Кроме того, население с успехом применяло тактику выжженной земли. Заняв без единого выстрела очередное селение, враг не обнаруживал там ни одного жителя, ни коровы, ни даже жалкого цыпленка. Ступив на португальскую землю, французы с самого начала стали испытывать недостаток в продовольствии и фураже.
Крестьяне, воевавшие против оккупантов, конечно же, не считали, что ведут национально-освободительную борьбу. Просто приход чужеземной армии чрезвычайно разорителен для населения. Несмотря на все попытки командования пресечь грабежи, французские солдаты (не говоря о пруссаках, ирландцах и ганноверцах) тащили все, что могли. По свидетельству генерала Антуана-Анри Жомини, армия Массены во время стояния у Торриш-Ведраша, «уподобившись дикой орде», разори ла местность в радиусе 50 лье (200 километров).
Антифранцузские настроения подогревало и духовенство, которое в этой истово католической стране имело и имеет огромное влияние. Священники со всех амвонов клеймили «проклятых якобинцев», называя их безбожниками, у которых нет ничего святого.
Как это обычно бывает, партизаны, нападавшие на французские обозы, при отсутствии оных не гнушались имуществом своих соотечественников: после эвакуации армии Жюно грабежи на всей территории Португалии не прекращались еще много месяцев. Англичане относились к «народным мстителям», хотя те и были их союзниками, весьма сдержанно. Майор Уильям Уорр после очередной стычки писал домой: «Вчера я вконец вымотался, собирая до пяти часов вечера раненых англичан и французов и укрывая их в местах, недоступных для португальских трусов, которые не станут сражаться с французами, даже имея перевес шестнадцать против одного, но грабят и убивают несчастных раненых и больных». К слову, кроме португальцев, «партизанили» и дезертиры из французской (в основном немцы) и испанской армий, которым было все равно на кого нападать.
И все же партизаны внесли значительный вклад в победу. Нанести существенный урон французской армии они не могли, но, нападая на обозы и отбившиеся от основных сил мелкие группы, они ее здорово изматывали.
В российской историографии, да и литературе, роль партизан в войне 1812 года, как правило, оценивается очень высоко. А ведь португальским партизанам пришлось действовать в куда менее выгодных условиях, чем нашим, — у них не было ни глухих лесов, дававших безопасное укрытие, ни такого сильного союзника, как русские морозы, да и сражаться им пришлось не шесть месяцев, а более трех лет. Так что если войну с Наполеоном мы называем Отечественной, то португальская вполне тянет на Великую Отечественную.
Подарок Бразилии от Наполеона
Когда в 1807 году армия Жюно приблизилась к Лиссабону, принц-регент Жуан, правивший вместо своей матери, душевнобольной королевы Марии I, покинул страну и перебрался в заморскую колонию, Бразилию. С Жуаном приплыли около 15 000 человек, по большей части португальские «сливки общества». В Рио-де-Жанейро расположился роскошный королевский двор, и город зажил как европейская столица. Так впервые в мировой истории колония фактически превратилась в метрополию, что сильно пошло ей на пользу. В португальских заморских владениях до 1808 года было запрещено даже печатать книги и газеты. Теперь же принц-регент основал Королевскую типографию и «Газету Рио-де-Жанейро». На протяжении следующего десятилетия были созданы Банк Бразилии, Военная академия, две медицинские школы, публичная библиотека, оперный театр, Академия изящных искусств, Королевский музей, Ботанический сад, несколько фабрик. Говорят, что даже бразильский футбол происходит от игры в мяч, которую привезли из-за океана португальцы. Когда с Наполеоном было покончено, бразильцы долго не хотели отпускать принца-регента, несмотря на то что тот торжественно объявил Португалию и Бразилию равноправными частями королевства. Жуан вернулся на родину лишь в 1821-м, через 14 лет после своего отъезда. Если бы он этого не сделал, то не удержал бы португальцев — они не желали дольше терпеть, чтобы ими управляли из Бразилии. В Рио-де-Жанейро Жуан (теперь король Жуан VI) оставил своего сына Педру, которому предстояло стать первым императором этой южноамериканской страны. Так бразильцы навсегда избавились от комплекса провинциалов.
Осторожный победитель
Отдавая должное самоотверженности португальцев, следует признать, что лавры победителя в этой войне принадлежат в первую очередь дисциплинированной, отлично подготовленной британской армии и стоявшему во главе нее герцогу Веллингтону. Современники обвиняли его в излишней осторожности, но англичане и французы в Португалии находились в неравных условиях. Наполеон не дорожил людьми — вместо разгромленных частей он легко формировал новые. Веллингтон заметил по этому поводу: «Ни один генерал не потерял столько армий, сколько он. Я же себе подобного позволить не мог, так как знал, что если потеряю хотя бы пять сотен человек без большой необходимости, меня заставят на коленях отчитываться перед палатой общин».
