Окажется ли Kominâga той самой дочерью Komogwa, о которой идет речь, или другой, надо констатировать, что относительно этой Богатой Дамы ничего важного неизвестно. Соседи и близкородственные к квакиутль хейлтсук, или белла-белла, называют ее тем же именем и поясняют несколько больше. Они рассказывают, что одна молодая женщина как-то наступила на испражнения медведя. Испытывая отвращение, она разразилась оскорблениями в адрес животного. Медведь сразу же появился и спросил ее, какого рода испражнения у нее самой, чтобы осмеливаться критиковать его. Она ответила с апломбом, что перламутр и медь. Ввиду настоятельного требования доказать это, она присела на корточки, притворилась, что какает, и подложила под себя один из своих браслетов. Воодушевленный, медведь женился на ней и привел ее к себе в жилище, резные столбы которого изображали Птицу-Громовника, водруженного на голове Kawaka (у белла-белла — это эквивалент Dzonokwa, см. с. 57). Вскоре женщина родила медвежонка. Позднее ее братьям удалось освободить ее и завладеть принадлежностями "танца медведя-каннибала". По возвращении в деревню старший из братьев и сестра вскоре исчезли; затем они вернулись, он — в качестве танцора-каннибала, а она — как Kominâga.
Брак сверхъестественной женщины с Каннибалом, живущим на краю света, либо брак человеческой женщины с медведем представляют собой различные степени неумеренной экзогамии. Тлинкиты, имеющие тот же миф, что и белла-белла (впрочем, он знаком всем народам побережья), добавляют в качестве комментария, что отныне, когда женщины замечают следы медведя, они осыпают его похвалами и умоляют не похищать их. Этой крайней форме экзогамии противопоставляется та, которую можно рассматривать как ее низший предел: слишком тесное сближение брата и сестры, иллюстрируемое белла-белла в финальной части их мифа. У белла-кула, которые являются сэлиш, обособленными среди квакиутль и белла-белла, имеется вариант, подтверждающий такую интерпретацию. Согласно им, супруга медведя сама превращается в медведицу, убивающую всех своих сородичей, за исключением брата и сестры, которым удается ее убить, а они становятся инцестозными супругами. Итак, продолжая исследование, мы вечно попадаем на одну и ту же тему: тему арбитража по поводу слишком близкого и слишком отдаленного брака.
Если некоторая неясность окутывает дочь Komogwa, или "Богатую Даму" у квакиутль, то лучше прояснен соответствующий ей персонаж Дамы Богатств у их соседей, хайда и тлинкитов. Первые называют ее Djilaqons, главной из сверхъестественных созданий, навещающих верховья рек побережья и являющихся хозяйками рыб. Происхождение Орлов — клана хайда — восходит к предку, поймавшему Djilaqons и женившемуся на ней. Гораздо позже рыбаки как-то нашли в реке лягушку с медной кожей. Они ее растерзали, пытались сжечь, но тщетно — и погибли сами. Появилась Djilaqons, держащая трость. Подобно тому как говорят квакиутль о Dzonokwa, она заикалась: следовательно, была поражена нарушением оральной коммуникации, что аналогично нарушению визуальной коммуникации (это дублируется в случае с Dzonokwa), обозначенному ущербным зрением (см. выше, с. 56, 59). Djilaqons напустила огненный дождь, уничтоживший деревню, откуда были виновники, со всеми ее обитателями. Ее дочь, единственная, кто спасся, в пепле собрала большое количество медных предметов[10]; это богатое приданое позволило ей выйти замуж за принца, с которым она отправилась обустраиваться на территории цимшиан (на континенте, напротив островов королевы Виктории, где живут хайда). Итак, она вступила в брак в чужой стране, конечно, но на хорошем расстоянии, подобно тем бракам, к каким в действительности стремились высокородные семьи.
Djilaqons носит также имя "Дама-имеющая-владения", и слово skil обозначает сверхъестественную птицу. Хотя ее никогда не видели, но кто бы ни услышал ее звук, подобный звуку колокольчика или звуку от соударяемых медных пластинок, становится богатым. фортуна явно благосклонна к тому, кто увидит Djilaqons, особенно если ему удастся ухватиться за полу ее плаща либо, если он услышит, как плачет ее ребенок. Квакиутль то же самое говорят о Dzonokwa— когда заставят плакать ее ребенка, ущипнув его, хотя его мать утверждает, что он никогда не плачет (см. с. 60). Итак, представляется, что у индейцев многими из обычных черт Богатой Дамы наделена и Dzonokwa — Богатая Дама без размаха[11], хотелось бы сказать, если бы это не была великанша, — и что этим объясняется меньшая роль, отводимая ими Богатой Даме.
