Но забудем на минуту о проблемах с почвами, семенами и вредителями и остановимся на том аспекте сельского хозяйства, который часто остается без внимания, — энергии. В конечном счете еда — это энергия, и для ее производства нужна помощь нашего главного источника энергии — солнца. От него зависят фотосинтез — процесс, в результате которого растения преобразуют двуокись углерода и воду в глюкозу и кислород, — а также связывание атмосферного азота, необходимого растениям для роста. До середины XIX века сельское хозяйство, по сути, представляло собой преобразование солнечной энергии в пищу; то же самое, в общем, происходило и в дальнейшем, но уже с дополнительным использованием ископаемых видов топлива. В период от первых экспериментов с паровой сельскохозяйственной техникой и удобрениями до современных комбайнов и технологий переработки пищи именно ископаемое топливо превратило земледелие из неблагодарного, тяжкого труда («кары богов») в весьма прибыльное занятие. Сегодня почти на всех стадиях промышленного сельского хозяйства так или иначе используется нефть — в качестве топлива для агрегатов и транспортных средств, в производстве удобрений и пестицидов, в переработке и сохранении продукции. Для того чтобы прокормить одного британца, теперь требуется до четырех баррелей нефти в год; на каждого американца уходит почти вдвое больше77. По сути, мы просто питаемся нефтью.
Проблема здесь состоит в следующем: еще в 1973 году немецкий экономист Эрнст Фридрих Шумахер сформулировал в своей книге «Малое прекрасно», что ископаемые виды топлива — это тоже энергия солнца, только законсервированная миллионы лет назад и хранившаяся все это время в удобной для использования форме. «Одна из роковых ошибок нашей эпохи, — отмечал он, — заключается в убежденности, будто „проблема производст-ва“ уже решена». Это заблуждение, по словам Шумахера, связано с тем, что в отношении природы мы не проводим различия между «прибылью» и «выручкой от продажи капитала»: «Разница между ними известна всем экономистам и бизнесменам, и они не спутают их нигде, кроме одного-единственного случая, где это действительно необходимо, — в отношении невосполнимого капитала, который человек не скопил, а просто нашел, и который он не в состоянии преумножить»78.
Последние 150 лет мы живем в «нефтяную эру» — эпоху беспрецедентной дешевизны энергоносителей, позволяющей нам ездить на автомобилях, летать на самолетах, вести войны, ходить зимой по дому в одной майке и жевать при этом бутерброд, стоящий буквально гроши. Но вскоре всему этому придет конец. Существуют разные мнения о том, когда именно это случится, но большинство специалистов согласны в одном: «пик нефти» — момент, когда дальнейшее увеличение ее добычи будет уже невозможно, — не за горами. По некоторым прогнозам он наступит в ближайшие пять лет79.
Конечно, автомобили и самолеты — вещи полезные, но их не назовешь абсолютно необходимыми для выживания человека. А вот без еды мы обходиться не можем. Неважно каким образом: выращивая зерновые, собирая ягоды или охотясь на кроликов — мы должны кормить себя и тратить на это энергию. Мы упираемся в то, что эксперт по проблемам экологии и экономики мировых ресурсов Ричард Хейнберг назвал «принципом суммарной энергии». Применительно к питанию он означает то же, что диккенсовский мистер Микобер говорил Дэвиду Копперфилду о финансах: человек счастлив, когда его доходы превышают расходы. Но современный агробизнес делает нечто прямо противоположное. На одну калорию пищи, что он производит, затрачивается до десяти калорий сжигаемого ископаемого топлива80. Нынешнее сельское хозяйство любит называть себя эффективным, но при таких затратах это довольно странная эффективность.
ТРЕТИЙ ПУТЬ
Рим против Германии, феодал против крестьянина, Юнг против Коббета — сельское хозяйство всегда вызывало споры, и сегодня ситуация не изменилась. В вопросе о том, как обеспечить человечество продовольствием, окончательный вердикт все еще не вынесен. Даже те, кто, казалось бы, должен знать дело лучше других — профессионалы-фермеры — не могут прийти к единому мнению. Представители органического движения страстно агитируют за использование естественных биосистем, а сторонники промышленных методов в сельском хозяйстве настаивают: без современных технологий человечество не прокормить. При этом последние могут представить в качестве доказательства весьма впечатляющие статистические данные. По словам географа Вацлава Смила, отнюдь не замеченного в связях с крупным агробизнесом, если бы не процесс Габера—Боша (метод искусственного связывания атмосферного азота в аммиак, которым могут питаться растения), население планеты сегодня было бы меньше на 40%81. Однако, возражает органическое лобби, коммерческое сельское хозяйство губит планету, а его достижения, которые сегодня выглядят столь впечатляюще, — явление временное. Мы можем прокормить мир только за счет органических методов — иного выхода просто нет. Так кто же из них прав?
