Таким образом, отношение к собственности не сводимо к традициям, хотя значимы и они. На современном этапе всеобщей интеллектуализации деятельности по производству, обмену, распределению и потреблению общественного богатства в эпицентре проблемы оказались не те или иные формы собственности, а их инновационная синергия как основное условие такого повышения производительности обшественного труда, в котором каждый труженик ясно видит меру своего индивидуального вклада. Закономерно на передний план выдвинулся вопрос об интеллектуальной собственности, ее противоречивой природе и все более возрастающей роли в модернизационном процессе.
1.5. «Совокупный интеллект» и проблема его собственности
Вывод о возрастании роли «совокупного интеллекта» в процессе модернизации потребовал нетрадиционной интерпретации его институционального и ценностного отношения к проблеме собственности.
Римский автор II в. Геллий в работе «Аттические ночи» писал: «Выгодность и благодетельность законов меняется сообразно характеру эпохи и государственных дел, равно как и в зависимости от соображений их пользы в данное время, а также смотря по важности тех пороков, которые они должны исправлять, ибо подобно тому, как меняется вид небес и морей, так меняются и обстоятельства времени» [Цит. по: Гегель. Философия права. 1990, с. 491].
«Обстоятельства времени» эпохи Модерна были подготовлены духовной трансформацией европейского общества, прежде всего – серией научных революций. Они привели к коренному преобразованию способа общественного труда, производства и управления, их интеллектуализации. Голландский профессор Г. Казимир, один из авторов международного доклада американскому президенту «Политика США в области науки» (1971), по достоинству оценил этот процесс: «Наука имеет почти такое же отношение к современной цивилизации, какое великие художественные и философские произведения греков имели к цивилизации того времени или крупнейшие соборы к цивилизации средневековой Европы. В определенном смысле наука не только служит целям нашего общества, но и сама является одной из его целей» [Политика… 1971, с. 335].
Определяющая особенность науки как ядра интеллектуальной деятельности заключается в том, что это одна из универсальных форм «идеального и вместе с тем практического богатства», но и наиболее основательная форма «всеобщего труда», «всеобщих производительных сил общественного мозга» [Маркс Т. 46. Ч. 2, с. 33, 205]. В разработанной мыслителем теоретической модели интеллектуальной деятельности есть общекультурная примета – кумулятивная способность к преемственности и кристаллизации общечеловеческих достижений. «Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников» [Маркс Т. 25. Ч. 1, с. 116].
В этой модели интеллектуальной деятельности можно вычленить три основные функции: познавательная (когнитивная), или «форма идеального богатства»; производительная сила, или «форма практического богатства»; социальный институт, или «кооперация современников».
Триединство функций интеллектуальной деятельности требует конкретно-исторического и прогностического подходов, которые ускользают от ставших «общим местом» представлений.
Изначально наука, шире – духовная культура была не просто производительной, а опосредованной и частичной производительной силой. Опосредованной – в силу многовековой дистанции, которая отделяла научные открытия и изобретения или духовный гений Ренессанса от их практической реализации. Частичной – потому что эти достижения оставались привилегией интеллектуальных элит – «головы» управления производством и культуры общества, а их исполнительскими «руками» в своей массе оставался отчужденный от творчества человек труда.
На современном этапе роль духовного творчества принципиально меняется. Благодаря беспрецедентной динамике информационных и коммуникационных революций все более сложный труд, рациональное производство и управление непосредственно, без длительных временных интервалов, обязаны своим прогрессом всеобщему, прежде всего научному интеллекту, организованному как важный и престижный социальный институт.
Это огромная самостоятельная тема, но, с учетом предмета исследования, она рассмотрена под углом зрения проблемы интеллектуальной собственности. Основное противоречие в этой сфере, с одной стороны, унаследовано, а с другой – является феноменом «общества знания».
