Одно удивительное открытие заключается в том, что наше сознание никогда не бывает «пустым». Это чистое недоразумение – считать, как это часто делают, будто находящееся в состоянии медитации сознание становится пустым и пассивным. Напротив, во время медитации оно заполнено непрерывно возникающими образами и мыслями, чувствами и ощущениями, ум кипит, и его деятельность отнюдь не прекращается. Ум и сознание можно уподобить вечно занятой трудолюбивой пчеле, неутомимо собирающей нектар со своего нейронного поля. Некоторые прибегают к молчанию, надеясь опорожнить сознание, но на самом деле происходит нечто противоположное. Это нелегкое занятие – жить рядом с вечно жужжащим ульем. Еще труднее в этот улей войти.
Как только тишина позволяет уму «успокоиться», он начинает замечать оттенки и мелкие подробности в тонкой структуре функций рассудка и сознания. Тишина – это не то же самое, что отсутствие деятельности, – она больше похожа на стабилизирующую, придающую устойчивость силу.
Еще один удивительный феномен – мимолетность, скоротечность и вечно изменяющаяся природа деятельности сознания. Наши мысли, погрязшие в сутолоке и голосах повседневной жизни, могут казаться чем-то твердым, субстанциональным и неизменным, но за этой ширмой скрывается кипящий вулкан. В тишине становится возможным сбросить эту мнимую твердость, как шелуху, и под ней мы обнаружим прихотливую и изменчивую активность, подобную проносящимся во время шторма облакам.
Сюрпризы поджидают нас на каждом углу: еще один сюрприз – это то, как различные, вполне определенные потоки сознания смешиваются между собой и образуют сложную текстуру сознавания, разворачивающегося в настоящем. Термины качество осознавания и природа сознавания говорят о том, что сознавание и осознавание меняются сами от момента к моменту. По собственному опыту могу сказать, что непосредственность и ясность осознавания идут рука об руку с процессом, в ходе которого (как я себе это представляю) кластеры нейронных импульсов резонируют друг с другом и создают петли реверберации, усиливая активность в определенных сетях и контурах нейронов. По мере того как повторно входящие возбуждения этих петель буквально жужжат в ответ на вызывающие резонанс частоты, их автоусиление может создать значительную мощность, достаточную, для того чтобы пробиться в структуру того, что является нейрональными «условиями» сознавания (каковыми бы они ни были). Под условиями я понимаю здесь не локализацию нейронов, а функцию, создаваемую самой активацией. В такой манере ясное, непосредственное ощущение сознавания может существовать для того, чтобы реализовались ощущения, наблюдения, мысли или состояние знания. Но что такое само сознавание как таковое?
Если мы скажем, что качество сознавания в настоящее мгновение представляет для нас нечто туманное, то каким образом нам доступно осознавание сознавания? Можем ли мы иметь ясное осознавание туманного качества сознавания? Такие метапроцессы, как метасознавание, и позволили назвать наш вид Homo sapiens sapiens – человеком дважды разумным: мы осознаем свое знание о себе.
Масса исследований указывают на способность внимательного осознавания привносить благополучие во многие аспекты нашей жизни. В чем кроется причина? Почему «непредвзятое» и «неосуждающее» обращение внимания на настоящее мгновение действует на нас так благотворно? Мы уже видели, что непредвзятость и неосуждение могут означать отказ от неизбежных стереотипных суждений, порождаемых в результате процессов, исходящих из нашей критически настроенной коры. Избавление от этого автоматизма – во многих отношениях «пробуждение» для того, что же значит по-настоящему жить.
Если сознание представить как колесо, то внимательное осознавание – ступица этого колеса, то есть центральная его часть. Она открывается настолько, что у нас появляется способность видеть обод этого колеса, но мы не даем ему увлечь себя в его вращение (рис. 4.2). Любой элемент обода можно ощущать непосредственно (прямое чувственное восприятие – один из ключевых каналов опыта), наблюдать, выражать в виде концепций, а затем окончательно познавать. Именно таким образом четыре потока осознавания питают реку сознания, превращая его в средоточие нашего разума, и придают нам способность к рефлексивному осознаванию чего бы то ни было: эмоциональной реакции, воспоминания (седьмое чувство), нытья в животе, тяжести в груди (шестое чувство) или образов, звуков, прикосновений или запахов (пять обычных чувств). У нас даже может возникать чувство единения и связи – с собой, с другими людьми. Это своего рода восьмое чувство, которое помогает восприятию отношений.