У хайда и тлинкитов есть эквивалент Komogwa, которого первые называют Qonoqada, а вторые — Gonaqadet. Статус морского чудища, называемого Wasgo у хайда, менее ясен, хотя, подобно Gonaqadet, он умирает, пойманный в ловушку в расщелине дерева. Это последнее имя имеет два значения; оно обозначает прежде всего морское чудище, доставляющее огромные богатства тем, кто его заметит, и дочери которого, гомологи Djilaqons у хайда, являются, согласно тлинкитам, хозяйками рек побережья. Вспомним, что у квакиутль Kominâga, Богатая Дама, является также дочерью Komogwa. С другой стороны, тлинкиты называют Gonaqadet чужаков, приглашенных на праздник. Действительно, им придется вскоре сделать ответное приглашение, принять еще более пышным образом, и их визит, подобно приходу Gonaqadet, предвещает всевозможные щедроты. Такое уподобление восстанавливает в памяти огромную статую Dzonokwa, сфотографированную Куртисом в стране квакиутль, широко раскрытые руки которой принимают ожидаемые подарки, причитающиеся от семьи женщины в ответ на подарки, уже преподнесенные семьей мужа .
Богатая Дама у тлинкитов — Lenaxxidek — фигурирует в интриге, весьма сходной с интригой мифа цимшиан, которой мы уже уделили место (с. 67). Индеец однажды похищает младенца женского пола у его матери, которая была водной богиней. Но каждую ночь ребенок вырывал и поедал глаза у обитателей деревни. Одной женщине с ребенком, больной и жившей в стороне, удалось спастись от маленького людоеда, которого она убила тростью (атрибут Богатой Дамы у хайда, см. с. 70). Она стала Lenaxxidek:. Всякий, кто услышит плач ее ребенка и захватит его, не должен соглашаться вернуть его иначе, как в обмен на медные изделия, которыми она владеет. Похитителя она поражает в спину своими медными когтями и предупреждает, что те, кто примет в дар корки от ран, зарубцовывающихся медленно, станут богатыми — что на деле осуществляется.
Впрочем, существует знак того, что прошла Богатая Дама: у нее имеется забавная привычка тщательно укладывать стопками скорлупки от ракушек, которые она ест. Церемониальная трость квакиутль, отделанная наложенными сверху маленькими медными пластинками, иллюстрирует легенду, относящуюся к раковинам, собранным на песчаном берегу и превращенным в медные предметы. В других мифах региона корки от раны либо засохшие сопли, помещенные в ракушки, возрастающие по размеру, увеличиваются и становятся ребенком, которому суждено высокое предназначение. Со своей стороны, тлинкиты запрещали собирать ракушки на песчаном берегу. Нарушение этого запрета вызывало бурю. Итак, представляется, что пустые раковины имеют мистическую ценность — возможно, потому, что они выступают природным дубликатом медных предметов, анатомическим эквивалентом которых, согласно мифам, являются корки ран. Точнее, пустые раковины, корки ран и медные предметы оказываются объединенными двойной связью: метафорической, поскольку пустые раковины подобны медным предметам, а корки — это как бы раковины человека, и метонимической, ведь мифы делают из раковин и из корок средство добыть медные предметы.
VIII
Сверхъестественные существа, наделенные плачущим младенцем (или надо, чтобы он заплакал, либо они сами кричат, подобно маленьким детям), весьма широко распространены в Америке, и можно предположить, что они образуют достаточно архаическую тему для того, чтобы быть рассеянными по обоим полушариям. Древние мексиканцы видели в Выдре-ауитцол на языке науатль — зловредную инкарнацию бога Тлалока и наделяли его криком, подобным крику плачущего ребенка; но горе тому, кто, испытывая сострадание, пошел бы на розыски: он был бы схвачен и утоплен. Верование тем более интересно для нас, что квакиутль сменили на противоположную, с негативной на позитивную, ценность, приписываемую мексиканцами выдрам; фактически они сделали из морских выдр подательниц больших богатств. У них, следователь-но, в функции выдр удваивается функция Богатой Дамы. Однако для их соседей цимшиан таковая была водным созданием, она дала в приданое сестре своего человеческого мужа "одеяние богатства"; согласно хайда и тлинкитам, Богатая Дама делает богатым всякого, кто услышит, как плачет ее ребенок.
Подобные же верования существуют в Южной Америке. По всей гвиано-амазонской области говорят о водных духах, плачущих, как маленькие дети. Один из этих духов представляется в облике изумительно красивой женщины, убивающей юношей, которых она соблазняет. Араваки Гайаны еще больше сближаются с индейцами северного Тихоокеанского побережья, так как они верят в Даму Воды, которая, застигнутая врасплох человеком, оставляет на берегу свой серебряный гребень.
