В данном случае вновь имеет место двойная закулисная игра «союзников» России с перспективными балканскими союзниками. Налицо и истинное отношение их к нашему государству.
Но молчание Петрограда не означало, что там перестали интересоваться вопросом об отношении Болгарии к войне. На другой день после того, как было решено направить русский десант к Босфору (2 марта 1915 г.), Верховный главнокомандующий предложил С. Д. Сазонову «употребить все безусловно возможные средства», чтобы заставить Болгарию дать свое согласие на использование русским флотом гавани г. Бургас. Вечером того же дня на совещании трех министров — иностранных дел С. Д. Сазонова, военного генерала от кавалерии В. А. Сухомлинова и морского адмирала И. К. Григоровича — С. Д. Сазонов заявил, что считает обращение к Болгарии за соответствующим разрешением крайне нежелательным, поскольку это потребует крупных компенсаций, а переговоры будут длительными и станут известными противнику, что затянет операцию.
Было признано предпочтительным овладеть Бургасом без разрешения Болгарии (нейтральной на тот момент страны!), для чего флот входит на бургасский рейд, тралит его и остается в гавани, а Бургас превращается в промежуточную базу Черноморского флота.
Отмечалось, что овладеть Бургасом путем открытого насилия все же невыгодно в политическом отношении и желательно обойтись без этого. Обсуждался вопрос о других коммуникационных базах и о том, что предпочтительнее: занять силой Бургас и этим вызвать осложнения с Болгарией или же захватить Зонгулдак или Эрегли на малоазиатском либо Инаду на европейском побережье Турции. Было запрошено мнение командования Черноморским флотом.
4 марта командующий Черноморским флотом адмирал А. А. Эбергард весьма резонно ответил, что вопрос о том, каким образом занять Бургас, относится к компетенции правительства, которое должно решить — нарушить ли нейтралитет Болгарии или нет, но с военной же точки зрения лучше Бургаса базы для флота не существует.
Во всеподданнейшей записке от 5 марта С. Д. Сазонова Николаю II отразилась вся безнадежность позиции России по отношению к Болгарии. С одной стороны, просьба к болгарскому правительству о согласии на использование Бургаса как базы русского флота представляется затруднительной, так как «наше достоинство не позволяет нам подвергнуться возможности получения от Болгарии даже уклончивого ответа, под предлогом необходимости для нее придерживаться и впредь нейтралитета». С другой стороны, «занятие Бургаса без предварительного уговора связано с серьезными последствиями, потому что будет истолковано болгарским правительством как посягательство на его независимость», а в этом отношении российское правительство еще в 80–90 гг. XIX в. имело возможность убедиться в щепетильности не только правительства, но и общественного мнения Болгарии.
В итоге вопрос о Бургасе закрывался, и высказывалось мнение, что «было бы предпочтительнее, чтобы адмирал Эбергард нашел возможным грузиться углем в портах Анатолии». Император поддержал этот подход.
Вынужденная считаться с высочайшей волей, Ставка на этом не успокоилась. Она запросила С. Д. Сазонова о том, каков срок, допущенный правилами нейтралитета для стоянки в болгарских портах военных кораблей воюющих держав. Высказывалась надежда, что удастся добиться от Болгарии продления этого срока сверх обычного (установленного 2-й Гаагской конференцией 1907 г.) 24-часового срока.
Верховный главнокомандующий сообщил министру, что, мирясь с невозможностью пользоваться Бургасом как базой для военного флота, необходимо по крайней мере обеспечить нашим судам возможность грузиться в этом порту углем в рамках предусмотренного международным правом 24-часового срока стоянки в нейтральном порту судов воюющих держав. Поэтому желательно безотлагательно предупредить болгарское правительство о том, «что мы намерены воспользоваться предоставленным нам несомненным правом и рассчитываем на корректное отношение к нам болгар». Причем отмечалось, что всякая отговорка, например ссылка на существование минного заграждения и на отсутствие лоцманов для ввода судна в порт, будет сочтена за недружелюбный акт.
Великий князь подчеркивал, что вопросу о пользовании Бургасом придается «для успешного действия нашего флота у Босфора» решающее значение, в то время как другие порты и стоянки отвергаются.
После поездки Николая II в Ставку дискуссия о Бургасе имела продолжение.
