У Азиза Аги густо поседела борода. Звеня цепью, он копался в швах потрепанной куртки. Страх исказил его лицо, когда по центральному помосту, перешагивая через свернутые паруса, к его скамье подошел Бастьен.
— Охотишься на блох, рэйс? — с сарказмом спросил рыцарь. — Полезное занятие. Помнишь, что я говорил: как бы самому тебе не оказаться за веслом. Так и получилось.
Азиз Ага, ежась и пряча глаза, пробормотал:
— Наши судьбы в руках Аллаха.
— Вот именно. А еще хвастал, что, мол, никто и никогда не увидит тебя на скамье галеры. Мстить я не буду. Теперь твой черед испить чашу рабства. А кипрское вино, нектар из нектаров, не для тебя.
— Как знать, — отвечал рэйс. — На море чего только не бывает, что только не случается...
Ближе к вечеру «Глорьез» двинулась на Галерную стоянку, в глубокую и узкую бухту между укрепленными городками Биргу и Сенглия. Миновала Великую цепь, оберегающую бухту. Эта цепь длиной во сто сажен была откована в знаменитых кузнях Венеции. Каждое ее звено обошлось Ордену в десять золотых дукатов. На стороне Сенглии цепь была намертво приклепана к громадному якорю с карраки «Святая Анна», флагмана орденского флота на Родосе. Заглубленный в гранит якорь был укреплен каменной кладкой, так что никакие силы не могли сдвинуть его с места. А на стороне Биргу цепь контролировал гигантский кабестан (ворот), установленный под стенами форта Сен-Анжело. Великая цепь лежала сейчас на дне, и галеры могли свободно проходить в бухту. В случае же опасности рабы, налегая грудью на брусья кабестана, приподнимали цепь над водой.
Лодочники-мальтийцы подводили под цепь деревянные понтоны и намертво прикрепляли к ней на равных расстояниях. Образовывалась неодолимая преграда для непрошеных гостей со стороны моря.
На Галерной стоянке матросов «Глорьез» ожидали будничные дела — ремонт мачт и весел, починка такелажа, штопка парусов. А галерников — подземная тюрьма при форте Сен-Анжело.
Бастьен сошел с галеры не один.
— Раскидала нас судьба, и вот мы опять вместе, — сказал Андрей. — Спасибо, Жан-Пьер!
Рыцарь кивнул.
— Кандалы, случается, и роднят. А сумка, как вижу, все при тебе, Андрэ.
— При мне.
— Помню наши беседы в стамбульском арсенале, — сказал рыцарь. — О тебе весьма лестно отзывается месье Блондель. А это уже рекомендация. Кстати, Блонд ель влиятельный человек в Святом госпитале.
Валлетта начала строиться после «Великой осады», прославившей мальтийских рыцарей.
Сулейман Великолепный, который изгнал рыцарей с Родоса, через сорок два года, уже на склоне лет, решил окончательно разделаться с Орденом. Оттоманская империя была в расцвете сил и славы, а галеры Ордена, жаля словно злые осы, наносили турецкой морской торговле ощутимый урон. Сколько можно терпеть такое?
В середине мая 1565 года к Мальте прибыла турецкая армада почти в двести вымпелов. С кораблей сошли сорок тысяч янычар и солдат, были выгружены лошади, пушки, горы военного снаряжения. Турки осадили форт Сан-Эльмо, «старые города» Биргу и Сенглию. Осада длилась более трех месяцев и отличалась необычными упорством и жестокостью. В боях погибли триста рыцарей и семь тысяч мальтийских солдат. У турок потери были втрое больше. Узнав о прибытии с Сицилии крупного подкрепления рыцарям, турки спешно, почти в панике сняли осаду. Корабли Сулеймана скрылись за горизонтом.
Великий магистр гасконец Жан Паризо де Ла Валлетт и рыцари знали, что месть Сулеймана неотвратима. А оборонительные сооружения Мальты лежали в развалинах. Решено было строить новый город-крепость. Идеальным в стратегическом отношении местом рыцари посчитали пустынный мыс Скиберрас, что оплывшей дельфиньей тушей лежит меж двух глубоких естественных гаваней.
28 марта 1566 года, через полгода после изгнания турок, вновь загремели пушки Ордена, зазвонили колокола, извещая о закладке первого камня. Местная знать, духовенство и состоятельные рыцари начали наперебой застраивать девять продольных и двенадцать поперечных улиц, которые расчертил военный архитектор Франческо Лапарелли, ученик Микеланджело. Как грибы после дождя стали расти дворцы, церкви, гостиницы, частные жилые дома. Одним из первых был выстроен дворец великого магистра. На Родосе даже «большие кресты» — старшие рыцари, жили в коллачиуме — монастырском квартале, отгородясь высокими стенами от мирских соблазнов. На Мальте же они возводили просторные каменные особняки. Специальная комиссия следила за тем, чтобы жилые строения были примерно одинаковой высоты. В городской черте не разрешалось разбивать парки и скверы. Плодородную почву, которой так мало на острове, предписывалось бережно снимать и использовать под сады и огороды.
