В 1997 году клуб перешел в виртуальное пространство, получив новое имя – Edge.org. Представленные на этом сайте идеи носят дискуссионный характер; они отражают последние достижения в таких областях, как эволюционная биология, генетика, компьютерные науки, нейрофизиология, психология и физика. Эти достижения полагают начало новой философии природы, новому пониманию физических систем, новым способам мышления, которые ставят под сомнение многие наши базовые постулаты.
В каждом из ежегодных изданий Edge я просил участников проекта ответить на какой-либо вопрос, который внезапно, иногда посреди ночи, приходил на ум мне или кому-нибудь из ученых, с которыми я состою в переписке. Придумать интересный вопрос нелегко. Как говорил мой друг (а временами и сотрудник) Джеймс Ли Байерс, «я могу ответить на вопрос, но достаточно ли я умен, чтобы его задать?»
Я ищу вопросы, ответы на которые трудно предсказать. Моя цель – подтолкнуть людей к мыслям, которые обычно не приходят им в голову.
Вопрос этого года предложил Стивен Пинкер, которого поддержал Даниэль Канеман. Этот вопрос возник из одного замечания Джеймса Флинна – исследователя интеллекта, почетного профессора политических наук Университета Отаго в Данидине (Новая Зеландия). Флинн ввел в научный оборот термин «упрощенная абстракция» (shorthand abstractions, SHA), который обозначает понятия, возникшие в научном обиходе, но вошедшие в нашу повседневную речь. Эти понятия делают нас умнее, поскольку дают возможность построить шаблоны, применимые в самых разнообразных ситуациях. В качестве примера упрощенной абстракции Флинн приводит такие понятия, как «рынок», «плацебо», «случайная выборка» и «натуралистическая ошибка». Флинн полагает, что упрощенная абстракция представляет собой цельный блок информации, который можно использовать как отдельный элемент в размышлениях и дебатах.
Итак:
Вопрос 2011 года от Edge.org
Какая научная концепция могла бы стать полезным когнитивным инструментом для всех и каждого?
Слово «научная» здесь следует понимать в самом широком смысле – как наиболее надежный способ сбора информации о чем-либо, будь то поведение отдельного человека или политика корпорации, судьба нашей планеты или будущее Вселенной. Научная концепция может быть взята из философии, логики, экономики, юриспруденции или любой другой области знания, единственное условие – описание ее может быть очень кратким, но область применения должна быть неограниченной.
«Глубокое время» и далекое будущее
МАРТИН РИС
Почетный президент Королевского общества, профессор космологии и астрофизики, глава Тринити-колледжа (Кембридж), автор книги Our Final Century: The 50/50 Threat to Humanity's Survival («Наш последний век: шансы выживания человечества 50/50»)
Нам надо расширить временные горизонты. Говоря точнее, нам нужно осознавать, что впереди у нас намного больше времени, чем позади.
Наша сегодняшняя биосфера – результат эволюции, продолжавшейся 4 миллиарда лет. Мы можем проследить историю Вселенной до самого Большого взрыва, который произошел около 13,7 миллиарда лет назад. Огромность временных отрезков эволюции, лежащих позади нас, – это сегодня часть общеизвестного знания (хотя, возможно, эта информация еще не добралась до самых глухих уголков Канзаса и Аляски). Но необъятные временные пространства, простирающиеся впереди нас, – это понимание, привычное для любого астронома, не оказывает на нашу культуру сравнимого по силе влияния.
Наше Солнце не прожило еще и половины своей жизни. Оно образовалось 4,5 миллиарда лет назад, но у него есть еще 6 миллиардов лет, прежде чем топливо в солнечном ядре полностью выгорит. Затем Солнце вспыхнет, расширится, поглотит ближайшие планеты и превратит в пар все живое, что к тому времени останется на Земле. Но даже после смерти Солнца Вселенная продолжит расширяться – возможно, бесконечно долго – и будет становиться все холоднее и пустыннее. По крайней мере, это лучшее долгосрочное предсказание, которое могут предложить космологи, хотя никто из них не может с уверенностью сказать, что будет через несколько десятков миллиардов лет.
