В противовес этике добродетелей И. Кант развил этику долга. По Канту, идеал добродетели, безусловно, может вести к добру, но он, случается, приводит и к злу – когда им распоряжается тот, в венах которого течет «холодная кровь злодея». Почему это происходит именно так? Потому что в добродетелях добро нашло свое частичное и относительное, неполное выражение. Решающим, основополагающим критерием добра может быть лишь то, что является добром без каких-либо оговорок и ограничений. Критериями добра оказываются моральные законы, максимы типа «Не убей», «Не лги», «Не воруй».
Этика долга имеет и в наши дни многочисленных сторонников, тем не менее многие критикуют ее за известную отстраненность от жизни и склонность к догмам. В этой связи была развита этика ценностей. согласно которой существуют только относительные ценности, относительное добро. И к тому же ценности надо подсчитывать, калькулировать, только так можно избежать этических химер. Наиболее значительными разновидностями этики ценностей являются английский утилитаризм и американский прагматизм.
Английский утилитаризм был развит А. Смитом, И. Бентамом, Дж. С. Миллем. Латинский термин «утилитас» означает пользу, выгоду. В рамках утилитаризма важнейшим критерием добра оказывается достижение пользы, но не во что бы то ни стало, а в соответствии со знаменитой формулой Бентама: «Наибольшее счастье для наибольшего числа людей». Саму полезность И. Бентам понимал как наслаждение при отсутствии страданий.
Каждая из трех этик обладает как недостатками, так и достоинствами. Этика добродетелей концентрируется на понимании морального облика отдельной личности, этика долга ставит на первое место всеобщие моральные законы, этика ценностей рассматривает бытие человека в мире. Насущной задачей является синтезирование трех этик, объединение их сильных сторон.
76. ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРИРОДА И СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ РЕЛИГИИ
Религия – мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение, определяемое верой в существование Бога, или же, в более широком смысле, чувство связанности, зависимости и долженствования по отношению к тайной силе, дающей человеку опору и достойной поклонения. Если мифология очеловечивает мир, упорядочивает социальную практику, поддерживает жизненные начала культуры, то религия выводит человека за рамки реальности. В этом состоит их главное отличие.
Само же слово «религия» может относиться не только к вере в Бога или в богов – в невидимых запредельных существ разного уровня могущества – но и к любой безусловной вере, напр. в науку (в этом значении понятие «религия» употреблял академик Вернадский).
Парадоксально, но оказывается, что вера в Бога как в абсолютное существо, находящееся за границами самостоятельного рационального познания людей, более основательна, чем вера в конечную человеческую науку, с позиций самой же науки. Если представить себе картину мира как круг, граница которого – граница познанного, то наука объясняет непознанное исходя из объективно познанного, а религия объясняет познанное исходя из объективно непознанного.
Массив непознанного людьми бесконечен, а познанного – конечен. Границу круга познанного с непознанным составляют неразрешенные и даже иногда неразрешимые с точки зрения науки сомнения. Причем чем шире область познанного, тем больше его граница с непознанным. И упомянутые неразрешимые сомнения берется разрешить религия. В отличие от научного знания, основные принципы которого это объективность знания, причинная обусловленность и системность, религия пытается дать мистическое знание о нашем мире, источник которого – сфера непознанного или же сфера принципиально непознаваемого для человека. Отвергать мистическое знание религия не может – для этого у нее нет фактологической основы, потому что у сферы непознанного человеком этой основы и не может быть. Пытаясь же отвергать религиозные откровения, наука косвенно признает возможность влияния иррациональной сферы на объективный мир. До конца XVII в. деятели науки стремились сосуществовать с религией, и, как правило, избегали открытой критики ее основных положений. Более того, представители религии активно вмешивались в обсуждение научных вопросов. Причем иногда они были правы (напр., в критике географических расчетов Колумба), а иногда не правы (напр., в осуждении гелиоцентрической системы Коперника). В эпоху Просвещения началась критика религиозных концепций, нашедшая поддержку со стороны государств, стремившихся к секуляризации – отчуждению церковного имущества.
В целом становление научного мировоззрения (начиная с VII в. до н. э.) отражало переход человечества от приспособления к окружающему миру к установлению разумного контроля над его стихиями. Начиная с конца XVII – начала XVIII вв. научное мировоззрение стало преобладать сначала в идейной, а затем и в практической сфере человеческой жизни.