Престиж Ордена в ту пору был необычайно высок. Великий магистр Ла Валлетт, организатор обороны Мальты, единодушно признавался спасителем христианства. И на помощь ему пришла вся католическая Европа. В короткие сроки на мысе Скиберрас возник город в две с половиной тысячи строений, где, по словам современника, «что ни дом, то особняк, что ни особняк, то дворец». Он был, словно обручем, стянут кольцом мощнейших укреплений. Крепостные стены, сложенные из известняковых блоков, были усилены в узловых местах двух- и трехэтажными кавальерами. На бастионах установлены полтораста бронзовых пушек художественного литья. Были построены красивые ворота Порта-Реале, Морские и Бомбовые ворота, ворота Марсамусчетто...
Архитектор Джероламо Кассар, завершивший строительство в 1571 году, мог с полным правом сказать, что во всем мире не найти другого города, кроме, может быть, Александрии, который был бы целиком возведен на совершенно пустом, необжитом до того месте.
К концу века в новом городе, ставшем столицей Мальты, насчитывалось более двенадцати тысяч жителей. В случае опасности за его стенами могло укрыться все население острова со скарбом и домашними животными.
Город получил название Валлетта.
Глава, в которой Андрей чувствует себя вольным человеком
Повезло Андрею с жильем. Его приютил у себя Жозеф Спиттери, солдат с «Глорьез». А уже следующим утром на пороге скромного жилища появился Николя:
— Бон жур, Андрэ! Добрый день! Может, посмотрим город?
— Я готов!
И вот они уже шли по прямой как стрела Страде Реале, главной улице Валлетты. Город сразу же понравился Андрею. Его трех- и четырехэтажные дома были серо-желтого цвета, под плоскими кровлями, с окнами в оправе деревянных балконов. В нижних этажах — магазины и лавки. Тут и там католические рамы, особняки с богатой лепниной и геральдическими щитами. На углах кварталов — красивые статуи.
Валлетта жила будничной жизнью. Громко зазывали клиентов к выставленным наружу товарам хозяева лавочек и магазинов, торговцы рыбой, апельсинами и абрикосами. Среди прохожих было много солдат в треуголках, зеленых и белых куртках с красными отворотами. Шли куда-то женщины в черных длинных шалях, скрывающих их лица и фигуры. На балконах сохло белье. Перекликались через улицу соседки. Со стуком колес, цоканьем копыт проезжали коляски, кареты. Щелкали бичами кучера. Из окон карет выглядывали важные персоны в париках.
Николя, жестикулируя, рассказывал:
— Дома все как один — из известняка. Как добудут его из каменоломен, он сероватого цвета, податливый, а на солнце желтеет, становится цвета топленого масла и твердым как гранит. На дверях, заметь, — медные ручки в виде дельфинов. Ночью тронет такую ручку вор... и угодит в капкан. Здешние замки с хитринкой! А железные ограды перед дверьми — от коз. Чтоб в дома не лезли. Коз тут мильон...
На углу квартала, украшенном статуей Богородицы с младенцем Христом, Андрей увидел дородного священника. В черной шляпе и такой же черной сутане до пят. На груди медный крест. В руках Библия. Взгляд у священника был острый, цепкий. Местные жители низко ему кланялись. Многие, став на колени, припадали к руке.
— Отец Галеа, капеллан из туземцев, — почему-то усмехнулся Николя. — Здешние арабы большие католики, чем сам папа римский. Службы в церкви не пропустят. А бога величают как турки и арабы — Алла. Смешно, не правда ли?
На их пути попадались красивые дворцы, над которыми реяли незнакомые Андрею флаги. Николя подолгу задерживался у их подъездов, болтал со знакомыми. Потом объяснил:
— Все мы, и рыцари и кандидаты, делимся на «языки» — в зависимости от того, откуда прибыли. Это «языки» Прованса, Оверня, Франции, Италии, Арагона, Германии и Кастилии. Всего восемь, по числу концов у нашего креста. У каждого «языка» есть свой оберж-гостиница. Это и монастырь, и казарма, и крепость. В обержах мы обедаем, обсуждаем свои дела. Я и Бастьен, между прочим, из «языка» Прованса. Он самый старый, самый многочисленный.
— Говоришь, что у вашего креста восемь концов, Николя. А «языков» назвал только семь.