.
Рис. 4.2. Колесо сознавания: обод, спицы, ступица
Во многих отношениях в точках обода осуществляется фильтрация (всех семи, а возможно, и восьми чувств) сквозь призмы этих потоков (ощущение, наблюдение, концептуализация, знание), после которого они достигают нашего непосредственного сознания и развивают у нас полное осознавание того, что мы воспринимаем и ощущаем. Иногда это осознавание подчиняется какому-то одному из первых трех потоков: ощущению, наблюдению или концептуализации. В другие моменты это осознавание проявляется в состоянии равновесия, после достижения которого возникает знание. Вероятно, уравновешивание этого квартета по мере его фильтрации и проникновения в воспринимающую ступицу нашего разума – на самом деле то, что формирует природу и «качество сознавания».
Когда мы нагружаем тело, осознавание шестого чувства может стать доминирующим. В этот момент сознавание наполнено афферентными соматическими входами, потоком телесных ощущений и лишено лингвистических ограничений. Погружаясь в созерцание какого-либо зрительного образа, мы рискуем потеряться в зрительной красоте и не понять концепцию, зашифрованную в образе. С другой стороны, зрительный образ легко поддается концептуализации, наша деловая и рациональная кора с помощью своих детекторов может сравнить то, что мы видим сейчас, с тем, что видели десятки раз до этого. Такие перекрестные процессы могут затруднить, например, восприятие дерева «как такового». Точно так же согласующий корковый механизм левого полушария может попытаться соединить лингвистическое представление со зрительными входами, отнести его к определенной категории и назвать то, что мы видим. Этот классификационный процесс отдаляет нас от прямого восприятия в модальности первых пяти чувств. Мы можем тем не менее «чувствовать» мысль, но она воспринимается не так, как, скажем, восприятие дерева. В первом случае в потоке, текущем в сознание, преобладает концепция, и «дерево» становится скорее категорией, нежели живым ощущением.
Внимательное осознавание требует баланса осознаваемых потоков. Некоторые ставят на первое место ощущение, но мой непосредственный опыт в данный момент подчеркивает потенциальную важность всех четырех потоков, формирующих ясность и устойчивость внимательности.
Можно задать вопрос, «где» находится чистое сознавание. Можно, конечно, ответить, что «где» не имеет никакого значения, гораздо важнее, что это переживание означает для индивида. Эта сосредоточенность на нашем субъективном опыте очень важна и напоминает нам, что, даже постулируя природу «внимательного мозга», следует проявлять осторожность и излишне не путать с реальностью концептуальные построения по ее поводу, выстраиваемые наукой – нейробиологией или любой другой научной дисциплиной.
Знания о мозге, мышлении, могут, конечно, помочь прояснить некоторые интроспективные наблюдения и ощущения, при этом надо, чтобы концепции, создаваемые нами, согласовывались с различными областями науки. Это не делает науку лучше субъективного восприятия – она просто другая.
Ниже я приведу короткое резюме – какова общая идея стресса и страдания и что представляют собой способы их смягчения с помощью практик внимательного осознавания. В моем представлении предлагаемый мною обзор отфильтрован через призму нейробиологических представлений о межличностных отношениях, насколько это возможно на основании непосредственно пережитого опыта и прочитанной литературы. Хватаясь за предвзятые идеи, ум создает в сознании напряжение между тем, что есть, и тем, что «должно быть». Это напряжение порождает стресс и ведет к страданию.
Роль внимательного осознавания заключается в том, чтобы наделить разум способностью «различать» природу самого разума и сознания, пробуждать человека, побуждать его к пониманию того, что предвзятые идеи и эмоциональные реакции встроены в мышление и являются рефлекторными ответами, которые и порождают внутренний дистресс. С помощью такого разотождествления мыслей и эмоций, с помощью осознания того, что эта умственная ментальная деятельность не равнозначна «я», или «самости», не является при этом чем-то постоянным и неизменным, индивид может позволить им (мыслям и эмоциям) лопаться, подобно пузырям в кипящей воде.
