А разит от него…
— В ногах лежать будешь!
— Да-да! — соглашается мужик. — Я туточки, тихонько!
Утром допроса не было. Часам к одиннадцати нас всех вывели во внутренний дворик — подышать воздухом.
Первое время дежурный полицейский еще поглядывал в нашу сторону, потом достал из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой.
— Ну, как тебе тут? — еле слышно прошептали у меня за спиной.
— Хреново, Степаныч! Сил больше терпеть нету уже. Так и заехал бы в рыло некоторым особо упертым здешним обитателям.
— Обожди пока. Нельзя тебе себя раскрывать. Все дело псу под хвост пойдет.
— Да знаю я… Что там с генералом? Неужто и впрямь помер?
— Хуже, Сережа. Застрелился Петрович.
— Как это?
— Шансов не было. Против химии он не потянул бы. Зато двоих с собой забрал.
— Кто?
— Из наших… есть еще такие… христопродавцы.
— И что на службе?
— Сообщили, мол, инфаркт. Бумаги описали сразу же, искали долго.
— Еще кто?
— Профессор. Этот на машине разбился.
— Сам?
— Оторваться от хвоста пытался. Так что, сам понимаешь — все концы в воду.
— Я еще есть. Самое время и меня… того…
— Сбрендил? Про тебя, кроме меня, и не знает никто. И эти… дюже шустрые, только догадываются. Толком же ничего и не понятно никому.
— А мой отчет?
— Нет никакого отчета. И не было никогда.
— Понятно…
— Срок тебе, скорее всего, припаяют. За боеприпасы и мордобой. Ничего, тут мы им подгадим основательно, много не дадут. Алкаша твоего еще вчера грузовик сбил… не повезло… меньше пить надобно… Совсем всерьез тебя тащить нельзя, поймут, что нужен, и тогда уже вцепятся изо всех сил. А так… на зоне кого надо предупредим. Сделают тебе УДО.
— Так этот, визитер вчерашний, намекал, что раскусил меня.
— Полковник Михалков. Второй главк. Умный, собака, оттого и опасен. Хоть и полковник, но одна из ключевых фигур. Как ты вывернулся?
— Переключил его внимание на мои забугорные дела. Он и схавал.
— Ой ли?
— Схавал, Степаныч. Но колоть дальше будут, это точно. Я ваше предупреждение прочитал, оттого и подыграл им в нужном направлении (не зря же я настенно-подъездную писанину изучал…).
— Месяц продержись. За это время все зачистим, комар носа не подточит.
— Копию… куда?
— Коту под муда! Не слышал я ничего, и ты мне ни о чем таком не говорил! Все! Затихли, вертухай идет!
Помахивая в воздухе дубинкой, к нам вразвалочку направлялся дежурный полицейский…
К вечеру, опять-таки перед ужином, залязгала дверь. Черт возьми, это уже становится традицией! Подсаживать к нам кого-то перед вечерней кормежкой.
— Эй, болезные! — гаркнул с порога дежурный. — Похватали хабар и шустро слились отсель направо по коридору.
Народ загомонил, собирая свой нехитрый скарб.
— Рыжов, остался! — Дубинка дежурного указала мне на лежанку. — Сел и затих!
Уже выходя из камеры, Могутов обернулся. И я на всю жизнь запомнил внимательный и сочувствующий взгляд умных серых глаз. Старый, битый волк несомненно уже тогда что-то чувствовал. Отчего же ничего он так и не сказал мне в то время, не предупредил? Не успел?
Впрочем, наслаждаться одиночеством мне долго не дали.
Снова лязгнула дверь, и в камеру втолкнули двоих человек. Один — высокий, здоровенный парень, выше меня на голову. Второй, напротив, тщедушный и сутулый, почти никакой. Но, странное дело, именно от него на меня дохнуло такой… даже и не знаю как сказать… смертью дохнуло.
Что-то тут не то… Блин, а я так поспать хотел!
Когда притухла лампочка под потолком, я свернулся у себя на месте, прикидываясь спящим. Не так, все не так! Отчего не было допросов? Марков далеко не лопух, мужик опытный и знающий, он не упустил бы так много времени. Но уже два дня меня не трогают. Сразу же после визита полковника. Не к добру. И эти его намеки…
Правильно говорят знающие люди — мечтать вредно! А несбыточные мечты опаснее вдвойне! Вот и я, расписывая в своих глазах сцену усаживания оного полковника на кол, отвлекся, и это чуток не стоило мне жизни. Или здоровья, что не намного менее ценно.
