По расчетам Антонова, человек вполне способен создать достаточно мощное поле, чтобы запустить данный процесс. Этим можно объяснить и механизм воздействия на атмосферные явления колдунов, шаманов и «заклинателей дождей». Например, звуковая волна от бубна долбит капли воды при тумане или низкой облачности. Попав в резонанс, она заставляет их пульсировать и перемещаться, сливаться в более крупные со всеми вытекающими из этого последствиями. При определенных условиях в атмосфере такое воздействие вполне может вызвать дождь. Точно так же и сильный экстрасенс как бы нажимает на спусковой крючок, когда направляет, хотя бы с помощью таза, свое электромагнитное излучение на облако. В результате в нем нарушается динамическое равновесие и выпадают осадки.
В свете этой теории становится понятно, почему вызывают дождь африканские тамтамы и как украинские «биоэнергетики» разгоняют тучи. В ТОО «Авиаконверсия» уже разработан генератор специальных электромагнитных сигналов, которые включают практически полный ассортимент возбуждений для капелек в тучах. Не исключено, что в недалеком будущем появятся электронные «экстрасенсы-колдуны», способные управлять туманам и, дождями и вообще погодой.
Сергей Демкин
К югу от мыса Ява. Часть V
Роман. Продолжение. Начало в №7,8/1995
Глава VIII
Нескончаемо и безымянно тянулись часы под голубым безоблачным небом, расцвеченным яростным сиянием тропического солнца, и по-прежнему шлюпка номер один с пыхтением ровно двигалась на юг, волоча за собой на буксире вторую. Обычный запас топлива для шлюпки рассчитан всего на сотню миль при работе двигателя на полную мощность. Но у Маккиннона хватило предусмотрительности взять с собой несколько дополнительных канистр с бензином, и у них достаточно топлива, чтобы даже при плохой погоде дойти до Лепара, острова, размерами примерно с остров Шеппи, расположенного немного к западу от выхода из Мэклсфилдского пролива. Файндхорн, с его пятнадцатилетним опытом плавания в этих местах за плечами, знал Лепар как свои пять пальцев и, что самое главное, знал, где там можно отыскать много бензина. Единственным неизвестным оставались японцы, которым было вполне по силам захватить остров. Однако принимая во внимание факт, что их сухопутные силы слишком широко разбросаны, возможность оккупации столь маленького клочка суши представлялась маловероятной. С большим же запасом бензина и пресной воды на борту можно было плыть куда угодно, хоть до Зондского пролива между Суматрой и Явой, — особенно в сезон северо-восточных пассатов.
Но пока пассатами и не пахло — не было даже легчайшего западного бриза. Воздух был абсолютно неподвижен и удушливо-горяч, а едва заметное его колебание от движения шлюпки казалось скорее пародией на прохладу и было хуже, чем просто ничего. Сверкающее солнце начало садиться, плавно опускаясь далеко на западе и оставаясь при этом палящим. Оба паруса Николсон приспособил под тенты, натянув кливер над носовой частью шлюпки, а привязанным к середине мачты люггером накрыв корму насколько хватило его длины. Но даже под таким прикрытием жара по-прежнему была гнетущей: ртутный столбец застыл где-то между восемьюдесятью и девяноста градусами по Фаренгейту при относительной влажности более восьмидесяти пяти процентов. В любое время года в Ост-Индии температура воздуха редко падает ниже восьмидесяти. Нечего было и думать о ее уменьшении, как и надеяться найти хотя бы минутное облегчение в воде, температура которой ненамного отличалась от температуры воздуха. Так что пассажирам оставалось лишь вяло и апатично обмякнуть в тени импровизированного тента и, потея, молиться о заходе солнца. Пассажиры...
Кроме самого Николсона, на борту насчитывалось семнадцать человек. Из них, с учетом войны и необходимых знаний по навигации, по-настоящему положиться можно было только на двоих: на высокого профессионала Маккиннона — хладнокровного, несгибаемого стоика, стоившего двоих; и Ван Эффена, еще одну «неизвестную величину», доказавшую, однако, свою решительность в экстремальной ситуации. О Вэнньере с уверенностью судить было сложно: всего-навсего юноша, он, возможно, и выдержит длительные тяготы и лишения, но покажет это только время. Уолтере, все еще выглядевший больным и потрясенным, мог быть полезен лишь после окончательной поправки. Вот, пожалуй, и все.
