26
К середине XVIII в. как кофейные мельницы, так и специальные жаровни для зерен уже стали в Париже обычным явлением. Более того, похвалу кофе можно встретить в тот период в одном из изданий Голубой библиотеки, что свидетельствует о весьма пестром социальном составе потребителей напитка.
Сен-Пьер вернулся во Францию в июне 1771 г., так что его запасы кофе к моменту знакомства с Руссо (напомним, что настоящая дата первого визита – июль 1771 г.) еще не истощились. Остров Бурбон – дореволюционное (до 1793 г.) название о. Реюньон. Кофе стали разводить здесь, причем чрезвычайно активно, с 1712 г.
Дело здесь не только в относительно высокой стоимости кофейных зерен (все-таки, как было сказано выше, к концу века кофе перестает быть во Франции предметом роскоши), но и в некоторых особенностях личности автора письма, с его явно невропатическим складом.
Следует отметить, что как раз в период своего знакомства с Сен-Пьером (1771–1773) Руссо пытался создать нечто вроде ботанической энциклопедии, но не довел эту работу до конца. «Фрагменты словаря ботанических терминов» были опубликованы посмертно, в 1781 г.
Речь идет о книге медика и ботаника из Монпелье Антуана Куана «История рыб» (Historia piscium, 1769, с параллельным французским переводом), которую Руссо прислал ее автор.
В «Письме Д'Аламберу» содержится рассуждение о вреде неумеренного употребления спиртного и одновременно защита его по сравнению с другой человеческой страстью: женщинами. Интересно, что, в отличие от главной героини «Новой Элоизы», Тереза Левассер не избегала вина.
Это свидетельство Бернардена ценно тем, что позволяет усомниться в степени приверженности Жан-Жака к вегетарианству. Выведенный исследователем соответствующей проблематики М.Онфрэ бином «Молоко против Рагу» (Onfray M. Rousseau ou La voie lactée // Le ventre des philosophes. – P., Grasset, 1989. – P. 78) в данном случае явно не работает. В то же время общие принципы «гастрософии» Руссо здесь налицо: Жан-Жак отдавал предпочтение простой крестьянской пище и критиковал французскую кухню за ее чрезмерную изысканность. Вопрос о вегетарианстве Руссо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд (Guichet J-L. Rousseau, l'animal et l'homme: l'animalité dans l'horizon anthropologique des Lumières. – P., Cerf, 2006. – P. 359). Ю. Миками вообще не считает Руссо вегетарианцем (Mikami J. Les relations sociales chez Jean-Jacques Rousseau: essai de lecture critique de la seconde partie des «Confessions». – Genève, Slatkine, 1987. – P. 67).
Побывавший 11 декабря 1759 г. у Руссо в Монморанси коммерсант Франсуа Фавр (1736–1813) обнаружил на столе философа толстую тетрадь с кулинарными рецептами.
Умение Терезы вкусно готовить подтверждают многие посетители Руссо, включая графа Ф. Д’Эшерни и шотландского адвоката Джеймса Босуэлла. Угощение, которое досталось Босуэллу (он впервые побывал у Жан-Жака в декабре 1764 г.), оказалось весьма обильным и опять-таки не вполне вегетарианским: суп, два сорта вареного мяса, капуста, репа, капуста, морковь, холодная свинина, форель.
Жан-Жак имеет в виду достаточно фривольную эпиграмму своего однофамильца Жана-Батиста Руссо (1670–1741) «Проповедь францисканца» (1757).
Речь идет об основанном на заключительных главах «Книги Судей» стихотворении «Левит с горы Ефремовой» («Le Lévite d'Êphraïm»), написанном в 1762 г., после осуждения «Эмиля» и бегства из Монморанси и опубликованном посмертно в 1781 г. В стихотворении слышатся отголоски преследований Жан-Жака. Вот как об этом сочинении рассказано в «Исповеди»: «Я уверен, что за всю свою жизнь не написал ничего, что было бы проникнуто более умилительной нежностью нравов, отличалось бы более свежим колоритом, более наивным рисунком, большей верностью эпохе, более античной простотой во всем, и это – несмотря на страшный и, в сущности, отвратительный сюжет, так что, помимо всего прочего, за мной была заслуга преодоления трудности. Если “Левит с горы Ефремовой” и не лучшее из моих сочинений, то оно навсегда останется самым моим любимым» (пер. Д.А. Горбова, М.Я. Розанова).
Перу Руссо принадлежат переводы следующих фрагментов «Освобожденного Иерусалима»: 52 первые строфы из первой песни, эпизод «Олинда и Софрония» из второй песни и несколько отдельных строф (Hamman C. Rousseau citant le Tasse. ou les séductions de l’artifice // XVIII siècle, N 1 (38), 2006. P. 511). В «Новой Элоизе» содержится пять цитат из Тассо (чаще всего из того же «Освобожденного Иерусалима); для сравнения: Петрарка в самом знаменитом сочинении Руссо цитируется девять раз. В «Исповеди» приводится одна цитата из «Освобожденного Иерусалима».