19 марта (на другой день после роковой для Дарданелльской операции неудачи англо-французского флота) начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н. Н. Янушкевич обратился к С. Д. Сазонову с письмом, в котором вновь говорилось о Бургасе. Адмирал А. А. Эбергард высказался о невозможности реализовать Босфорскую операцию, не базируясь на Бургасе, и Николай II вновь указал на необходимость обсудить эту проблему. Император признал «крайне желательным поставить вопрос нашим союзникам, что, т. к. они признают необходимым наше одновременное содействие в овладении Босфором и Константинополем, то как бы они посмотрели на занятие нами Бургаса как промежуточной базы для флота и десанта даже вопреки согласию (но без всякого вооруженного с нею столкновения). В этом отношении мы могли бы действовать лишь в согласии с нашими союзниками». С. Д. Сазонову ставилась задача в кратчайшие сроки выяснить точки зрения союзных правительств по данному поводу.
Как и следовало ожидать, Э. Грей считал, что занятие Бургаса без согласия Болгарии было бы, особенно после 18 марта, серьезной политической ошибкой, которая может привести к гибельным последствиям, и поручил Д. Бьюкенену повторить С. Д. Сазонову возражения английского правительства против такой операции в письменной форме.
Ставка пошла на попятную, и 28 марта Бьюкенен мог сообщить Э. Грею, что великий князь разделяет английские возражения политического характера против занятия Бургаса без согласия Болгарии.
Ни в России, ни в Англии не отдавали себе отчета в значении для Болгарии событий этих недель — сначала успеха, а затем неудачи Дарданелльской операции. Русская контрразведка сообщала об одном любопытном документе от 27 марта, в котором болгарское правительство решило отказать Антанте, а особенно России, даже в той помощи, которую Греция оказывала Франции и Англии. Ни в России, ни в Англии тогда не поняли, что весы болгарской политики склонялись на сторону Тройственного союза.
В Англии в это время усиливалось убеждение, что Дарданелльская операция после 18 марта обречена без содействия болгар на неудачу.
3 апреля британский военный агент объяснял трем дипломатическим представителям Антанты в Афинах, что из всех планов высадки десанта высадка в находившемся в руках болгар г. Дедеагач наиболее перспективна и позволит избежать десанта на укрепленном турками Галлиполийском полуострове.
Болгарский нейтралитет было решено сохранять, о чем Э. Грей сообщал Д. Бьюкенену 9 апреля.
Таким образом, вопрос о занятии двух болгарских портов — Бургаса и Дедеагача — связывался с доброй волей болгарского правительства. И это несмотря на то, что Николай II в резолюции на телеграмме от 14 апреля констатировал, что Бургас нужен как последний этап на пути к Босфору.
В целом русская политика по отношению как к грекам, так и к болгарам в марте-апреле 1915 г. стремилась, максимально использовав потенциал балканских стран, спасти Константинополь и Проливы от захвата их ближайшими балканскими соседями — орудиями в руках Англии, которой требовалось создать объективные условия, ведущие к интернационализации района Проливов.
Дальнейшая борьба за балканских союзников находилась под влиянием двух крупных стратегических событий: неудачи англо-французской попытки овладеть Галлиполийским полуостровом в апреле-мае 1915 г. и успешных действий германо-австрийских войск в Галиции и Прибалтике.
Горлицкий прорыв отбросил русские войска до р. Сан, приведя в дальнейшем к оставлению ими северной Венгрии (к 6–9 мая), а 11 мая началось русское отступление из Галиции. 3 июня пал Перемышль, а 9 июня — Львов. 27 апреля началось германское наступление в Курляндии.
После неудачи апрельской десантной операции в Галлиполи 14 мая в Лондоне наступил острый правительственный кризис, приведший через неделю к коренной реорганизации кабинета Г. Асквита, причем У. Черчилль, на которого возлагалась главная ответственность за Дарданелльскую операцию, лишился должности первого лорда Адмиралтейства.
Все это произвело в рядах колеблющихся нейтральных держав большое впечатление, что было на руку тем общественно-политическим кругам в Греции и Болгарии, которые склонялись на сторону германского блока.
Момент во всех смыслах был упущен, но прекратить Дарданелльскую операцию в Англии сочли невозможным: это подорвало бы престиж союзников как на Ближнем Востоке, так и среди мусульманского мира. Учитывая, что вопрос об усилении десантного корпуса иными воинскими контингентами приобретал первостепенное значение, вновь возрастала важность участия в этом деле Болгарии, так как на Россию в сложившихся условиях не приходилось рассчитывать, а участие греческих войск могло повлечь за собой опасность перехода Болгарии на сторону противника.