Осведомленность о «глубоком времени» (deep time), лежащем перед нами, нельзя назвать всеобщей. Большинство людей – не только те, для кого эта проблема погребена в их религиозных верованиях, – считают, что человек является в некотором роде кульминацией эволюции. Но ни один астроном не готов в это уверовать. Столь же правдоподобным кажется предположение, что мы не прошли еще и половину пути в своем развитии. Впереди предостаточно времени для эволюции человека – будь она органической или неорганической – в других существ на Земле и за ее пределами. Качественные изменения в процессе этой эволюции могут быть гораздо более разнообразными и значительными, чем те, что привели к появлению человека из одноклеточных организмов. Это умозаключение выглядит особенно убедительно, если учесть, что в будущем эволюционные изменения будут происходить не на протяжении миллионов лет, темпами дарвиновского естественного отбора, а гораздо быстрее: они будут ускорены генной инженерией, развитием искусственного интеллекта, а также сильнейшим эволюционным давлением окружающей среды, с которым столкнется человек, когда попытается построить обитаемую среду за пределами Земли.
Уже Дарвин понимал, что «ни один ныне живущий вид не передаст своего неизменного подобия отдаленному потомству». Сегодня мы знаем, что наше «потомство» продолжит свое существование в далеком будущем, и изменения будут происходить намного быстрее, чем представлял себе Дарвин. Мы также знаем, что космос, в котором может распространяться жизнь, намного больше и разнообразнее, чем думал автор «Происхождения видов». Люди наверняка не являются конечной ветвью древа эволюции, они всего лишь вид, появившийся на ранней стадии истории Вселенной и обладающий неплохими качествами для самых разных возможностей дальнейшего развития. Но это вовсе не принижает статус человека. Мы, люди, имеем право чувствовать себя уникальными и важными, поскольку мы – первый известный вид, властный распоряжаться собственным эволюционным наследством.
МАРСЕЛО ГЛЕЙЗЕР
Профессор естественной философии, физики и астрономии Дартмутского колледжа, автор книги A Tear at the Edge of Creation: a Radical New Vision for Life in an Imperfect Universe («Разрыв на грани созидания: новое радикальное видение жизни в несовершенной Вселенной»)
Чтобы научная концепция была удобным когнитивным инструментом, она должна быть применима для всех людей. Она должна быть важной для нас как для вида или, точнее, быть ключевым фактором в определении нашей коллективной роли. Эта концепция должна повлиять на наше самосознание, поменять наш образ жизни и планы на наше общее будущее. Эта концепция должна ясно показывать, что мы важны.
Концепция, которая может стать этим мощным, меняющим нашу жизнь «мотором», – это идея о том, что мы, люди на необычной планете, уникальны и уникально важны. Но как быть с коперниканским подходом, согласно которому чем больше мы узнаем о Вселенной, тем менее важными должны себе казаться? Я считаю, что современная наука, которую по традиции обвиняют в том, что она рассматривает существование человечества как бессмысленную случайность в равнодушной Вселенной, на самом деле утверждает прямо противоположное: мы действительно случайность во Вселенной, но случайность очень редкая и уже потому не бессмысленная.
Но подождите! Какое же это «прямо противоположное»? Разве не следует ожидать, что жизнь повсеместно распространена в космосе и что человек – лишь одно из бесчисленных существ, обитающих во Вселенной? В конце концов, мы открываем все больше планет, вращающихся вокруг других солнц (так называемые экзопланеты), и обнаруживаем все новые условия, в которых жизнь теоретически возможна. Кроме того, если законы физики и химии по всей Вселенной одни и те же, жизнь наверняка и будет возникать повсюду. Если она появилась здесь, она могла появиться и на многих других планетах. Так чем же мы уникальны?
Существует огромная разница между жизнью и разумной жизнью. Я имею в виду не «умных» ворон или дельфинов, а разум, способный осознавать себя и развивать технологии – то есть не просто использовать подручные средства, но и превращать материалы в приспособления, способные выполнять множество задач. Я согласен, что, хотя появление одноклеточных организмов зависит от множества физических и биохимических факторов, они вряд ли являются достоянием только нашей планеты. Во-первых, потому, что жизнь на Земле возникла настолько быстро, насколько это возможно, – всего лишь через несколько сотен миллионов лет после того, как условия на планете стали более или менее приемлемыми. А во-вторых, потому, что существуют экстремофилы – жизненные формы, способные выживать в экстремальных условиях (при очень высокой или низкой температуре, очень высокой кислотности и/или радиоактивности, отсутствии кислорода и т. д.). Все это показывает, что жизнь обладает способностью приспосабливаться и стремится занять любые доступные ниши.
