Оказавшись в центральной части Родоса, называемой Мандраки, я первым делом поспешил на мол, где теперь на высоких колоннах стоят бронзовые фигуры оленя и лани.
Очень заманчиво было представить на этом месте 35-метрового Колосса, и в этом желании я был не одинок. Какой-то молодой человек в шортах и тяжелых желтых ботинках демонстрировал своей юной спутнице позу, в которой мог стоять бог Солнца.
Однако бог Солнца указывал мореплавателям вход в гавань всего полвека. В 220 году до н.э. сильнейшее землетрясение разрушило город и вместе с ним статую. Почти тысячу лет обломки поверженного чуда непочтительно валялись на берегу, изумляя заезжих чужеземцев, пока предприимчивые арабы, завладевшие к тому времени островом, не продали их для переплавки.
Вообразите себе нависающий над морем горбатый мыс с прямоугольным навершием крепости и ослепительно-белое полукружие кубистических домов, наподобие пенного прибоя подступившее к утесу. Таков Линдос — родина знаменитых мореходов древности и наших дней, второй по значению город на острове Родос.
Совершить пешее восхождение на акрополь Линдоса не так трудно, особенно если постоянно думать, как легко будет спускаться по широким, отполированным ступеням. Первый же поворот после подъема на утес заставляет остановиться. Словно фантом из тьмы тысячелетий, из скалы проступает барельеф знаменитой греческой триремы — корабля-воина, корабля-труженика. Внушительные размеры изображения позволяют разглядеть детали обшивки, палубу, круто загнутый нос. Именно на таких утлых, по сегодняшим меркам, суденышках воины Линдоса отправились под стены Трои, за что и были удостоены упоминания в гомеровской «Илиаде». Считается, что автором рельефа является тот же скульптор родосской школы, что изваял знаменитую Нику Самофракийскую. Разумеется, в античные времена этот барельеф имел ритуальное значение: здесь приносились жертвы богам.
Акрополь Линдоса похож на многие сохранившиеся акрополи Эллады: расчищенная от позднейших наслоений площадка и несколько колонн с остатками капителей, установленных на отреставрированное основание. Напрасно искал я среди древних камней, изъеденных водой и ветром, знаки морской судьбы Линдоса — их не было. Время и многочисленные войны почти ничего не оставили от величественного храма, посвященного Афине Линдосской.
Афина, традиционно считающаяся олицетворением мудрости, богиней-воительницей, в Линдосе приобрела еще одну «профессию» — стала заступницей моряков. И сюда, к ногам богини, приносили мореходы богатые дары, чтобы умилостивить свою покровительницу.
В наши дни жизнь островитян зависит от моря несравненно меньше, чем в древности или даже в недалеком прошлом. Потомки знаменитых капитанов из Линдоса становятся служащими, торговцами, предпринимателями, военными. Лишь рыбаки, да и то, наверное, не все, передают детям дедовские навыки и знания о погоде и море.
Мы отправились на причал, то есть заехали туда на автомобиле, как заезжают по утрам скупщики рыбы. На палубе одного катера мое внимание привлек крепкий черноусый мужчина в замызганном комбинезоне и пестрой спортивной шапочке. Мы подошли к нему, а он, не понимая причины нашего интереса, назвался Никосом и сообщил, что профессия рыбака в их роду потомственная, рыбные места он знает как свои пять пальцев, в последние годы рыбы стало намного меньше, а оптовики все время немилосердно сбивают цены. Потом он громко крикнул: «Анастасий!» и, кивком головы указав на высунувшегося из рубки парнишку, сказал, что это его сын. На этом и завершилось мое интервью с представителем трудового народа острова Родос.
Я не спросил у рыбака, какому святому он молится перед ежедневным выходом в море. Скорее всего в его каюте висела иконка покровителя всех плавающих по морям святителя Николая. Но в этих местах есть и другой святой, покровительствующим людям моря. Я узнал об этом на острове Сими, что в двух часах хода от Родоса, в монастыре Святого архангела Михаила Панормитского.
Когда мы подошли к причалу, на острове зазвонили колокола. Их звон продолжался до тех пор, пока все пассажиры не сошли на берег. Однако я не обнаружил фигуру звонаря на красно-белой колокольне над вратами монастыря. Колокольный звон для создания соответствующего настроения у путешествующих передавался в записи на магнитную пленку. Объяснение этого факта я нашел в монастыре. Братия оказалась столь малочисленной, что некому было бить в колокола: здесь всего два монаха и игумен — архимандрит Гавриил.