77. РЕЛИГИОЗНАЯ ФИЛОСОФИЯ К. ЮНГА, М. ВЕБЕРА, Э. ДЮРКГЕЙМА
По мнению К. Юнга, из-за того, что человечество разучилось контролировать с помощью религии свою собственную психику, оно поплатилось войнами, революциями и другими социальными катаклизмами ХХв.
Религия выполняет важные социальные функции:
1) согласно М. Веберу религия выполняет важнейшую социальную функцию – функцию целеполагания, или определяет пока что недоступные рациональному осознанию цели, стоящие перед обществом, которые достигаются с помощью совершенствования средств на уровне рационального сознания, с помощью науки. И как средства без цели бессмысленны, так и цель без внимания к средствам ее достижения достигнута быть не может, поэтому наука и религия представляют собой взаимодополняющие и равно необходимые стороны единого человеческого мировоззрения;
2) согласно французскому философу Э. Дюркгейму религия еще и сплачивает общество или выполняет консолидирующую функцию;
3) кроме того, поскольку религия оценивает и снабжает смыслами всю совокупность знаний и значений, которые вырабатываются в различных сферах деятельности, то она выполняет нравственную функцию;
4) поскольку религия компенсирует объективное бессилие человека перед природой, обществом и собственными эмоциями, то она выполняет компенсаторную функцию. В итоге для человека снижается значение эмоционального отношения к внешнему миру, излишнее доверие к нему и мирским побуждениям и в целом ограничивается роль природы в сознании человека. Главное же внимание человека переносится на некий высший объект, выходящий за рамки человеческого бытия и понимания. Таким образом, религия делает возможным оптимистический взгляд на жизнь, делает ее осмысленной и возможной. Единство форм познания единого мира является одной из установок формирования культурной, этнической и профессиональной толерантности.
78. СООТНОШЕНИЕ ФИЛОСОФИИ И ИСКУССТВА
Соотношение искусства и философии исторически менялось. Для эпохи Возрождения не было ничего эпатирующего в том, что Леонардо да Винчи называл живопись «истинной философией», поскольку живопись, по его словам, самостоятельно обнимает первую истину.
Для XIX в. на первый план выдвинулась проблема иерархического строения здания гуманитарных наук. Так, Шеллинг и романтизм вообще, ставя искусство (особенно музыку) выше науки, провозглашали его главенство и над философией, а Г.В.Ф. Гегель, наоборот, при всей признаваемой им значимости эстетического венчал здание самопознания абсолютной идеи его высшей формой – философией.
Однако с кризисом рационализма изменился и тот смысл, который привносился западной философией в вопрос о соотношении искусства и философии. Стремление отчетливо развести эти формы и установить между ними иерархическую субординацию сменилось как бы возвратившейся исторической тенденцией к их совмещению или даже почти отождествлению. Однако, в отличие от ушедших исторических эпох, это очередное сближение искусства и философии происходило уже на иных основаниях. Уже не поэзия, не живопись и не музыка, а художественная проза признавалась естественной сферой этого содружества, и уже не искусство уподоблялось философии, что предполагает где-то в своей глубине большую значимость философии, но философия стала уподобляться художественной прозе, что, напротив, предполагает исходное превосходство искусства (продолжение линии романтиков).
Сначала А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, затем Г. Риккерт и А. Бергсон объединили философию и искусство на том основании, что они одинаково далеко отстоят от практики и то и другое есть целостное «созерцающее» постижение жизни, использующее не столько логику понятий, сколько иррациональную интуицию. Плодом этого совмещения стал новый жанр литературы – «интеллектуальная романистика» (Т. Манн и др.). Естественно, что такое сближение осуществлялось только в рамках тех направлений философии, которые строились на тезисе о бессилии логико-понятийных познавательных средств и потому неизбежно должны были ориентироваться на «сверхпонятийные» – художественные – способы постижения истины. Таково было, напр., направление экзистенциализма, в русле которого творили А. Камю, Г. Марсель и Ж. – П. Сартр; их философские сочинения были насквозь художественны, а художественные – насквозь философичны.