Мы пропускаем фрагмент, где Бернарден де Сен-Пьер кратко (и не всегда достоверно) излагает биографию Руссо.
Городок к северо-востоку от Парижа, непосредственно примыкающий к нынешнему Периферийному кольцу. Излюбленное место прогулок не только Руссо, но и многих парижан. Не случайно именно здесь протекала любовная идиллия Генриха IV и Габриэллы Д’Эстре.
Нынешняя площадь Булонского леса – 846 га (для сравнения площадь Измайловского лесопарка – 1534 га).
Эти явные преувеличения, почерпнутые Сен-Пьером из рассказов самого же Жан-Жака, отражают всё те же особенности личности философа и отчасти являются результатом неумеренного чтения им медицинской литературы.
Речь идет об известном враче и ученом Антуане Физе (1689–1765), профессоре медицинского факультета университета в Монпелье, авторе книги Opera medica (1742). Полагая, что у него «полип в сердце», Руссо в 1737 г. обратился к услугам Физа (см. «Исповедь», кн. 6), который не подтвердил этого самодиагноза. Однако написание фамилии Физа в очерке Бернардена (Fitze вместо Fizes) может свидетельствовать о контаминации имен: находясь в Монпелье, Руссо останавливался в доме другого медика, ирландца Томаса Фитц-Мориса (Fitz-Maurice).
В 1763 г. «заочную» консультацию Физа получил проезжавший через Монпелье знаменитый английский писатель Тобиас Смоллетт; соответствующий комический эпизод изложен в его книге «Путешествие во Францию и Италию» (1766).
Тупик Дофен (до 1744 – тупик Сен-Венсан, после 1789 – улица Дофен) становился таковым ночью: его запирали на решетку со стороны Тюильри.
Между тем вскрытие (правда, несовершенное, в соответствии с практикой того времени) не выявило у Руссо никаких урологических заболеваний.
Вообще говоря, речь идет о папахе. Осенью 1765 г., на репетиции «Деревенского колдуна», Руссо облачается в тот же армянский наряд, но его головной убор из серого драпа с пышной меховой оторочкой – нечто среднее между чепцом и папахой. (Yolande Crowe. Le manteau arménien de Jean-Jacques Rousseau. http://doc.rero.ch/lm.php?url=1000,42,23,20070126092909-PZ/manteau.pdf).
Думается, это не единственная причина использования Руссо армянского костюма: в XVIII в., под влиянием общей ориенталистской моды, он приобретает известность во Франции. Руссо заказал себе соответствующий наряд в Монморанси в 1762 г., но из-за начавшихся в связи с публикацией «Эмиля» гонений долго пользоваться им ему не пришлось; зато, оказавшись в Швейцарии, он не расстается с ним. Вот как об этом говорится в «Исповеди»: «Я заказал себе небольшой армянский гардероб, но поднявшаяся против меня буря заставила меня отложить перемену костюма до более спокойных времен; и только через несколько месяцев, когда мне пришлось из-за новых приступов опять прибегнуть к зондам, я нашел возможным, ничем не рискуя, надеть эту новую одежду в Мотье (небольшой городок к юго-востоку от Нёшателя. – К.Ч.), – особенно после того, как посоветовался с местным пастором и он сказал мне, что я могу приходить в ней даже в храм, не вызывая скандала. И вот я надел куртку, кафтан, меховую шапку, пояс и, отстояв в этом одеянии церковную службу, убедился, что вполне удобно пойти в нем и к милорду маршалу. Его превосходительство, увидев, как я одет, произнес вместо всякого приветствия: “Салям алейкум!”; этим все кончилось, и я уже не носил другой одежды».
Точная дата и время происшествия указана во второй из «Прогулок одинокого мечтателя» – 24 октября 1776 г., около шести вечера. Кроме того, Руссо уточняет место действия – «почти что насупротив Галантного Садовника» (скорее всего, кабачок, название которого позаимствовано из популярной пьесы Данкура). Современные «парижеведы» установили адрес, где Руссо упал без чувств: угол нынешних улиц Оберкампф и Сен-Мор.
Парижский квартал Менильмонтан находится на холме; чтобы пройти оттуда на улицу Платриер, нужно было спускаться вниз.
Случаи, когда бежавшие перед каретами датские доги – этих крупных и сильных псов порой именовали danois de carrosse – набрасывались на прохожих, были во времена Руссо нередки. Иногда вместе с собаками бежали и специальные слуги, так называемые coureurs. Пёс, налетевший на Жан-Жака, принадлежал маркизу Мишелю Пеллетье де Сен-Фарго (1736–1778). Огромный дворец, выстроенный его отцом, интендантом финансов (разрушен в XIX в.), располагался в районе пересечения нынешних улиц Менильмонтан и Пельпор. (Denis G. Sur les pas de Rousseau, entre Ménilmontant et Charonne. http:// www.gambetta-village.com/?q=sur-les-pas-de-rousseau-entre-menilmontant-et-cha-ronne). Имя Сен-Фарго носят улица и одна из станций парижского метро.
