10 августа германский подполковник Кресс, находившийся вдали от разгоравшейся в Европе войны, но неразрывно с ней связанный, был на аудиенции у турецкого военного министра Энвер-паши. Кресс рассказал Энвер-паше о двух германских боевых кораблях, линейном крейсере «Гебен» и легком крейсере «Бреслау», которые британскому флоту, несмотря на все усилия, так и не удалось перехватить. Крейсеры находились у Дарданелл и запрашивали разрешение на проход через пролив. Понимая, что Британия расценит это как акт агрессии и Турция окажется вовлеченной в военные действия Германии, Энвер-паша дал разрешение. Кресс спросил, подверглись бы британские корабли обстрелу, если бы стали преследовать германские корабли? Энвер-паша ответил утвердительно. Германский офицер Ганс Канненгиссер, присутствовавший на аудиенции, позже вспоминал: «Мы слышали лязг опускных решеток… никто из нас не шевельнулся. Кресс ушел, а я как ни в чем не бывало продолжил составлять рапорт».
Для сохранения турецкого нейтралитета было заявлено, что корабли проданы Турции. Их переименовали в «Явуз Султан Селим» и «Мидилли», а командующий адмирал Сушон поднял на кораблях турецкий флаг. Британия на все требования прекратить выполнение германской военной миссии в Турции получила отказ и от немцев, и от турок. Тем не менее сражений не последовало, все ограничилось попыткой спровоцировать два германских боевых корабля, вставшие на якорь в Константинополе.
На вторую неделю августа немцы потерпели военную неудачу в Северном море. Их подводную лодку U-15 протаранил британский корабль, и она затонула. Для Германии потеря этой подлодки стала первой за время войны: в дальнейшем та же участь постигла 180 немецких подводных судов. На той же неделе на озере Ньяса в Центральной Африке капитан Э. Л. Родс вышел на своей канонерке «Гвендолин» с одним трехфунтовым орудием из английского порта Нхата-бей и достиг небольшого немецкого порта Сфинксхафен в 50 километрах от него. Он открыл огонь по германскому пароходу «Герман фон Висман» и захватил его. Командующий «Висманом» капитан Берндт еще не знал, что между Англией и Германией началась война. В Times вскоре появился заголовок «Победа на озере Ньяса».
Бои в Европе принимали все более затяжной и ожесточенный характер. 13 августа у Динана французы попали под интенсивный артиллерийский огонь немцев. Передвижения противника немцы отследили с помощью самолета-разведчика. Командир французского взвода получил приказ не допустить захвата моста немецкой пехотой и выдвинулся с солдатами под огнем неприятеля. На подходе к мосту он был ранен в колено и упал. Спустя секунду на него рухнул сержант. Лейтенант позже вспоминал «глухие удары пуль, впивавшихся в тела погибших, и стоны раненых, лежавших рядом с трупами». Он с трудом отполз в сторону. Для Шарля де Голля это стало боевым крещением. Он выбыл из строя и был отправлен в госпиталь в Париже, но рвался на фронт.
12 августа австрийская армия вторглась в Сербию. На сербском берегу Савы у города Шабац открывалась чудовищная картина: мужчин, как скот, сгоняли в одно место и расстреливали, детей убивали, а женщин насиловали. Продвижение германских войск по территории Бельгии также сопровождалось проявлениями варварства, которое шокировало англичан и французов и еще сильнее ожесточало их против врага. 10 августа в деревне Ленмо одиннадцать мужчин были согнаны в одно место и расстреляны. Через десять дней пострадала деревня Анденн близ Намюра. Заявление генерала фон Бюлова, отпечатанное 22 августа и развешанное на стенах домов в Льеже, гласило: «Жители деревни Анденн, поначалу продемонстрировав мирные намерения, коварно напали на наших солдат. С моего разрешения генерал, который командовал этими солдатами, сжег деревню дотла и расстрелял 110 человек».
В деревне Сей были расстреляны пятьдесят жителей. 22 августа немцы, взбешенные упорным сопротивлением французских войск у шахтерского городка Тамин, собрали у городской церкви 384 человека, выстроили их в ряд и расстреляли из винтовок и пулеметов. Младшему из убитых было тринадцать лет, старшему – восемьдесят четыре. На следующий день в Динане произошла еще более масштабная расправа. Заявив, что бельгийские гражданские лица открыли огонь по германским солдатам, ремонтировавшим мост, немцы в качестве карательной меры расстреляли 612 человек – мужчин, женщин и детей. Среди убитых был трехлетний ребенок, которого мать держала на руках.