В самый последний момент успеваю отдернуть голову. Носок, набитый мокрыми тряпками (скорее всего, такими же носками) смачно шлепает по доскам около моей головы. Нехилый такой кистень… в жизни не подумал бы…
Резко распрямляюсь, и тщедушный мужичонка молча улетает в дальний угол. Зато мимо моего виска с прямо-таки паровозным гулом пролетает кулак здоровяка. Пролетал… аккурат перед хозяином. Ибо вслед за этой частью тела в полет отправился и хозяин данной части. И удовольствия от этого так и не получил. С грохотом впечатавшись в стену, он еще раз подтверждает мастерство местных каменщиков. Тем, что ни один кирпич из ушибленной стены так и не вывалился.
Подскакиваю к нему. Клиент пока что жив, хотя и не слишком здоров. Ну, я не доктор, лечить не умею, хотя страдания прекратить могу. Хотя бы ненадолго…
Вжик!
Что-то пролетает мимо моей головы и звонко брякает о стену. Не ожидал товарищ, что я наклонюсь? Правильно, значит, я о клиенте позаботился. И вовремя. А то уж дюже он здоровенный. Иметь такого за спиной как-то неуютно. Тем более что дружеских чувств ко мне он и до своего полета, похоже, что не испытывал.
Оборачиваюсь.
Тщедушный мужичок уже на ногах. Приседает и скользящим шагом приближается ко мне. Чего это он там такое в меня швырнул? По звуку судя, что-то увесистое. Где только взял?
А что это у него такое в руках?
Из сжатых кулаков оппонента высовываются тонкие длинные спицы. И держит он их по-особенному. Словно бы клевать ими меня собирается. Ой, плохо… Эту манеру боя я видел. И энтузиазма мне это совсем не прибавляет, скорее, наоборот. Тычковые удары вообще трудно предсказуемы, а уж с двух-то рук…
Однако же чего дежурный спит? Тут такой тарарам происходит, а он и ухом не повел?
Ладно, хрен с ним, об этом позже думать будем.
Черт, и под рукой-то ничего нет, чем этого товарища шандарахнуть.
Смещаюсь вправо, клиент плавно повторяет мое движение. Опытный чертяка, смотрит внимательно и лишних движений не делает. А вот мои срисовывает одномоментно. Плохо… места тут мало, не разбежишься. Попробовать, разве что, вот так?
Нет, не вышло, не купился он на такие фокусы.
Цугцванг.
Так, похоже, это в шахматах называется?
До него метра два, и он никуда не спешит. Ясный расклад, дежурный в деле, то-то мой оппонент и не волнуется.
Так что же выходит, меня попросту убить хотели? Даже и не попытавшись выяснить ничего? Странно это…
Шажок вправо, к двери. Нет, не пустит. Спицы угрожающе качнулись в мою сторону, сократив расстояние до метра. Еще полметра, и он будет бить.
Отпрыгиваю назад.
Совсем нелогично, я отступаю в угол, сокращая и без того невеликое пространство для маневра.
Схавает?
Есть!
Сработало!
Оппонент делает шажок вперед.
Прыжок вправо, тут стена.
Он автоматически поворачивается в эту сторону, контролируя мои движения.
Отталкиваюсь ногой от стены и резко прыгаю влево, на лежанку.
Подпрыгиваю вверх, в прыжке отталкиваясь от левой стены…
И падаю на оппонента почти сверху.
Во всяком случае, зловещие спицы проходят под моей правой ногой.
Хрясь!
Аж, хрустнуло что-то.
Пользуясь моментом, добавляю клиенту уже руками.
Левая его рука очень удачно попадает в захват — хрусть!
Теперь он однорукий. Надолго, если не навсегда. Такие переломы заживают тяжко и не всегда правильно.
Из оставшейся руки на пол падает спица, со звоном отскочившая от бетонного пола.
Захватываю его за шею.
— Колись, падла, кто послал? Зачем?
— Поговорить надо было…
— Этим? — киваю в сторону спицы.
— Нет… Оглушили бы тебя, связали. Потом Митяй тебе таблетку бы дал… кто ж знал, что ты такой шустрый…
— Кто заказчик?
— Не знаю… записку переслали… давали за тебя здорово…
— И ты поверил?
Клиент молчит.
Нажимаю ему на локоть.
— А-а-а!
— Щас вторую руку сломаю!
— Валя Огородник, он в авторитете, большой человек.
— Не знаю такого, чего ему от меня-то нужно? Что спрашивать должны были?
— Про склады какие-то… черт их там знает…
Внезапно гремит дверной засов, и я поворачиваюсь в ту сторону.
Яркий луч фонаря освещает нас обоих.
— А ну стоять!
Свет фонаря блестит на стволе пистолета.
А вот это неправильно! Дежурный в камеру с оружием не заходит — это аксиома. Значит, это подстраховка, и он будет стрелять.
Резко присаживаюсь и, крутанув за руку клиента, толкаю его в сторону двери. Выстрел в замкнутом помещении гремит совершенно оглушительно. В следующую секунду я оказываюсь возле стрелявшего и, заломив ему руку, отправляю в камеру. А пистолет остается в моих руках.