Монастырь, основанный в конце XVIII века, существует за счет пожертвований и сборов с туристов. В монастырском музее, где стараниями братии и добровольных помощников поддерживается образцовый порядок, хранится немало памятных даров, поднесенных командами заходивших сюда кораблей. Есть подарки и от русских моряков — иконы, предметы церковной утвари, модели судов.
Популярность монастыря объясняется тем, что здесь хранится чудотворная икона архангела Михаила, а архангел Михаил Панормитский считается небесным покровителем путешествующих по морю. Поэтому и заворачивают сюда моряки, они просят у святого патрона удачи — так же, как когда-то просили их предки у Афины-Паллады.
— Ежегодно в день святого архангела Михаила у нас бывает по пять-шесть тысяч паломников, так что в гавани становится тесно, — говорил нам архимандрит Гавриил. — Это и моряки, и люди, направляющиеся к христианским святыням Иерусалима. Только из России теперь не бывает ни кораблей, ни паломников...
Сими, как и Родос, относится к архипелагу Двенадцати островов, которых на самом деле больше сотни. Еще сто лет назад он считался крупнейшим в Средиземноморье центром рыболовства и добычи морских губок. Население острова приближалось к тридцати тысячам человек. Однако экономическая депрессия и падение спроса на продукты традиционного промысла привели к тому, что люди стали уезжать с острова. Теперь здесь всего две с половиной тысячи жителей, сосредоточенных, главным образом, в городке Ано Сими, или, как его называют местные жители, Хорио.
Обитатели Хорио занимаются обслуживанием туристов и работают в порту, куда из Пирея и с островов Эгейского моря приходят огромные грузовые паромы, заменившие шхуны и ялики здешних морских извозчиков. С палуб нарядных прогулочных судов несколько раз в день высыпает на берег космополитическая толпа коллекционеров впечатлений, вооруженная фотоаппаратами и видеокамерами. Набережная встречает их магазинчиками и лотками, где продается местная экзотика: губки, поделки из камня и раковин, высушенная морская живность.
Но для того, чтобы ощутить подлинный дух Хорио, надо неторопливо подняться по Кали Страта, извилистой улице-лестнице из пятисот ступеней, на самую вершину холма, где установлен высокий крест, кажущийся снизу двумя прутиками. Конечно, дома моряков и рыбаков, построенные в прошлом веке, помнят и лучшие времена. Брошенные строения постепенно превращаются в руины. Но таких мало. Те же дома, где живут люди, и теперь ласкают глаз своей непритязательной патриархальностью и приспособленностью к условиям острова. Пусть даже кое-где облупилась краска с резных дверей, кованые балкончики тронуты ржавчиной, а охра с крашеных стен смыта дождями.
По дороге, во время передышек, можно заглянуть в боковые улочки и переулки, в тупички, где козы щиплют жесткую траву, в крохотные дворики, затейливо выложенные разноцветной галькой, в приземистую церковь, где в таинственной пустоте потрескивают лампады перед темными ликами византийских икон. Когда же Кали Страта приведет тебя на самый верх холма, к железному кресту, казавшемуся снизу двумя прутиками, откроются изгибы береговой линии, коричневые нагромождения гор, уходящее за горизонт море и небольшая площадка на берегу, где когда-то находилась верфь. Если очень постараться, то сквозь дымку иногда можно увидеть там быстрые тени греческих трирем с круто загнутыми носами, соскальзывающие со стапелей в море...
Приют для рыцарей
Я иду по городской стене Родоса. Здесь проложена настоящая дорога шириной метров пятнадцать-двадцать, вымощенная камнями. На ней растут маки — целые поляны алых маков, невольно вызывающих ассоциацию с пятнами крови.
Справа от меня — каменные зубцы парапета и выступающие наружу ниши с бойницами, где устанавливались небольшие пушчонки и укрывались арбалетчики. Артиллерия врага, разумеется, старалась накрыть тех, кто находился на самой высокой точке. Поэтому не будет преувеличением сказать, что алые маки действительно выросли на крови.
Но значительно больше крови было пролито там, внизу, где во рву зеленеет пышная растительность и пронзительно вскрикивают павлины. Сухие рвы, широкие и глубокие, представляли собой в средневековье серьезное препятствие для наступающих. Они гибли здесь сотнями, обстреливаемые со стен, башен, бастионов и городских ворот.