Два дня спустя, утром 25 августа, немецкий дирижабль сбросил бомбы на Антверпен. Всего за час шесть горожан погибли в своих постелях. Эти медлительные громоздкие летательные аппараты появились в небе над Европой еще до войны. Тогда людям, привыкшим передвигаться на наземном транспорте, они казались едва ли не более удивительным изобретением, чем аэроплан, а после начала войны мирные жители боялись, что во время воздушного налета один такой дирижабль без труда уничтожит целый город. По словам одного из специалистов по истории авиации, «в то время дирижабль был таким же чудом науки и техники, как в наши дни водородная бомба. Устрашающий дамоклов меч, занесенный над склоненными головами врагов Германии» [16]. В первые месяцы войны французский карикатурист Р. Дельвиль изобразил кайзера верхом на дирижабле. Его сопровождал ангел смерти в немецком шлеме, несущий подушку, на которой лежал Железный крест – награда за роль «мрачного воздушного жнеца».
Американский корреспондент Э. Александер Пауэлл во время первого налета дирижабля находился в Антверпене. В записях, опубликованных спустя три месяца в Англии, он рассказывал о «слабости и тошноте», которые испытал, когда вошел в один из домов и осмотрел комнату, где спала женщина. «Взрывом ее буквально разнесло на куски. Пол, стены, потолок – все в пятнах и брызгах. В общем, достаточно сказать, что останки несчастной женщины можно было собрать только с помощью лопаты». Неподалеку на площади один полицейский был убит наповал, а другому оторвало ноги». Женщине, которая проснулась от взрыва первой бомбы и «высунулась из окна посмотреть, что происходит, оторвало голову». В конечном счете погибли десять человек, еще двое вскоре скончались от полученных ран.
В тот же день после успешной контратаки бельгийцев в направлении от Антверпена к Лёвену в германских оккупационных войсках в Лёвене вспыхнула паника. Все началось с того, что одна из лошадей вырвалась и понеслась прочь. Немецкие часовые, не поняв причину суматохи, открыли огонь. Раздались крики «Французы атакуют!», «Англичане атакуют!» и полные угрозы для горожан вопли «Франтиреры атакуют!». После чего пять дней подряд немцы жгли в Лёвене дома и расстреливали мирных жителей. Когда 28 августа в Лёвен приехал американский дипломат Хью Гибсон, немецкий офицер сказал ему: «Мы сровняем город с землей! От него камня на камне не останется! Слышите? Ни единого камня! Мы научим их уважать Германию. Веками сюда будут приезжать люди, чтобы посмотреть, что мы сделали!»
Каждое пятое здание в Лёвене было разрушено, а церковь Святого Петра сильно повреждена огнем. «Тевтонское варварство» потрясло англичан и французов, его широко использовали в пропагандистских целях. В рассказах о чудовищной жестокости, преувеличенных и приукрашенных, звучали слова о «зверствах, не поддающихся описанию», «реках крови» и «горах трупов невинных людей», их сопровождали возгласы и призывы к мести. Намеренное разрушение бельгийских церквей дало повод для новых обвинений в адрес германских правителей. На старых французских почтовых открытках изображен Иисус, который с презрением отталкивает кайзера и уходит от него прочь. Кайзер, стоя на коленях, тщетно пытается удержать Спасителя за руку. На заднем плане виден изуродованный собор.
12 августа, когда германские войска пытались подавить последние очаги сопротивления в Льеже, первые отряды экспедиционных сил Англии пересекли Ла-Манш, пробившись сквозь оборонную линию из 19 кораблей. За десять дней 120 000 человек были переброшены без единой потери. Операция проводилась настолько секретно, что даже через десять дней непрерывной переброски немецкое высшее командование не знало наверняка, что немало британских солдат уже во Франции, а германский флот так и не обнаружил достигшие цели британские транспортные суда. Желание Мольтке столкнуться с англичанами на поле боя исполнилось.
В те дни, когда первые британские солдаты достигли Франции, англичанка Эдит Кэвелл возглавляла школу медсестер в Бельгии. Она обратилась в Times с просьбой направлять в медицинский институт, где она работала, «пожертвования британской общественности», поскольку «раненых придется лечить на континенте, а точнее в Брюсселе. Наш институт, располагающий многочисленным штатом медсестер, готов оказывать помощь сотням раненых, и наши возможности постоянно растут». Эдит Кэвелл обращалась к соотечественникам с призывом «делать пожертвования». Ее письмо было опубликовано 15 августа под заголовком «Английская медсестра в Брюсселе».
