорят Europa, то сербы – Европа. (В этом нет ничего особенно удивительного: например, в Нидерландах – стране, которая меньше и Сербии и Хорватии, – первые две буквы в слове Europe могут произноситься тремя разными способами, ни один из которых не совпадает с английским вариантом.) Девочку или девушку боснийцы назовут djevojka, некоторые хорваты – divojka, некоторые сербы – девојка, а черногорцы – đevojka (следите за различиями!). Слово girl тоже по-разному произносится англичанами, американцами и шотландцами – в духе guhl, grrl и gurril соответственно, – но эти вариации замаскированы единым орфографическим стандартом. Сербы называют помидор парадајз (рай), а хорваты – rajčica, однокоренного со словом raj – тот же рай. Раньше все четыре группы предпочитали конструкцию он начал, что он пел формулировке он начал петь, но теперь хорваты пытаются избавиться от этой привычки, потому что она пришла с Балкан, а для хорватов Балканы – это прежде всего Босния.

После войны сам язык превратился в минное поле.

Minefield: NH53/flickr.

Если отказаться от националистически окрашенного подхода, то суть всех этих манипуляций очевидна: это политические игры, не более того. Точно так же, как при наличии доброй воли способны понять друг друга все носители английского, поняли бы друг друга и сербы, черногорцы, боснийцы и хорваты. Но откуда взяться доброй воле, если армия соседей уничтожила всех твоих родных?

Язык – действительно диалект с армией, с одной армией. Было время, когда сербохорватский подходил под это описание. Теперь же это диалект с четырьмя армиями – в итоге получилось четыре языка.

 Слово cravat (галстук) произошло от сербохорватского обозначения хорвата, но в английский проникло через немецкий и французский. Единица измерения tesla (тесла) названа по имени сербского изобретателя Николы Теслы.

 Merak – удовольствие, получаемое от какого-то простого времяпровождения, например общения с друзьями.

Во многих языках (польском, чешском) в отличие от английского правописание замечательно систематизировано, хотя некоторые системы (в шотландском гэльском, например) довольно странноваты. Но какими бы странными ни казались со стороны правила орфографии, в каждом языке они есть, и они позволяют опознавать все слова, написаны ли они на латинице (эстонский) или кириллице (русский). (Причем кириллица вовсе не так сложна, как принято считать.) Что касается устной речи, то тут одни говорят слишком быстро (испанцы), другие используют диалекты, которые трудно понять даже соседям (словенцы), а третьи, кажется, хотят что-то скрыть (шелта и англо-цыганский).