155
Возможно, С. П. Каблуков.
Намек на М. М. Пришвина.
Речь. 1913. № 121, 6 мая. С. 3.
Письма не сохранились.
См.: Карташев А. В. К вопросу о православии Феофана Прокоповича // Сборник статей в честь Дмитрия Фомича Кобеко от сослуживцев по Императорской Публичной Библиотеке. СПб., 1913. С. 225–236. Сборник вышел 15 мая. См. также: Философов Д. Сборник в честь Д. Ф. Кобеко // Речь. 1913. № 142, 27 мая. С. 2.
РО РНБ. Ф. 481. Ед. хр. 184. Л. 3–3 об.
См. также раздел «Полемика» в статье Иванова-Разумника «„Полемика“ и „критика“» (Заветы. 1913. № 5. Отд. II. С. 138–143).
Речь. 1913. 11 мая. № 126. С. 6.
Там же.
Показательно, что Каблуков подал заявление в Совет РФО о сложении с себя должности секретаря общества 20 января, на следующий день после заседания, вызвавшего столь ожесточенную полемику. Подробнее см.: Ермичев А. А. Религиозно-философское общество в Петербурге (1907–1917). С. 137.
РО РНБ. Ф. 322. Ед. хр. 24. Л. 110–110 об.
Речь. 1913. № 142, 27 мая. С. 4.
РО ИРЛИ. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 198. Л. 129.
РО ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 296. Л. 17 об.
РО ИРЛИ. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 338. Л. 3 об.
Полемика Розанова с Ивановым-Разумником была инспирирована критическим откликом Розанова «И шутя и серьезно…» (Новое время. 1911. № 12590, 31 марта. С. 5) на газетные публикации критика о Мережковском. Иванов-Разумник ответил статьей «Юродивый русской литературы (В. В. Розанов)» в сборнике «Творчество и критика» (СПб., [1911]. С. 180–211), который вышел в свет в декабре. Уязвленный «Юродивым…», Розанов ответил Иванову-Разумнику статьей «Бляха № 101» (Новое время. 1911. № 12848, 17 декабря. С. 17).
Цит. по: Розанов В. В. На фундаменте прошлого: Статьи и очерки 1913–1915 гг. М.; СПб., 2007. С. 158–159.
Подробнее см.: Записки Петроградского религиозно-философского общества. Пг., 1914–1916. Вып. 4.
Розанов В. В. Мимолетное. М., 1994. С. 115.
Розанов В. В. Около народной души: Статьи 1906–1908 гг. М., 2003. С. 224–225.
См. письма Н. А. Бердяева к З. Н. Гиппиус и Д. В. Философову 1906–1908 гг.: Письма Н. Бердяева / Публ. В. Аллоя // Минувшее: Исторический альманах. М., 1992. Вып. 9. С. 294–325.
О сугубо «корпоративном» характере заседаний РФО см.: Розанов В. В. Около народной души. С. 405.
Подразумевается реплика Фауста «В Деянии начало бытия» (Гете. Фауст. / Пер. Н. Холодковского. Пг., 1914. Т. 1. С. 39).
Цит. по: Белоус В. Вольфила [Петроградская Вольная Философская Ассоциация]: 1919–1924. М., 2005. Кн. 1: Предыстория. Заседания. С. 24–25.
Ср.: «Вы показываете собою, что вы — письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на платяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3, 3).
РО РНБ. Ф. 481. Ед. хр. 184. Л. 10.
Письма Р. В. Иванова-Разумника к А. М. Ремизову (1908–1944 гг.) / Публ. Е. Обатниной, В. Г. Белоуса и Ж. Шерона; Вступ. заметка и коммент. Е. Обатниной и В. Г. Белоуса // Иванов-Разумник: Личность. Творчество. Роль в культуре. СПб., 1998. Вып. 2. С. 110.
Мне хотелось бы поблагодарить Михаила Безродного, Ренату фон Майдель, Ольгу Русинову и Илону Светликову за помощь в работе.
Белый Андрей. Петербург: Роман в восьми главах с прологом и эпилогом. Л., 1981. С. 47. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте, с указанием страниц.
Это сочетание, «смешение» физической незначительности со статуарной, величественно-государственной, аполлинической скульптурностью связано с отсылками к «Каменному гостю», который вкупе с референциями к «Медному всаднику» составил интертекстуальный субстрат «скульптурного мифа» Белого, см.: Мельникова Е. Г., Безродный М. В., Паперный В. М. Медный всадник в контексте скульптурной символики романа Андрея Белого «Петербург» // Уч. зап. Тартус. гос. ун-та. 1985. Вып. 680 (Блоковский сборник VI).