Касательно же других... Второй стюарт Гордон, тонколицый человек с водянистыми глазами — неизлечимо скрытная личность — отличался вороватостью. Сегодня он все время таинственным образом исчезал со всех вверявшихся ему постов, что просто бросалось в глаза. К тому же ни моряком, ни бойцом в общем смысле этого слова назвать его нельзя, как нельзя доверить и что-либо, не связанное с его личной постоянной безопасностью или выгодой. Ни мусульманский священник, ни странный, загадочный Фарнхольм, сидевшие на одной банке и о чем-то таинственно перешептывавшиеся, тоже никак сегодня себя не проявили. На свете не было еще более благожелательного и порядочного человека, чем Уиллоуби, однако, вне машинного отделения и его любимых книг и несмотря на все его, скорее, патетическое желание быть полезным, не сыскать личности беспомощнее и нерешительнее милого второго механика. Капитан, рулевой Ивэнс, Фрейзер и молодой матрос Дженкинс были в слишком плачевном состоянии, чтобы требовать от них более чем символической помощи. Молодой солдат Алекс — чья фамилия, как узнал Николсон, была Синклер — как и всегда, беспокойно и бепрестанно переводил широко раскрытые глаза с одного сидевшего в лодке на другого и непрерывно вытирал ладони о брюки на бедрах, словно желая стереть с них какую-то нечисть. Оставались только три женщины и маленький Питер, да еще Сайрен со своими головорезами, от которых можно ожидать чего угодно. Перспективы, по большому счету, открывались безрадостные.
Единственным на обе шлюпки счастливым и беспечным человеком был маленький Питер Тэллон. Одетый лишь в коротенькие белые шорты с лямками, он, казалось, не был подвержен влиянию жары или чего-либо еще, беззаботно покачиваясь на кормовых шкотах и грозя каждую секунду перевалиться на борт. Так как общность переживаемых событий порождает доверие, Питер перестал с опаской относиться ко всем членам команды, и только Николсон не удостоился пока его, хотя бы сдержанной, симпатии. Всякий раз, когда старший помощник, чье место у румпеля было ближе всех к Питеру, предлагал ребенку кусочек галеты или стакан разбавленного водой сладкого сгущенного молока, тот, робко улыбнувшись, наклонялся вперед и, схватив предложенное, вновь отстранялся, ел и пил, глядя на Николсона исподлобья с подозрением в прикрытых веками глазах. Если же старший помощник протягивал руку, чтобы потрепать его по плечу или взъерошить волосы, Питер стремительно бросался в объятия сидевшей по правому борту мисс Драхманн, запуская одну пухлую ручку в ее блестящие черные волосы, что неизменно вызывало у девушки невольное «ой!», и одаривал Николсона пристальным суровым взглядом, пряча глаза за растопыренными пальцами левой руки. Подглядывание сквозь пальцы вообще было его любимым трюком, возможно, ребенку казалось, что это позволяет оставаться незамеченным. Радуясь шутовству Питера, Николсон на некоторое время забывал о войне и их почти безнадежном положении, но рано или поздно горечь реальности вгоняла его в отчаяние со все возрастающим страхом за дальнейшую судьбу мальчика, если он попадет в руки японцев.
А японцы настигнут их обязательно. Николсон не сомневался в этом, как и в том, что не сомневается в этом и капитан Файндхорн, несмотря на оптимистические разговоры о плавании к Лепару и Зондскому проливу. Японцы знали об их местоположении с точностью до нескольких миль и могли найти и уничтожить их, когда им вздумается. Единственной загадкой было то, почему они до сих пор не сделали этого. Интересно, подумал Николсон, а догадываются ли остальные, что часы их свободы и безопасности сочтены, что кошка только забавляется с мышкой? Но если они и догадывались, это никак не отражалось на их поведении и внешнем облике. Во многом беспомощные и бесполезные, находившиеся в шлюпке люди были страшной обузой для любого, надеявшегося вывести их из зоны риска, однако Николсон не мог не признать за ними одного неоспоримого достоинства: не беря в расчет Гордона и не оправившегося от шока Синклера, их моральный дух вызывал восхищение.
Без единой жалобы они с полной самоотдачей занимались укладкой одеял и провизии с максимальной компактностью, освобождая места для раненых, жертвуя собственным комфортом. Раненые же, подхватывая общее настроение, безропотно внимали наставлениям Николсона и занимали свои далеко не удобные ложа с веселой охотой. Две санитарки, при на удивление квалифицированной помощи генерала Фарнхольма, в течение почти двух часов корпели над пострадавшими и прекрасно справлялись со своими обязанностями. Никогда еще требования страховых компаний о том, что спасательные шлюпки должны быть обеспечены санитарными сумками и пакетами первой помощи со всем необходимым, не казались столь оправданными и не были столь удовлетворены: нашатырь, омнопон, сульфаниламидный порошок, кодеин, противоожоговые мази, бинт, марля, вата и прочие перевязочные материалы, — всего этого было предостаточно и в полной мере использовалось. Кроме того, у мисс Драхманн был при себе собственный хирургический комплект, и с помощью боцмана, вырубившего из шлюпочных рыбин ножом и топориком отличные лубки, она за десять минут обработала и зафиксировала искалеченную руку капрала Фрейзера.