Уже Гегель, рассуждая об интеллектуальной собственности, полагал, что «…наипервейшим поощрением наук и искусств является принятие мер, задача которых – защитить тех, кто работает в этой области, от воровства и обеспечить их собственность, подобно тому как наипервейшим и важнейшим поощрением торговли и промышленности была защита их от грабежей на дорогах… Духовные способности, науки, искусства… изобретения и т. д. становятся предметами договора, приравниваются к признанным вещам по способу купли, продажи и т. д. Можно задать вопрос: находится ли художник, ученый и т. п. в юридическом владении своим искусством, своей наукой…, т. е. представляют ли подобные предметы вещи? Затруднительно назвать подобное умение, знание способности и т. д. вещами, так как, с одной стороны, о такого рода владения ведутся переговоры и заключаются договора как о вещах, это владение есть нечто внутреннее, духовное, рассудок может оказаться в сомнении по поводу их юридической квалификации… Знания, науки, таланты и т. д., правда, свойственны свободному духу и представляют собой его внутренние качества, а не нечто внешнее; однако он может также… придать им внешнее существование и отчуждать их, вследствие чего они подводятся под определение вещей» [Гегель. Философия права, с. 102, 125].
Научный труд имеет всеобщий характер, обусловленный «частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников». Это, в терминах М. Вебера, идеал-типический образ интеллектуальной деятельности. Научная среда, пишет белорусский эксперт В. Позняков, «это сообщество людей, интеллектуалов, образующих особое пространство циркуляции мысли. Среда – это диалог, в потоке которого возможен напряженный поиск истины. Это бескорыстный обмен мнениями и идеями, образующий плодоносный гумус, на котором взращиваются не только взгляды, но и таланты. Среда – это место, где складывается постоянное и взаимное стремление к пониманию Другого. Среда предполагает признание Другого, его самоценность и право на соучастие в творческом поиске. Другой признается в его неповторимости и своеобразии. Среда – это особая духовная аура, в которой парит дух благодарности за возможность общения. Это школа интеллекта и выращивания интеллигента, совершенствования интеллигентности и проверка на интеллигентность. Среда имеет свои традиции, т. е. комплекс присущих только ей «ритуалов», формализованность которых допустима постольку, поскольку не превращает общение в серое и обязывающие участие. Разрушение среды ведет к угасанию научных сообществ как живых организмов. Без среды научные сообщества – это тело без души. Сохраняя внешнюю упорядоченность, организацию, она утрачивает дух уважительного и бескорыстного творчества» [Позняков 2000, с. 34].
Во многом воссозданная экспертом картина коллективного («кооперативного») научного, как и любого иного духовного творчества, именно такова. Но не менее заметна и ее противоположность. У нее также множество ипостасей, начиная от апологии «науки для науки», «искусства для искусства», их автаркии от социальных проблем [см.: Т. Кун 1975] и заканчивая заимствованием и присвоением идей, недобросовестными методами конкуренции и патентования результатов труда.
Имя этим и подобным недостаткам и порокам – легион, и, чтобы оценить их деструктивное воздействие, достаточно одного классического прецедента. Российский телеканал «Культура», отмеченный серьезными программами по истории науки, поведал об интеллектуальном «блеске» и моральной нищете Давида Сарнова (в США – Дэвида Сарноффа), потомка эмигрантов «из-под Минска» (родители уехали в Америку в 1910 году), создателя и менеджера американского цветного телевидения. Эмигрант из России В. Зворыкин был его соавтором и ценным сотрудником. Однако когда Сарнофф получил патент на это открытие, он сделал все, чтобы его коллега не получил аналогичный патент.
Драматический характер подобной практики очевиден. Достижения интеллектуальной деятельности действительно, в конечном счете, принадлежат обществу в целом, но они должны быть персонифицированы, и в общих же интересах – надежно оградить их от недоросоветсной конкуренции и защитить правом собственности авторов на свой интеллектуальный продукт. Тем самым создается комплекс благоприятных предпосылок свободной творческой деятельности и условий ее практической реализации.