Располагая сравнительно небольшими силами, Веллингтон использовал их в высшей степени рационально. Он никогда не давал воли эмоциям и не действовал по формуле «умрем же под Москвой», а спокойно оставлял позиции, если считал это разумным, причем отступал всегда по заранее обдуманному плану. Постоянно маневрируя, британский главнокомандующий выбивал у привыкших разом решать дело в одном генеральном сражении французов почву из-под ног. Армии Наполеона одна за другой увязали в Португалии.
Английская армия была превосходно вооружена да и трепета перед «непобедимыми» французами не испытывала. Веллингтон говорил: «У меня есть подозрение, что все континентальные армии были наполовину разбиты французами еще до начала сражения. Меня, во всяком случае, им не запугать».
В Португалию широким потоком текли британские деньги: на них создавалась португальская армия, строились оборонительные линии, закупалось продовольствие. Веллингтон сразу понял, что формула Наполеона «война должна кормить сама себя» в Португалии не сработает. Он не допускал никаких экспроприаций, за все платил и вообще старался поддерживать добрые отношения с местным населением. И добился того, что португальцы повсеместно поддерживали англичан. Британские солдаты ни в чем не нуждались — в португальские порты ежедневно прибывали транспорты с продовольствием, обмундированием, оружием, в то время как забытые своим императором французы ходили оборванные и питались воронами и желудями.
Император гневался на своих маршалов за то, что они так и не сумели одержать верх над португальцами. Но впоследствии ему самому пришлось пережить такое же поражение в куда большем масштабе — в России.
Сергей Нечаев
Благодаря находке археолога-любителя у британских ученых появилась возможность уточнить место гибели короля Ричарда III.
Карл Доусон — учитель на пенсии — помогал экспедиции, организованной британским фондом Battlefield Trust и советом графства Лестершир на общественных началах, но именно ему посчастливилось год назад найти маленький (38 миллиметров), изящный серебряный значок, изображающий оскаленного кабана со вздыбленной шерстью. Единственный похожий экземпляр хранится в Британском музее. Руководитель исследований Гленн Форд из Университета Лидса сравнил эту находку с открытием Шлимана. Белый кабан — излюбленный символ Ричарда III, и такие значки, отлитые в серебре, могли украшать доспехи лишь избранных рыцарей этого короля, последнего из династии Плантагенетов и последнего английского монарха, погибшего на поле боя. Известно, что он пал 22 августа 1485 года в сражении на Босвортском поле. Но где в точности произошла битва, положившая конец тридцатилетней Войне Алой и Белой розы, британские ученые спорили несколько десятилетий.
Над Англией прошумело много междоусобиц, но именно Босвортское сражение прославилось благодаря гению Шекспира, превратившего короля Ричарда во вневременной символ абсолютного зла.
Кровавый навет
В трагедии «Ричард III» главный герой мстит всему человечеству, обозленный на судьбу за свое уродство: «Я, у кого ни роста, ни осанки, / Кому взамен мошенница-природа / Всучила хромоту и кривобокость...» Между тем единственный портрет короля не изображает его горбуном. Может быть, придворный художник льстил? Но вот что не подлежит сомнению, так это невиновность Ричарда в смерти большинства тех, чью кровь потом на него «повесили». На престол Ричард действительно взошел вместо своего племянника Эдуарда V, однако формально ему удалось доказать парламенту, что мальчик был незаконным сыном Эдуарда IV, так что буква закона была соблюдена. Что же касается смерти двух юных племянников, то здесь история темная: в принципе Ричарду их смерть была не очень нужна. Жену свою Анну король любил (кстати, она, вопреки Шекспиру, была не вдовой, а лишь невестой его брата), больше жениться ни на ком не собирался, и никаких оснований для отравления супруги у него не было. Аристократов, составивших заговор против нового короля, действительно арестовали, но казнили лишь его главу, а остальных простили. Вообще, к мятежникам Ричард, как ни странно, относился с несвойственным той эпохе снисхождением: хотя он и казнил герцогов Гастингса и Бекингема, но простил братьев Стэнли и графа Нортумберленда. Ричард реформировал парламент, ввел суд присяжных (и наказание за попытку оказывать давление на них), замирился с Шотландией, расширил торговлю, покровительствовал искусствам и т. д. Впрочем, не будем вместо черной картины рисовать розовую, главное для нас то, что Ричард не был исчадием ада. Почему же он сделался таковым под пером Великого Барда?