Пустыгина Н. Г. «Петербург» Андрея Белого как роман о революции 1905 года: (К проблеме «революция сознания») // Там же. 1988. Вып. 813. (Блоковский сборник VIII). С. 153.
Мотивика «живого», «уступающего место» классическим статуям и картинам (причем принадлежащим именно к неоклассицизму), отчуждения неподвижного «образа», репрезентации от «живой» жизни находит свое естественное продолжение в опубликованной в 1917 г. брошюре Белого «Революция и культура», где революция приобретает облик «текучей лавы», «подземного удара», разбивающего «формы», а искусство — скульптуры, «формы Аполлоновой статуи». «Лава» революции, характеризующаяся дионисийской «чрезмерностью» (Белый Андрей. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 451), противопоставлена аполлиническим мере и «гармонии» изваяния, застывшей, скульптурной «формы». Так и не разрешенный в «Петербурге» конфликт между «скульптурой понятий» (Белый Андрей. Восток или Запад // Эпоха. М., 1918. Кн. 1. С. 176–177), «образом» и «формой», с одной стороны (в этот ряд входит как чистая «формальность» неокантианского мышления, подвергшегося острой критике Белого в момент работы над романом (Белый Андрей. Круговое движение. (Сорок две арабески) // Труды и дни. 1912. № 4–5), так и государственность, понимавшаяся им как аполлинический «образ», выстроенный в качестве защиты от хаоса, см.: Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. С. 50) и «текучей», «незастывающей» жизнью — с другой, Белый пытается разрешить в тексте 1917 г., соединить, синтетически связать оба начала («неподвижная статуя ожила в становлении» — Там же. С. 454). Отмечу попутно, что устойчивый у Белого мотив революции, понятой как символический «природный» катаклизм, как землетрясение, встречается и в романе, где именно «трус» угрожает «каменному» миру империи: «… прыжок над историей — будет; великое будет волнение; рассечется земля; самые горы обрушатся от великого труса (разрядка автора. — А.Б. /В файле — полужирный — прим. верст./); а родные равнины от труса изойдут повсюду горбом. На горбах окажется Нижний, Владимир и Углич. Петербург же опустится» (99). Ср. также в лекции Белого «Социал-демократия и религия»: «Одни хотят идеального государства. Другие — идеальной церкви. <…> Одни стремятся разрушить окаменелые формы жизни всемирным землетрясением, другие — всемирным огнем» (Белый Андрей. Социал-демократия и религия // Перевал. 1907. № 5. С. 26). Гибель Петербурга от апокалиптического землетрясения или извержения вулкана была бы смелым обновлением «петербургского мифа», на которое Белый тем не менее не пошел, не развернув процитированный фрагмент. Большим литературным радикалом оказался Александр Грин, опубликовавший в 1914 г. рассказ «Земля и вода», в котором имперская столица гибнет от традиционного наводнения и… землетрясения. Не в качестве ли маргинального рефлекса неразвернутого мотивного ряда следует истолковывать висящую в квартире Аблеуховых «бледнотонную живопись», подражавшую «фрескам Помпеи» (87)? Отмечу также, что мотивика разрушения, в том числе «разрушения каменных форм» (каменной кариатиды, статуй Летнего сада), репрезентируется Белым и традиционным «зубом времени» («железным зубом времени») (51, 142). Об истории и семантике данного мотива см.: Panofsky Е. Studies in Iconology. Humanistic Themes in the Art of the Renaissance. New York; Hagerstown; San Francisco; London, 1972. P. 74, 82–83.
Мотивика «мозговой игры», которой предаются умствующие, «головные» герои романа, объясняет, почему Аполлон Аполлонович является «главой Учреждения», ср.: «Аполлон Аполлонович убегает от жизни в „главу“ <…> но „глава“ эта — желтый дом Аримана: разросшийся череп» (Белый А. Восток или Запад. С. 201). В финале романа Белый в образе Сфинкса сводит вместе мотивы каменного изваяния, подточенного временем, и мертвой «головной» современной культуры: «…вся культура, — как эта трухлявая голова (Сфинкса. — А.Б.): все умерло; ничего не осталось» (418), ср. также мотив «каменного трупа» в «Африканском дневнике»: «В египетском плене мы точим под бьющим бичем неживые массивы культурою возродимого пирамидного трупа» (Белый Андрей. Африканский дневник // Российский архив. М., 1991. Вып. 1.С.431).
