Точно так же при перечислении основных регистров мужских голосов греки используют импортные термины: mpásos (произносится как basos), barýtonos и tenóros. Это должно казаться им странноватым, потому что буквальное значение barýtonos – тяжелый глубокий тон, что лучше описало бы самый низкий голос, чем слово mpásos, которое происходит от латинского слова bassus, означающего просто низкий. Еще одна странность со словом stēthoskópio. Мы-то его используем не задумываясь, а вот грекам должно быть чудно, что медицинский инструмент называется наблюдатель за грудной клеткой, хотя предназначен для прослушивания.
Не то что бы греков такие тонкости сильно волновали. Они в восторге от того, что никакой из живых языков не повлиял на европейский лингвистический пейзаж больше греческого. И никакие иностранные поделки и сомнительные двойники не уменьшат их гордости – или, если использовать древнегреческое слово, их hyperēphanía – за свой язык.
Английский заимствовал из древнегреческого и несколько более приземленных слов, чем те, что обсуждались выше. Например: butter (масло) и school (школа). Из новогреческого пришли слова feta (греческий сыр из овечьего или козьего молока) и ouzo (греческая анисовая водка).
Krebatomourmoúra – буквально: ворчанье в постели, по значению близко к постельному разговору, но с большей долей несогласия.
30
Прибытие в Порто
Португальский
Для римлян слово plicare исходно значило складывать или скатывать. И для каталонцев, итальянцев и французов, унаследовавших это слово (в виде pleagar, piegare и plier соответственно), оно по-прежнему значит складывать. Но в своих путешествиях на восток, на запад и даже за море слово насобирало удивительный букет разнообразных значений.
Одно из них – уезжать. В этом смысле его используют румыны в форме pleca. Это значение может показаться странным, но для любого туриста логика очевидна: перед тем как уехать, палатку надо скатать. Аналогично, когда мы посылаем кого-то складывать вещички, нам не важно, упакует он свои вещи или нет, важно, чтоб он убрался. Согласно одной из теорий, за сдвиг значения слова со складывать на уезжать отвечают римские армии, которые занимали территорию современной Румынии во II в. Но более правдоподобна другая версия, по которой складывали вещички сами румыны, которые многие столетия вели в основном кочевую жизнь. А уж странствующие пастухи знают толк в сборах.
Лиссабонский памятник португальским мореплавателям, многие из которых прибывали (chegaram) в интересные места, – отсюда его название: Памятник открытиям.
Chegadas: Kyller Costa Gorgônio/flickr.
Пока румыны проводили средневековье в сухопутных кочевьях, на другом краю Европы португальцы исследовали моря. Не случайно название их страны и второго по величине города – Порто – происходит от латинского слова portus (порт). Они тоже получили plicare в наследство от латыни – и, следуя привычке заменять pl в начале слова на ch, превратили его в chegar. Но, будучи моряками, они складывали и скатывали совсем другие вещи, прежде всего паруса. И не тогда, когда уезжали – тут-то они, конечно, паруса разворачивали и поднимали, – а когда прибывали в пункт назначения. В результате в португальском слово приобрело прямо противоположное значение: прибывать.
Кстати, то, что португальское слово прибывать связано с мореплаванием, ни в коей мере не является исключением. В течение столетий плавание было единственным способом быстро преодолевать большие расстояния. У тех же самых каталонцев, итальянцев и французов, которые сохранили за словом plicare значение складывать, для приезда тоже используется морской термин: arribar, arrivare, arriver. Это слово буквально значит сходить на берег – от латинского ad (на) и ripa (берег).
Еще один язык присвоил plicare значение, промежуточное между португальским и румынским – английский. По-английски ply может значить складывать или слой (как в слове plywood – фанера), но может значить и регулярно двигаться по – как в предложении the ferries ply the route from Newhaven to Dieppe (паромы ходят по маршруту Нью-Хейвен – Дьепп). В этом случае слову plicare пришлось пройти более извилистым путем. В латинском языке возник глагол applicare с приставкой ad-[5], означающий что-то вроде следовать курсом. Через старофранцузское apl(o)ier слово превратилось в английское apply. В значении двигаться по слово потеряло свой первый безударный звук и превратилось просто в ply.
В итоге слово plicare породило в индоевропейских языках множество разных слов (в этом абзаце курсивом выделены его русские потомки). История plicare эксплицитно показывает, что при переходе из одного языка в другой значение слова может измениться. Это должно служить нам предостережением, потому что людям свойственно имплицитно полагать, что родственные слова в разных языках имеют сходные значения. (Реплика в сторону: а если у заимствованного слова не возникло нужного значения, то слово приходится заимствовать заново. Похоже, именно так и происходит со словом application: поскольку у слова аппликация нет значения «прикладная программа», в русском языке появилось – пока неофициально – слово аппы (от apps), в котором уже совсем трудно опознать потомка plicare.)
Большинство заимствований из португальского пришло в английский через колонии, включая местные слова: dodo (дронт) и banana (банан), а также португальские слова для местных явлений: fetish (амулет) и caste (каста). Из самой Португалии заимствовано слово baroque (барокко).
Pesamenteiro или pesamenteira – буквально соболезнователь; обозначает незваного гостя на похоронах, квазискорбящего, который приходит только ради еды и выпивки.
31
Знакомьтесь – снорбы
Сорбский
Сорбы стесняются своих артиклей: им кажется, что в порядочном славянском языке не место таким противным словечкам, как the или a. Честно говоря, славянскому – да и неславянскому – миру до этого нет особого дела. Мало кому известно, что около пятидесяти тысяч жителей юго-восточного закоулка бывшей ГДР говорит не на немецком, а на языке, похожем на чешский и польский и называющемся сорбским. Однако для самих сорбов это важный вопрос самоидентификации.
Стиснутые со всех сторон немцами, сорбы хотели бы, чтобы их язык звучал так же, как языки их славянских братьев. А в чешском и польском артиклей нет. И все-таки чешский и польский часто используют слова jeden (один) и ten (тот). Строго говоря, это не артикли. Один – это числительное, а тот – указательное местоимение. Но числительные и указательные местоимения – это как раз такие слова, которые с течением времени могут превратиться в артикли. Английский артикль the начал свою жизнь как указательное местоимение мужского рода (that было его близнецом среднего рода), а старым обозначением для слова one (один) было слово an, которое произносилось так, что рифмовалось со словом rain, но уже смахивало на артикль, в который оно позже и превратилось. Аналогично во многих романских языках неопределенный артикль мужского рода un произошел от латинского числительного unus (один), а определенный артикль женского рода la произошел от латинского указательного местоимения illa (та). Даже в наше время артикли не всегда легко опознать. Une maison (французский), una casa (итальянский и испанский), ein Haus (немецкий): все это может значить и (некий) дом и один дом – в зависимости от контекста. Аналогично, das Haus – это не только (конкретный) дом, но и тот дом, хотя в последнем случае скорее скажут das Haus da (этот дом там). Коротко говоря: границы размыты.
В Восточной Германии сорбская культура и язык были возрождены после многих лет притеснений во времена фашизма.