Поляризация мнений часто возникает не по тем вопросам, которыми следовало бы задаваться. Надо не гадать о том, как обеспечить себя продовольствием в будущем, а ставить под сомнение наш нынешний характер питания. На промышленно развитом Западе еда — самый девальвированный товар, поскольку мы утратили связь с ее подлинным смыслом. Живя в городах, мы научились вести себя так, будто не принадлежим к природе, а каким-то образом существуем отдельно от «окружающей среды». Вместо того чтобы воспринимать себя как ее часть, мы видим в природе объект, который можно либо эксплуатировать и контролировать извне, либо (уже натворив достаточно бед) пытаться спасать. Мы забываем, что мы — животные, существующие благодаря земле, что пища, которую мы едим, напрямую связывает нас с природой. Мы не задумываясь едим курятину, но если нам дать нож и запереть в комнате с живой курицей, большинство из нас, наверно, умерло бы голодной смертью. Мы забыли древнюю мораль жертвоприношения: жизнь — это только часть цикла, и для ее обновления необходимы усилия и в конечном итоге смерть.
Так мы снова возвратились к двум вариантам рождественского ужина, которые нам недавно предложило британское телевидение. Разница между ними сводится к цене: вы получаете ту пищу и ту природу, за которую готовы платить. Счастливую курицу и красивый ландшафт не купишь за два фунта — необходимо раскошелиться как минимум на десятку. Но формулируя вопрос в виде дилеммы «или/или», мы попадаем все в ту же классическую ловушку поляризации. Существует и другой путь. Если бы больше людей готовы были немного приплачивать за еду, издержки на ее производство — будь то курица, выращенная вне тесной клетки, или органический салат — начали бы сокращаться. Самое главное, если бы еда стоила хоть немного дороже, мы, возможно, стали бы уделять больше внимания тому, что в результате является самым важным в нашей жизни. Не исключено, к примеру, что мы стали бы есть меньше мяса, — а это было бы хорошо и для нас самих, и для нашей планеты, и для животных, которых мы разводим на убой.
Хотя отношение к питанию в Британии начинает меняться, «гастрономическая революция» остается в основном уделом среднего класса: сельскохозяйственные рынки и наборы органических овощей с доставкой на дом представляют собой ничтожно малый противовес господствующей тенденции82. Вопрос состоит в том, как повысить их долю, и простейшая арифметика с индейками показывает, что это дело непростое. Но реальное препятствие изменению наших кулинарных привычек кроется не в технических деталях, а у нас в голове. Методы «третьего пути»: выращивание лосося в больших садках в открытом море или цыплят в просторных загонах — уже сегодня применяются в Британии. В отсутствие панацеи вроде изобретения какой-нибудь чудесной пилюли или ниспослания нам манны небесной подобные фермы среднего размера с ответственными методами работы, наверное, предоставляют нам наибольшие шансы на то, чтобы обеспечить себя продовольствием, не вызвав гибели нашей планеты.
Как бы выглядела фреска Лоренцетти, если бы она была написана сегодня? Трудно представить себе, чтобы нынешний художник смог изобразить и город, и деревню на одной стене, не говоря уже о плодах доброго или дурного правления для того и другого. Задача снабжения городов едой сильно усложнилась по сравнению с XIV веком. Одно, впрочем, очевидно: сколько бы мы ни отводили взгляд, наши сельские окрестности всегда были и будут зеркалом нашего образа жизни. Древние города жили трудом рабов, и хозяйства, которые их кормили, — тоже. Средневековые города процветали благодаря торговле; это же можно сказать и об их окрестностях. Современные города, как и их индустриализованные «аграрные пояса», не отличаются уважением к природе. Поэтому, если нам не нравится происходящее на земле, стоит пересмотреть то, как и что мы едим, — ведь одно ни за что не изменится без другого.
